Затем он заговорил о человеке, убившем его отца и пытавшемся убить хитростью, в неравном поединке, отца Арна, однако Арн сразу прервал его, заявив, что эти слова неуместны. Ведь все это он уже знал и много думал над этим.

И все-таки его одолевали сомнения, признался он Кнуту. Он дал клятву не брать в руки меч из чувства гнева или ради собственной выгоды, и теперь ему казалось, что он нарушает клятву. Со смертью Карла сына Сверкера он лично многое выигрывает. Арн сказал еще, что только сейчас понял: дело не просто в том, чтобы вернуть назад святую реликвию, которая по праву принадлежит другу Кнуту и которая несправедливо висит на шее у Карла сына Сверкера, но и в том, что едва они заберут себе крест, как с этой шеи упадет и голова.

Кнут ничего не сделал, чтобы развеять сомнения Арна, так как сказанное им было чистой правдой. Вместо этого он вкрадчиво и проникновенно заговорил о Сесилии и той радости, которую он сам испытает, когда, став их королем, он торжественно введет их в любую церковь. А если они захотят, то смогут предстать перед архиепископом в Восточном Аросе. Арн размяк и подобрел, ему даже жарко стало, несмотря на сырую холодную ночь, и он ответил, что ему все равно, в какой церкви венчаться, лишь бы она была поблизости. Оба они расхохотались, и Кнут, все еще смеясь, бросил, что Арн, если на то пошло, может выбрать себе славный норвежский меч, над которым не произносилась торжественная клятва.

Затем Кнут, понизив голос, объяснил, что должно произойти. В Скаре они платили многим осведомителям, но главные сведения им сообщил человек, который недавно оставил службу у Карла сына Сверкера в Несе. От него они узнали, что когда Несу не грозит явная опасность — как теперь: лед подтаивает, но еще не тронулся, — то

Карл сын Сверкера каждое утро в одиночестве совершает небольшую прогулку вдоль берега. Никто в точности не знал, зачем он это делал, но прогулка повторялась ежедневно. Король выходил на берег, едва забрезжит свет, когда уже можно видеть в темноте.

Вот за эти-то важные сведения предатель Карла сына Сверкера и получил награду.

Если им поможет Бог, то все произойдет на исходе ночи, ибо теперь — последняя ночь перед ледоходом. Потом Карл сын Сверкера начнет опасаться вражеских кораблей. Так что им остается лишь помолиться и попытаться немного поспать.

Они выставили дозор. Ладья их была хорошо спрятана за ольхой на берегу.

Арн спал плохо в эту холодную ночь, да и все остальные тоже, хотя они и были норвежцами, которых мало пугает, что следующий день может оказаться последним в их жизни.

Однако все происходило так, словно Бог решил не оставлять их. Арн стоял наготове, с луком и стрелами, когда было еще совсем темно. Начало светать, и он перебрался в местечко поудобнее. Рядом с ним находились сам Кнут, Ион сын Микеля и Эгиль сын Улафа. Было холодно, и они надели толстые волчьи шкуры и двойные обмотки на ноги. Они стояли так близко к крепости, что, выпусти они стрелу, она долетела бы до верхушки крепостной стены. У Арна был с собой норвежский меч. Свой собственный он взять не пожелал. Они почти не говорили друг с другом.

Когда тяжелые дубовые ворота в стене отворились, им показалось, что от волнения они перестали чувствовать холод. Из ворот вышел человек, его сопровождали еще двое. Они видели, как трое людей идут прямо к берегу, туда, где они стояли. Арн сделал движение, натягивая лук, но другие удержали его.

В предрассветной тьме было сложно различить цвета. Но когда эти трое из крепости прошли всего в нескольких шагах от непрошеных гостей, те увидели, что на шедшем впереди всех был красный плащ, а на груди его поблескивал золотой крест.

Кнут сын Эрика предупреждающе поднял руку, чтобы никто не двигался и не стрелял, хотя все уже поняли, что мимо них прошел сам король.

Карл сын Сверкера спустился к берегу Веттерна. Остановившись, он наклонился над водой, зачерпнул рукой воды и выпил ее, а потом упал на колени, чтобы в последний раз поблагодарить Бога за то, что озеро еще на одну ночь спасло ему жизнь.

Земля была мягкой. И поэтому Кнут сын Эрика смог подскочить к троим на берегу так быстро, что они не услышали его шагов. Он мгновенно отрубил королю голову, а потом — и одному из дружинников. Но второго он не убил. Вместо этого он приставил меч к его горлу и махнул, чтобы к нему подошли Эгиль и Ион, что те и сделали, предварительно шепнув Арну, чтобы он оставался на месте.

Арн видел, как его дорогой друг детства нагнулся за золотой цепью и омыл ее от крови в водах Веттерна. Затем он, шепнув что-то своим норвежским дружинникам, подбежал к Арну, а те, зажав рукой рот оставшемуся в живых, потащили его за собой.

Столкнув ладью в воду, они сели в нее. Норвежцы были на веслах, а Кнут стоял у кормила, удерживая одной рукой пленника. В другой у него была золотая цепь со святой реликвией. Когда все было готово к отплытию, он выпустил пленника и громко обратился к нему: — Теперь ты свободен. Я дарую тебе жизнь, но ты должен знать, кто после Бога может даровать тебе ее. Я — Кнут сын Эрика и отныне твой король. Иди же к мессе в честь святого Тивуртия и благодари Бога за спасение, ибо как Всевышний сохранил тебе жизнь, так Он привел нас сюда. Да поспеши, чтобы никто не подумал, что это ты убил Карла сына Сверкера!

Затем Кнут сделал знак рукой, и гребцы взялись за весла. Сильными движениями они вывели ладью в открытое пространство, где их уже не могли настичь стрелы врага, а тем временем пленник, брошенный Кнутом сыном Эрика, словно котенок, в воду, добежал что есть мочи до приотворенных дубовых ворот королевской крепости, — той крепости, которая была построена так надежно, что никто не мог проникнуть в нее и убить короля.

Гребцы отдыхали на веслах ожидая, когда дружинники Карла сына Сверкера появятся на берегу. Они, выбежав с арбалетами и длинными луками, тщетно посылали свои стрелы в сторону ладьи, а король Кнут, в знак победы, держал высоко над головой священную реликвию.

Затем они взяли курс на Форсвик, идя против ветра. Никто во всем Западном Геталанде не сумел бы грести против ветра столь искусно, как норвежские родичи короля Кнута.

Через неделю после дня святых Филиппа и Иакова, когда скот выпустили на пастбища и починили изгороди, весна сразу вдруг перешла в лето. Дул теплый южный ветер, появилась молоденькая листва, а меж дубов на склонах Чиннекулле белел ковер из анемон. На западе куковала кукушка.

Арн неторопливо ехал в Хусабю. Он словно хотел продлить сладкую муку — теперь, когда знал, что Сесилия будет его. Ему надо было о многом подумать — отныне он был занят выполнением поручений Кнута сына Эрика, но Арн был не вполне уверен, что понимает цели и намерения Кнута.

Когда они вернулись в Форсвик после своей успешной вылазки в Висингсе, им удалось причалить прямо к берегу. Ледовый покров изменился всего за один день. Кнут тут же велел послать эстафету в Арнес, Магнусу сыну Фольке, который должен был переслать ее дальше, Юару сыну Едварда в Эриксберг. Прежде всего следует известить о случившемся собственных родичей, ибо вскоре предстоит собирать войско.

Арн был готов самолично скакать с эстафетой, полагая, что известия должны прийти как можно быстрее. Но Кнут сказал ему, что есть более важные вещи, в которых Арн должен помочь своему королю, а когда все будет сделано как надо, он сможет поехать к Сесилии.

Прежде всего Кнут вместе с Арном снова переправятся через Веттерн, с лошадьми и дружинниками, и поскачут в Бьельбу, к Биргеру Брусе. Нельзя было терять ни дня, так как незнание могло обернуться смертью и все родичи должны были успеть объединиться, прежде чем на них нападет враг. Кроме того, будет правильнее, если Биргер Бруса узнает о том, что случилось, от своего, от человека, участвовавшего в отмщении злодею из Висингсе. Столь же важно, по мнению Кнута, было встретиться с архиепископом Стефаном из Восточного Ароса. Кнуту необходимо привлечь на свою сторону и Биргера Брусу, и архиепископа, с которыми был в дружбе Арн. И возразить на это было нечего.