Я поднял глаза на Питерсона.

– Стейнз, – произнес я. – Я нашел «стейнз», то есть пятна! Кемпбелл имел в виду какого-то человека по имени Айвор Стейнз.

Питерсон недоверчиво посмотрел на меня.

Письмо на кремовой пергаментной бумаге было кратким:

Письмо было получено осенью, по всей вероятности, после того как Сирил побывал у Алистера Кемпбелла и, видимо, узнал от него все то, что бедный маленький репортер-шотландец с такой безнадежной решимостью хотел сообщить мне.

– Мы должны связаться с ним, – сказал Питерсон.

Телефон не был отключен, но нам потребовался почти час, чтобы выяснить, как дозвониться до острова Кэт. Дело оказалось далеко не простым. На остров, сообщили мне, проложен всего один кабель, и придется ждать, пока подойдет моя очередь. Телефонистка позвонит, когда мой абонент выйдет на связь.

Мы сидели в сгущавшихся сумерках. Я закурил трубку. События переплелись в моей голове в беспорядочную паутину наподобие незнакомой карты дорог в неведомой стране. Составлять списки действующих лиц я давно бросил. Перестал беспокоиться и о связях между ними – все равно я ни в чем не мог разобраться. Столько имен и фамилий, столько угроз, опасностей и смертей! Как только я падал духом, меня начинали всерьез терзать опасения, что я не выберусь живым из этой истории. Когда же на меня наваливалась усталость, как, например, сейчас, я переставал верить в то, что все это вообще мне нужно.

Раздался телефонный звонок, и мы оба вздрогнули. В трубке щелкало и шумело, точно ветер и дождь свистели прямо в ухо. Но вот издалека отозвался слабый голос.

– Могу я поговорить с сэром Айвором Стейнзом? – прокричал я. – Мое имя Джон Купер.

Еще несколько слов, и помехи исчезли, водворилось полное молчание, потом раздался металлический щелчок и пронзительный голос, тоже словно металлический, произнес:

– Айвор Стейнз у телефона, мистер Купер. Чем могу быть полезен?

– Я брат Сирила Купера…

– Ага, понятно… и внук Остина Купера. Где вы сейчас находитесь, дружище? – Пронзительный голос звучал теперь почти радостно.

– В Лондоне. Мне хотелось бы встретиться с вами, если можно.

– Ясно. Как поживает ваш брат?

– Он умер. Потому-то я здесь.

Наступила долгая пауза, а потом я услышал:

– Повторите, пожалуйста.

– Мой брат Сирил мертв. Поэтому я и хочу увидеться с вами.

Питерсон, не отрываясь, глядел на дождь, хлеставший по подоконнику. Его сигара давно погасла.

– А-а, естественной смертью, значит?

– Нет.

– Мне, право, очень жаль… А могли бы вы приехать на остров Кэт?

– Да, мы можем приехать, если вы скажете, где он находится…

– Мы?

– Я не один, с другом.

Голос на противоположном конце провода стал менее приветливым.

– Поезжайте до мыса Лендс-Энд в Корнуэлле. Остров находится на некотором удалении от берега. До Лендс-Энда вы доберетесь к полудню завтрашнего дня на поезде или на машине. Мой человек приедет за вами на катере в шесть вечера. Его зовут Даусон, катер называется «Лир». Он доставит вас на остров, тут мы и поговорим. Все поняли?

– Абсолютно, – ответил я.

– Тогда до завтра, – сказал он, и на этом разговор закончился.

В густеющих сумерках по-прежнему лил косой дождь. Над Беркли-сквер, где некогда распевали соловьи, неслись облака, похожие на акварельные пятна. Мы снова пересекли площадь, дошли по Маунт-стрит до Парк-лейн, постояли, ежась от сырости и глядя на лоснящуюся от влаги зелень Гайд-парка. Питерсон набрал полную грудь воздуха. В густых потоках дождя вспыхивали фары автомобилей.

Мы прошли между дворцовыми греческими колоннами гостиницы «Гроувенор-хаус», где получили немыслимо дорогой номер с видом на улицу и парк. Питерсон остановился у окна, пристально глядя на струи дождя.

– Остров Кэт… – произнес он. – Наверное, на этом острове дождь льет не переставая.

На следующий день рано утром, подзаправившись как следует яичницей, копченой рыбой и сдобными булочками и прихватив термос с кофе, мы взяли напрокат автомобиль и отправились в Лендс-Энд, полагаясь только на карту шоссейных дорог и способность Питерсона вести машину при левостороннем движении. Если погода и менялась, то явно к худшему. «Дворники» на ветровом стекле работали без передышки. Фары не выключались целый день.

В прокатной конторе нас предупредили, что Корнуэлл – почти что заграница. И действительно, стоило нам свернуть влево, к Морвенстоу, чтобы выехать на дорогу, идущую вдоль берега, как я заметил надпись, сделанную мелом на кирпичной стене: «Мебьон Керноу!» («Автономия Корнуэллу!») С силой налетал дождь с Атлантики, размывая меловые буквы на стене.

Коса Шарпноуз, Мэрхэм-Черч, мыс Диззард, Кэмбик, мыс Файр-Бикон, замок Тинтаджел…

Справа от нас дождливое небо и поднимавшийся над морем туман сливались в один бездонный серый провал, затмевая свет. Сквозь прорехи в тумане было видно, как глубоко под нами яростные, пенные валы Атлантики терзали и без того разбитые выступы суши. Гранитные скалы круто обрывались вниз подобно стенам небоскреба протяженностью в несколько миль.

У замка Тинтаджел мы вышли из машины немного размяться. Крепость, где родился король Артур, стояла одинокая, покинутая в такую собачью погоду туристами. Башни и стены вздымались как замшелые стражи, охраняя то, что лежало там, за ними, далеко от моря. Внизу с неистовством крошились о дамбу свирепые волны Атлантики. Руины были покрыты мокрым зеленым дерном, и в тумане мерещилось черт знает что.

Питерсон приложил ладони к ушам. С носа у него падали дождевые капли. Он подозвал меня жестом – шум волн заглушил бы голос. Мы опять сели в машину. До Лендс-Энда, до Даусона и славного судна под названием «Лир» нам оставалось еще миль сорок.

Однообразно мелькали намокшие указатели: замок Дойден, мыс Пентайр, Уэйдбридж, Тревос-Хед. От многочасовой езды у меня разболелась спина.

В Ньюки мы быстро миновали ряд гостиниц, темными глыбами нависших над мокрыми, серыми пляжами. Машину вел я, а Питерсон дремал. Здесь, вдоль берега, ветер дул сильнее. За сплошной завесой дождя все казалось расплывчатым, неясным. Крупные капли с силой ударялись о ветровое стекло и превращались в ничто. Без устали трещал радиоприемник.

Узкие улочки Сент-Айвса были почти пустынны, лишь какой-то пьяный мужчина в берете и толстом свитере стоял на углу, уставившись на дорогу и почесывая бороду.

На спуске к Лендс-Энду при тусклом свете угасавшего дня взору открывался лишенный растительности суровый гранитный массив цвета штыковой стали, похожий на обнаженный каменный кулак, которым суша грозила морю. Гурнадс-Хед, Пост-Пендин, мыс Корнуэлл, Сент-Джаст… слева – Пензанс, оттесняющий нас к океанскому берегу со множеством бухточек, заливчиков и фиордов, врезающихся глубоко в скалы, выгрызенных океаном в теле материка.

Но вот и Лендс-Энд. За ним – ничего, и если, случись, откажут тормоза, можно рухнуть с утеса в пучину моря.

Питерсон с опаской глянул вниз из-под налитых сном век:

– Бог мой. Конец света. – И зевнул.

Впереди, на краю обрыва, одиноко лепилась придорожная гостиница, точно отверженный, которого навечно изгнали из общества. Завывал свирепый штормовой ветер. Кружились и отвесно падали в пустоту чайки, исчезая в тумане, словно бледные призраки…

В камине ревел огонь. Моложавая женщина принесла нам коньяк, пирожные и кофе. В горле у меня саднило, коньяк обжег его и огнем опалил желудок.

– Мне кажется, Купер, мне в самом деле кажется… – Питерсон нахмурился. – Боюсь, у меня температура. Какой-то ненормальный считает, что он может перевезти нас на остров на катере в такой чертовский ураган. Мы отправились в какую-то дыру под названием остров Кэт – ну прямо как в дешевом детективе. Да там просто ничего нет и быть не может!