Время бежать вперед.

Впереди замаячил забор, а вместе с ним и перспектива оказаться по ту сторону. Эрни неистово хлопал лапой по кнопке дистанционного управления, но мы удалились от тропинки настолько, что ворота могли быть в нескольких километрах отсюда. Не было времени сесть на пенек и выбрать самое хорошее деревце, чтобы забраться на него, любая остановка предоставит нашим противникам возможность разорвать нас на клочки, а я категорически не хотел стать закуской. Поэтому, пока мы бежали прямо к забору на всех парах, я изучал деревья в надежде, что мои глаза отыщут пути эвакуации, пока не стало слишком поздно.

— Колбасное дерево! — крикнул Эрни.

— Что?

У него что, крыша поехала?

— Колбасное дерево, — повторил Эрни и показал вдаль, где метрах в пятидесяти от нас произрастал самый причудливый представитель растительного мира из всех мною виденных. Метров пятнадцать-шестнадцать в высоту, все окутано сотнями лиан, свисающих с широких ветвей, но это еще не самое странное. В конце каждой лианы, как зародыш на пуповине, висела странная штука, напоминающая по форме гигантскую колбасу, как минимум, метр длиной. Я моргнул, не прекращая бега, но, когда снова открыл глаза, дерево никуда не делось. Это не глюк. Полагаю, мне не стоило так удивляться, может, радиация, а может, эволюция, она ведь тоже принимала по пути следования странные решения, которые можно придумать только под кайфом. Ну кто, например, мог догадаться, что обезьяны смогут научиться пользоваться орудиями труда или подсчитывать остаток на чековой книжке? Они пока не научились программировать поисковые радиолокаторы, но и это освоят еще за миллион лет.

Мы немного изменили направление и рванули прямо к лианам, а за нами по протоптанной дорожке бежала банда наших преследователей. Скорость теперь была не так высока, поскольку по пути попадались деревья и сломанные ветки, через которые нужно было перескакивать, рычанье за спиной приближалось. Мы в данной ситуации были чудовищем Франкенштейном, а они — толпой простого народа. И надежда на благополучный исход быстро таяла.

И вот колбасное дерево было уже перед нами, лианы болтались прямо над нашими головами, я прыгнул настолько высоко, насколько могли позволить мои уставшие ноги, ухватился за фрукт, напоминающий по форме сосиску, и подтянул себя наверх. Эрни болтался рядом со мной на соседней лиане. И мы друг за дружкой взобрались на дерево. Мой школьный учитель физкультуры гордился бы мной.

Когда мы залезли уже метров на шесть, Эрни глянул вниз.

— Эй, — сказал он с некоторым трепетом и немалым облегчением, — эти ребята за нами не лезут.

И правда, стая наших преследователей оставалась на земле, поглядывая на нас голодными глазами, а из их пастей сочилась слюна. Они по очереди подпрыгивали в воздух, пытаясь зацепить нас лапой, но каждый раз недопрыгивали до нужного уровня метра четыре с половиной.

— А почему они не лезут наверх? — спросил Эрни. — Ну, не то чтобы я жаловался…

— Может, они не умеют, — сказал я. — Ты только подумай, ведь лазанье по деревьям — прерогатива обезьян, а мы просто научились этому в детстве.

— А они разучились во время своего прогресса.

Итак, наши преследователи были внизу, а мы — наверху, на какое-то время в безопасности, хотя это и никак не помогало нам легко и быстро оказаться по ту сторону забора Единственная возможность — еще раз повести себя как люди, она меня не радовала, зато позволяла оставаться в живых.

Мы прыгали с лианы на лиану, осторожно хватаясь за толстый стебель соседней лианы, прежде чем аккуратно оттолкнуться и перепрыгнуть. Ну, я ж вам не Тарзан. Но через несколько минут таких упражнений мы уже перелезли через забор и снова спустились на землю.

Солнечный свет начал пробиваться через джунгли, и в легкой утренней дымке я различал группу темных теней по ту сторону забора, которые, посапывая, ни с чем возвращались восвояси, в глубь огороженной территории. Разочарованный рев взметнулся в воздух и рассеялся, а мы с Эрни снова вышли на тропку, ведущую к цивилизации.

— Они же не… не думали, — сказал мне Эрни, пока мы выбирались из джунглей.

— Ну да. И неважно, в кого они превратились, это с ними сотворил пресловутый прогресс… И Руперт… Мы нашли его как раз перед тем, как он отправился на Ринг, — сказал я. — После чего он, вероятно, стал бы одним из этих…

— А прогрессисты нашли его сразу после того, как мы его забрали…

— Точно.

— Но зачем? — спросил Эрни. — В чем смысл этой скрытности и секретности? Винтовки, этот дом, карты…

Я смог только пожать плечами.

— Не знаю. Я пытался разгадать загадку этого места с того самого дня, как мы взялись за дело. Но думаю, я знаю, как это выяснить.

Пришло время провести очную ставку с Цирцеей.

Но ее здесь не было. Ни в кабинете, ни в спальне, ни в фойе — везде пусто. Если не считать нескольких охранников вокруг дворца, остров казался пустынным.

Мы прокрались по саду к окнам бывшего кабинета Рааля, и тут меня осенило:

— Погоди секунду, Эрн… А какой сегодня день?

— Думаю, воскресенье, — ответил он, поняв, к чему я клоню, как только ответ слетел с его губ. — Мы часов шесть выбирались из джунглей и тут уже шныряем пару часов. То есть сейчас утро воскресенья.

— И все уехали с острова. Съезд закончился, и все участники рассосались.

— Значит, Цирцея вернулась на Мауи, — продолжил Эрни.

— И даже, вероятно, в Лос-Анджелес.

Пора домой, причем в темпе. Я повернулся и пошел прочь от роскошного особняка в лагерь, чтобы побыстрее добраться до берега…

— Подожди, — крикнул Эрни, протянув руку, чтобы остановить меня. — Наши маски.

Ах да! Я опустил глаза и посмотрел на себя, моя настоящая кожа так хорошо облегала мой остов. Теплый гавайский бриз ласкал обнаженное тело, а хвост свободно раскачивался, и на секунду мне захотелось сказать: «Да ну их на фиг, эти маски, к черту эту фальшивую похожесть на людей, я присоединюсь к тем ребятам за забором…»

Но через секунду рассудок вытеснил желание, и я протопал мимо Эрни обратно к особняку, приговаривая: «Я знаю, где они хранят их. Иди за мной».

У гардероба, который я заметил ранее, не было ни одного охранника, как говорится, вход свободный. Большая часть личин уже исчезла с вешалок, ведь, если не считать некоторых нудистских клубов, в реальном мире к обнаженному телу относятся неодобрительно, потому прогрессисты снова спрятались за застежками и поясками, прежде чем сесть на катер и вернуться на материк.

В этот раз номерков, как тогда, на Голливудских Холмах, не давали, и не было очаровательной самки орнитомима, чтобы помочь нам, мы были сами по себе, и времени было в обрез. Вешалки с масками скользили по кругу, пока я нажимал на черную кнопочку, и медленно двигались друг за дружкой.

Через минуту показался и мой наряд, я узнал его по квадратной челюсти, как-никак сплав алюминия и дентина, кажется, краем глаза я уловил и принадлежности Эрни, висевшие рядом. Не тратя лишнее время на всякие там проверки-перепроверки, я схватил личины под номерами 151 и 152, и мы с Эрни помогли друг другу застегнуть все пуговицы и зажимы, завязать пояса и закрепить бандаж, двигаясь — как растяпы-полицейские из знаменитых немых короткометражек, в замедленном темпе.

Когда мы полностью оделись, то стало совершенно очевидно, что что-то не так. Почему-то наряд после свободной, ничем не ограниченной жизни жал сильнее, чем когда-либо.

— Хм, Винсент…

— Погоди секунду, — сказал я, изо всех сил пытаясь подтянуть маску так, чтобы разрезы совпали с моими настоящими веками, сжатыми челюстями и ноздрями. Я не мог взять в толк, почему же так тяжело надеть эту штуковину, как надо.

— Винсент, — настойчиво повторил партнер. — Мне кажется, ты надел не тот костюмчик.

Маска затрещала, но встала на свое место, и перед моими глазами снова возникла комната.

— О чем ты? — спросил я, поворачиваясь к зеркалу, висевшему на противоположной стене. — Мы отлично выглядим.