Там, где должна была быть четвертая стена, ничего не было, кроме ограждения с какой-то дощечкой и собственно самой ямы. На дощечке было написано: «Раскопки начаты 12 июля 1959 года». Я посмотрел в темную яму, но смог различить только смолу, ничего похожего на ископаемые останки или мумифицированных животных не было.

— Да, довольно скучное местечко для чтения лекций, — сказал я. — Я думал, что эта площадка более… открытая, что ли.

Бо стоял за моей спиной и тоже смотрел в зловещие глубины ямы, он поднял камешек и бросил его вниз, наблюдая, как тот стукнулся о поверхность на глубине трех метров. Камешек не утонул, он просто остался лежать на поверхности вязкой черной смолы и ждать, когда же его засосет. Смерть с задержкой. Это все равно что стоять в очереди в автоинспекцию, только тут пахнет получше…

Доктор Борежар прислонился к дальней стене.

— Эти места… они совершенно изолированные, да?

— Ну, насколько я могу судить. Эй, а вы не знаете, случайно, этот Картер живет прямо на территории?

Мой вопрос застал его врасплох, доктор Бо заволновался:

— Я… я не знаю.

Я сию секунду вытащил мобильник — когда дело касается мобильных телефонов, то я выхватываю их быстрее всех на Диком Западе, — и набрал домашний телефон Дэна. Мне уже до чертиков надоело, когда меня начинают переключать то туда, то сюда, если я ему звоню на работу, в управление полиции, так что будем надеяться, в этот раз я с первого раза попаду прямо на него.

— Я звоню Дэну, ну, сержанту Паттерсону, — сказал я доктору Бо. — Не хотите поздороваться с ним, сказать пару слов?

— Нет, нет, не буду мешать.

Два гудка — и раздался голос моего кристально честного друга:

— Алло?

— Слава богу, он дома, — сказал я в трубку. — Ты самый неуловимый бронтозавр на свете.

Дэн тут же принялся рвать на себе волосы, рассыпаться в извинениях, что не позвонил мне раньше.

— Я звонил тебе все выходные, но ты не брал трубку, а сообщения оставлять я не захотел.

— Проехали, — сказал я. — Прощу тебя, если окажешь мне услугу.

— Любую.

— Мне нужен в первую очередь адрес и все, что у тебя есть, на одного парня по имени Брайан Картер. Он доктор, я думаю.

— Конечно, без проблем, а что случилось?

— Ну, просто маленькое расследование, — сказал я, подмигивая доктору Бо. Но он мне не ответил. Я отвернулся и стал разглядывать яму. — Я здесь со специалистом, которого ты мне порекомендовал.

— Что?

— Ну, доктор Бо. Бомонт Борежар.

Сколько раз ему повторить, чтобы он врубился?

— Я не знаю, о чем, черт побери, ты толкуешь, Винсент.

Я громко вздохнул, а потом подробно объяснил, беспокоясь, что моего приятеля мучают провалы в памяти:

— Когда я позвонил тебе три недели назад и попросил посоветовать специалиста, который помог бы выйти из секты…

— А я сказал, что перезвоню, знаю, знаю… Но вот за это я и извиняюсь, я постоянно забывал тебе сказать, что у меня никого такого нет.

— Что? Нет, нет. Мне же позвонил доктор и сказал, что ты…

— Этот доктор Борежар, о котором ты говоришь… — сказал Дэн. — Я понятия не имею, кто это. И никогда в жизни о нем не слышал…

Примерно в этот момент я и почувствовал боль, сначала сильно сдавило ноздри, затем это ощущение по моему носу проникло прямо в голову, и мое тело наполнилось под завязку всеми мыслимыми запахами: аромат карнавала, попкорна, карбюраторов и колы, вереница запахов разрушала каждый мускул, каждую связку…

Я едва смог повернуться. В глазах стоял туман, вся обзорная площадка поблекла, растворилась, ее место занимали доисторические джунгли. Передо мной стоял доктор Борежар, здесь и одновременно не здесь, он аккуратно выдернул трубку из моей руки, и где-то вдалеке слышался голос Дэна: «Винсент, ты меня слышишь? Винсент, ты тут?». Из земли вырвался древний дуб, появлялись разнообразные растения, материализовались комары размером с орла, усмехались и улетали прочь. Доктор Борежар швырнул мобильник в яму, и его доброе лицо расплылось в странной довольной улыбке. И мне стало интересно, а мобильник все еще включен? И Дэн все еще говорит со мной? Значит, мой оператор снимет с меня деньги за дополнительное время…

Снова взрыв аромата, и теперь я уже чувствовал запахи трав. Базилик и кинза проникли в каждую пору моего тела, мои ноздри стали воротами для этих чудесных и одновременно ужасных ощущений. Вскоре вокруг уже ничего не было, кроме меня, доктора Борежара и одинокого металлического ограждения. Доисторический мир ожил, и миллиарды естественных динозавров бежали на свободе, никем не контролируемые.

Толчок в грудную клетку, я сделал шаг, споткнулся, перелетел через ограждение и начал падать вниз, паря на облаке, прежде чем приземлиться во что-то сырое и скользкое. Теперь доктор Борежар был далеко, высоко надо мной, он смотрел на меня и махал рукой на прощание.

— Прощайте, мистер Рубио, — сказал добрый доктор. — Передавайте от меня привет предкам.

Обязательно передам, Бо. Обязательно…

Очень высока вероятность, что я уже умер.

И это неплохо.

Здесь я могу быть собой.

Через какое-то время, неважно когда, потому что в этом месте время значит столько же, сколько воздержание в Лас-Вегасе, я обнаружил, что не могу двигаться, не могу дышать и вообще не могу ничего из того, что обычно ассоциируется с жизнью, но каким-то образом, интуитивно я понял, что не умер. Это был новый шаг. Моя последняя воля и завещание были мысленно написаны и переписаны заново сотню раз с тех пор, как доктор Борежар, или кто он там, попрощался со мной, и что действительно грустно — мне почти нечего было сказать. Эрни получает большую часть моего имущества, а своему племяннику в Топике завещаю кое-какие деньжата и увлажнитель воздуха, поскольку у него астма.

А еще я считал. Сначала досчитал до ста, потом до тысячи, до десяти тысяч и так далее. Сбился я не так давно, думаю, где-то в районе 16 800. Но спать мне не хотелось, потому что я забыл, что каждую цифру надо ассоциировать с овечкой.

Со всех сторон меня окружала смола. По крайней мере, по моим ощущениям. Очень даже вероятно, что я все-таки умер и переродился в тамагочи у какого-нибудь хорошего мальчика, но в данный момент мне больше нравилось первое объяснение.

К счастью, я вспомнил один интересный факт, который узнал во время своего первого визита в музей… десять лет назад. Чем больше вы барахтаетесь в смоляной яме, тем быстрее умрете. Ваши движения лишь помогут вам уйти еще дальше на дно, и даже если вы можете жить без воздуха — к этому я по своей природе был подготовлен, — то в конце концов умрете от голода и жажды.

А еще, к счастью для меня, очень много ледяных глыб утонуло и растаяло за последние несколько тысячелетий, значит, по сравнению с саблезубыми тиграми, которые оказывались в ловушке без средств к спасению, у меня было определенное преимущество: уровень грунтовых вод стал выше. А я ведь водоплавающий.

Лежать, не шелохнувшись, — тяжелая задача, особенно когда у тебя чешется нос и никак не проходит. Но если я протяну руку, чтобы почесать, то рискую взболтать смолу и глубже уйти на дно. Уж лучше я буду спокойно лежать и как-нибудь переборю это сводящее с ума покалывание в носу и позволю воде помочь мне подняться к поверхности.

В таких случаях я себя чувствую как фишка из игры «Монополия». Каждый раз я начинаю кружить вокруг Вентнор и Марвин Гарденс и готовиться захватить себе по-настоящему хорошую часть города, как кто-то или что-то отбрасывает меня на Балтик-авеню и я вынужден все начинать сначала. Столько может вынести только динозавр, занимающийся частным сыском, а я уже на одну целую две девятых превысил допустимые пределы, да, здесь именно смешанная дробь, ради всего святого!

Передо мной расползлось пятно яркого света. Это туннель, который выведет меня навстречу предкам? Или мой дядя Ферди восстал из могилы и вот-вот появится в свете прожекторов, чтобы начать свое представление, которое в двадцатых годах вызывало бурю аплодисментов? А свет и впрямь приближался, становился все сильнее, ярче, но на мгновение мои умершие предки прекратили движение.