— Мы свяжемся с Джул, как только вернемся, — сказал я. — Когда доктор Бо перезвонит нам и подтвердит мои подозрения, мы должны…

И тут я услышал резкий хлопок, который бывает только при выстреле из винтовки. И еще один, и еще. Я пригнулся и побежал, насколько возможно, уклоняясь от выстрелов. Но Эрни рядом со мной не было. Его уже не было рядом ни с кем.

В шести метрах от меня, прижимая полную руку к плечу, Винсент Рубио, вернее, Эрни в костюме Винсента Рубио корчился от боли, а между пальцев сочилась кровь, дыхание стало коротким и прерывистым. Первое, что мне пришло в голову, не «мой друг ранен», «прогрессисты нашли нас» или «надо что-то делать», а «так вот как я выгляжу, когда меня ранят»…

— Эрн? — крикнул я, проталкиваясь через толпу пассажиров, которые окружили Эрни, когда выстрелы прекратились. Я упал на колени перед ним. — Куда ты ранен?

Эрни отодвинул руку, и новый кровавый ручей хлынул из раны на плече.

— Чертово… оружие, — пробормотал он сквозь зубы.

— Винтовка? — уточнил я.

— Снайпер… вон на той крыше, — поскольку левой рукой Эрни пользоваться не мог, а правой прижимал плечо, то он указал на крышу соседнего терминала моим тонким носом. — Я его видел… как он убегал… пытался докричаться до тебя, но…

Гримаса боли исказила его лицо, и он замолчал, все дальше оседая на землю.

Мой опыт просмотра замечательных американских фильмов подсказывал мне, что сейчас пришло время обнять его, а он расскажет мне какую-нибудь душещипательную историю о том, что всегда мечтал перебраться в Монтану, затем тихо испустит дух, а я буду в неистовстве глядеть на небо и выкрикивать его имя. Но этого не произойдет, Эрни всего лишь ранен в плечо, и хотя я уверен, что болит до чертиков, но это далеко не смертельно.

— Нам нужно в больницу, — сказал я. — Нельзя садиться в самолет, когда из тебя кровь фонтаном хлещет, нам не позволят сидеть в пассажирском салоне, и тогда мы не сможем посмотреть кино.

Эрни покачал головой. Я так и знал.

— Со мной все будет нормально. Лети… лети в Лос-Анджелес и найди ее. Останови ее, что бы она ни собиралась сделать.

— Это может подождать, — сказал я. — Возможно, они…

— Не может. Что бы они ни затевали… ты обязан их остановить.

Я бы поспорил, конечно, если бы времени было побольше. Изобразил бы из себя хорошего напарника, который всегда остается рядом с другом, наплевав ради этого на все расследования. Но он прав, самолет-то вот-вот взлетит.

Я стоял рядом, пока не приехали полиция и «скорая помощь». Я отыскал среди персонала врача-динозавра и проинформировал его об «особых обстоятельствах». По крайней мере теперь я знал, что его в целости и сохранности доставят в отделение для динозавров в одном из госпиталей Мауи, о нем будут заботиться лучшие врачи-динозавры, а личину умело починят опытные швеи, одетые в форму медсестер и нянечек.

Эрни положили на носилки, и толпа начала рассасываться, пассажиры снова поднимались на борт, взволнованные, но готовые к полету без террористической угрозы. Я был рядом с Эрни, когда его загружали в машину «скорой помощи».

— Когда найдешь Цирцею, — сказал он, — дай ей от меня пинка.

— Даже два, — пообещал я.

Врачи пристегнули носилки к полу машины и приготовились на полной скорости лететь в местную больницу. Эрни поднял голову, раздался негромкий треск, и он посмотрел мне прямо в глаза.

— Будь осторожен, малыш, смотри, кто у тебя за спиной. Снайпер был слишком далеко, чтобы почуять мой запах, поэтому ему пришлось стрелять не разобравшись, а пуля предназначалась тебе.

Двери закрылись, и «скорая» умчалась прочь, увозя пациента, очень похожего на Винсента Рубио, частного детектива.

Меня и прежде ранили. Правда, никогда по ошибке, но все же ранили. Так что для меня было не в новинку услышать звук выстрела или свист пули над ухом, когда от подобия Ван Гога отделяет меньше миллиметра. Но каждый раз, когда это случается, не легче, хотя сам по себе опыт и не нов.

Но увидеть раненого себя — совсем другое дело. Кровь, рана — неприятное по своей природе зрелище. Да еще и Эрни, который схлопотал пулю, предназначенную для меня. Все это выбило меня из колеи настолько, чтобы сесть и напиться во время перелета в Лос-Анджелес. Однако у стюардесс травок не было, и, хотя раньше в крайнем случае могли сгодиться и зерна горчицы, я отказался от мысли высосать пластиковый пакетик с горчицей, чтобы покайфовать. На самолете кроме меня была всего еще пара динозавров, так что подобное поведение, вероятно, вызовет массу обеспокоенных взглядов.

К тому же надо было подумать и о безопасности. Я не знаю наверняка, действовал ли стрелок в одиночку, поэтому не хочу делать ничего такого, чтобы какой-нибудь киллер-прогрессист заподозрил, что в костюме Калы — я, если вдруг он летит тем же рейсом. Кто-то из прогрессистов решил, что мое дальнейшее существование нежелательно, и больше всего меня мучила именно эта прямая угроза. Уж если решили убить меня, то по крайней мере будьте мужиками, сделайте это в честном бою один на один, как было принято раньше. Хотя, чья бы корова мычала… уж кому-кому, а не мне призывать их «быть мужиками».

Меня мучили мысли о Цирцее, прогрессистах и всех навалившихся неприятностях, и они давили настолько, что я забылся беспокойным сном. Когда я очнулся, наш самолет уже приземлялся в Лос-Анджелесе, командир экипажа объявил, что сейчас четверть девятого, и я перевел часы. Вествуд всего в двадцати минутах езды. Вообще-то все районы всего в двадцати минутах езды от аэропорта, но к тому времени, как я забрал «линкольн» со стоянки после длительного спора с работником этого дивного места по поводу того, сколько именно мой автомобиль провел в их дыре, и наконец выехал за ворота, сбив по дороге передним бампером деревянное ограждение, было уже почти девять.

Заскочить в офис времени не было, хотя это и хорошо, поскольку я волновался, как бы не столкнуться с Минским. Не то чтобы я чувствовал себя виноватым из-за того, что заграбастал его денежки и ни хрена не сделал по делу исчезнувшего суперчлена Муссолини, просто не было времени ничего объяснять коротышке прямо сейчас, уж не говоря о том, что я одет как гейша. К счастью, он из тех, кто сначала целуется, а потом уже задает вопросы.

Как бы то ни было, я растворился в толпе в Голливуде, что сейчас и было нужно. Когда у вас фигура супермодели, то в любом городе нелегко оставаться незамеченным, но в Лос-Анджелесе всегда есть шанс, что вас затмит какая-нибудь красотка, стоящая рядом с вами в автобусе.

Пока я ехал к месту назначения, я прямо из машины проверил голосовую почту. Три сообщения. Первое получено в пятницу, в 16.15. Минский звонит проверить, как наши успехи, через каких-то полдня после того, как он отправил нас на поиски своей шлюшки, словно не верит, что мы сделаем работу вовремя. Нервный тип. Его тонкий писк рассекал воздух: «Когда вы ее найдете, то сдайте ее копам, чтобы ее посадили надолго, но сначала добудьте Муссолини, сначала Муссолини…» Да, сейчас мне только этой головной боли не хватало, поэтому я нажал кнопочку с цифрой три, стер сообщение и благодаря этому остался в живых.

Номер два. Джул. Вчера, девять вечера. Волнуется, что я ей не позвонил. Я уже об этом побеспокоился. Пропустим и сотрем.

Номер три: доктор Борежар, сегодня в десять утра. Ага, этого звонка я и ждал. «Винсент, я в городе, снова помогаю очередной семье, — растягивая слова, говорил доктор. — Очень печальная история, правда, парнишка связался с какой-то человеческой сектой, хочешь верь, хочешь нет. Я решил, что ты, возможно, захочешь спросить меня еще о чем-то. Разумеется, буду рад оказать вам услугу…» Узнаю доктора Бо, чрезвычайно обаятельный южанин. В конце сообщения он дал мне название и телефон отеля, в котором остановился. «Никко», отель, который держат японцы, на той стороне Беверли Хиллз.

Я тут же перезвонил, и меня сразу соединили с номером доктора.