На коллегии говорили также и о других вещах, и настоятель собора рассказал всем, как он оказался свидетелем чуда: маленький беззащитный монашек из Варнхема с помощью архангела Гавриила уложил двух рослых воинов.

Теперь же священник Суне сидел за ужином в Хусабю и, увидев за столом Арна, вспомнил эту историю. Он пересказал ее так, как слышал от настоятеля. Люди за столом зачарованно внимали его словам — все, кроме Арна, которому, как было видно, она не понравилась. Тогда священника осенило, что Арн, возможно, знает больше об этом событии, раз он сам из Варнхема и, следовательно, слышал эту историю прежде или знал лично того монашка. Суне спросил Арна об этом.

Все заметили, что вопрос его Арну неприятен, но никто не мог понять, в чем тут дело. Трудно поверить, что Арн испытывал зависть к другому монаху.

Между тем Арн отвечал с трудом, не умея лгать и чувствуя себя застигнутым врасплох. Он сказал, что отец настоятель превратно понял это событие. Никакого чуда не было, и тем более никакого беззащитного монашка, ибо он сам и был тем, о котором рассказывалось. А случилось так, что пьяные бонды, пировавшие на свадьбе, ошибочно обвинили его в умыкании невесты, хотя он всего какую-то пару часов находился за пределами монастырской ограды. Бонды пытались убить его, но, чтобы это убийство выглядело не столь гнусно, они вручили ему меч для защиты.

Тут Арн остановился, чтобы обдумать, как ему дальше продолжить рассказ. Охотнее всего он на этом бы и закончил, считая, что уже все сказал. Он вовсе не гордился тем, что тогда совершил, — напротив, он чувствовал раскаяние. Но чем больше он узнавал, как думают люди в миру, тем больше ему казалось, что его упрекнут в хвастовстве. На самом же деле тот, кто хвастал, был отец настоятель, высокомерно считавший себя свидетелем чуда Божия там, где было всего лишь несчастье. Но и об этом трудно было сказать. И тогда в невыносимой тишине Арн, похоже, решил больше ничего не рассказывать. Сесилия все же попросила его продолжить. Он поднял глаза и встретился с ней взглядом. Словно Пресвятая Дева Мария обращалась к нему, объясняя, как он должен рассказывать и какие слова говорить, чтобы превратить плохое в хорошее.

Арн миновал неприятные детали. Пьяные бонды ошиблись, думая, что смогуть убить беззащитного с виду монашка, которого сам рыцарь Храма Господня учил искусству владеть мечом. И потому сражение было недолгим. А чуда тут нет, как не было его и в Аксевалле.

Однако в этой истории было другое чудо — чудо любви. Ибо здесь можно было действительно узреть несказанную доброту Девы Марии и заботу о тех, кто уповает на Нее, хотя настоятель не видел или не понял этого. Арн застыдился своих дерзких слов об отце настоятеле, но никто в зале не рассерлился и не прервал его, так что он уверенно продолжил рассказ.

Долго молились Пресвятой Деве девушка по имени Гудрун и юноша Гуннар. Они так любили друг друга, что скорее желали умереть, нежели отказаться от счастья быть вместе как муж и жена, с благословения Господня.

Но Гудрун насильно выдали замуж за другого. В мрачном отчаянии она убежала со свадебного пира, прежде чем молодые должны были отправиться в спальню, и выбежала на дорогу, где ей навстречу попался тот самый монашек, который ничего не ведал, но которого Пресвятая Дева Мария послала на помощь Гудрун. Так девушка была спасена от горькой доли с нелюбимым мужем, ибо он был из тех, кого убил в сражении монах.

Настоятель собора нуждался тогда в новом управляющем в своей усадьбе, где происходила та самая свадьба, и им сделался Гуннар. Они с Гудрун смогли пожениться и теперь счастливо жили вместе. Их любовь с помощью Пресвятой Девы Марии победила все запреты, обычаи, правила, ибо любовь сильнее всего на свете. Именно это и показала Пресвятая Богородица, ответив на сердечные молитвы Гудрун и Гуннара и вознаградив их за то, что в самые трудные времена они возложили все упование на Нее.

В конце рассказа Арн прочитал стихи из Священного Писания о всепобеждающей силе любви: он знал их наизусть на своем родном языке и мог процитировать когда угодно. Своим чтением он произвел огромное впечатление на сидевших за столом, и больше всего — на Сесилию. Именно на это он и рассчитывал.

Священник из Хусабю, задумавшись, подтвердил, что прочитанные Арном стихи — действительно слова Божий. Любовь — такое чувство, прибавил он, что она поистине способна совершить чудо, и в Священном Писании — множество тому примеров. Однако гостям это было понять трудновато, ибо большинство людей, живших по заведенным в Западном Геталанде обычаям, играли свадьбы по совершенно иным причинам, нежели те, которые были у Гудрун и Гуннара. Однако Арн поведал всем эту историю в очень хорошем церковном истолковании, и потому священник из Хусабю присоединился к его мнению. Пресвятая Дева воистину явила чудо любви и веры, а не меча и насилия. Здесь есть чему поучиться.

Сидящие за столом смутно представляли себе, чему же можно поучиться, даже если рассказ был чудесным. Однако священник не стал вдаваться в подробности, а после ужина и совершения молитвы он отозвал Альгота в сторону и завел с ним беседу, которая осталась никому не известной.

Вероятно, эта беседа заставила Альгота изменить направление его мыслей, и на следующее утро он сам спросил Арна, не хочет ли тот в этот прекрасный весенний день взять Сесилию с собой на прогулку. Юношу не пришлось долго упрашивать.

Так и случилось, что в этот первый по-весеннему теплый день, когда дул легкий ветерок, Арн и Сесилия ехали верхом, бок о бок, взбираясь по южным склонам Чиннекулле. Распустилась верба, повсюду звенели ручьи, и лишь местами на земле лежал снег. Сперва они будто бы не осмеливались заговорить друг с другом, несмотря на то что наконец оказались наедине: дружинники, сопровождавшие их, держались на почтительном расстоянии и не могли их услышать. Все то, что Арн говорил ей в ночных жарких мыслях или во время бешеной скачки на Шимале, когда он выкрикивал признания в любви в небо, сквозь ветер, — сейчас сказано не было. Вместо этого он запутался в ребяческих описаниях достоинств своего коня и того, почему кони из Святой Земли гораздо лучше других.

Сесилию, казалось, все это мало интересовало. Но она слушала, улыбаясь, словно поощряя его говорить. Она тоже вела долгие мысленные беседы с Арном в своих ночных грезах, хотя всегда представляла себе, что это он первым произнесет заветные слова, а она ответит ему. Но, обсуждая свойства лошадей, она стала немногословной.

Арн был уже близок к отчаянию из-за своей застенчивости и робости, не зная, как ей сказать самое важное, и он начал внутренне молиться Пресвятой Богородице, чтобы получить хоть каплю той силы, которую имела Гудрун. И сразу же ему на ум пришли нужные слова, будто Госпожа Небесная мягко направила его на верный путь. Он придержал Шималя, беспокойно обернулся на дружинников, державшихся на расстоянии, и, глядя на Сесилию и чувствуя в душе ликование, прочитал такие стихи:

Услышав слова Божий, которые были и словами юноши, обращенными к ней, Сесилия остановила коня и взглянула на Арна, ведь с самого начала она говорила с ним именно глазами, и взгляды их до сих пор выражали все самое откровенное. Она молча сидела в седле, и грудь ее вздымалась.