Эрни не оказалось на месте. Одеяло было сложено и убрано. Диван приведен в надлежащий вид. Уже как минимум полгода Эрни ночует в офисе, и я больше не пристаю к нему по этому поводу.
Если потертая обстановка нового холостяцкого логова в Голливуде мешает ему хорошо выспаться, то разве я имею право лезть со своими советами и настаивать, что это не так?
На моем столе меня ждала записка. Крупные, но аккуратные буквы поперек желтого листа бумаги. «Ушел к зубному.» Но я не думаю, что Эрни пошел на осмотр к Минскому по их вчерашней договоренности. Скорее всего, он сейчас осматривает офис клиента, возможно, его дом, или то любовное гнездышко, где Минский кувыркался со своей юной подружкой-аллозаврихой. На это у него уйдет как минимум час или даже больше. Значит, у меня есть время, чтобы сразу перейти к бумажной работе, которая нарастает, словно снежный ком, и грозит обрушиться на меня лавиной и окончательно похоронить мой стол под грудой исков и свидетельских показаний.
В приоткрытую дверь постучали. Я повернулся и увидел знакомое лицо (на самом деле я видел его не далее как вчера), заглядывающее из коридора.
— А Эрни здесь?
В кабинет проник запах теплой овсянки и сирени. На мгновение мой мозг оцепенел, и верх взяли инстинкты. Внезапно я обнаружил, что качаю головой, присев при этом на краешек стола, а руки сами по себе скрестились на груди.
— Его нет.
— Ох. Рада тебя видеть, Винсент, — она зашла в кабинет. На ее плече болталась сумочка а la «коллекция Шанель». Морщинки в положенных местах по-прежнему отсутствовали.
— И я рад тебя видеть, Луиза.
Мы натянуто улыбнулись друг другу.
— Как твой новый муж? Терренс, его так, кажется, зовут?
— Террелл.
— Ой, прости. Террелл. Ну и как у него дела?
— Ну, учитывая сложившиеся обстоятельства, дела у него неплохо. Вот только с дыханием проблемы.
— У ти-рексов частенько такое бывает.
— Да, к сожалению, мы этим страдаем, — кивнула она.
На минуту воцарилось молчание, и я пытался понять, не нарушаем ли мы какие-то нормы поведения или моральные установки, просто находясь в одной комнате в отсутствие Эрни.
Луиза первой прервала тишину.
— Мы ведь… то есть ты ведь…
— Не сержусь ли я на тебя?
— Да. Ты ведь не сердишься на меня?
— Нет-нет, что ты, конечно, нет, — я широко улыбнулся в подтверждение собственной искренности. По крайней мере, я надеялся, что она примет мои слова за чистую монету.
— Спасибо. Может быть, ты хочешь…
— Нет. Это только ваше дело. Я имею в виду твой развод с Эрни. Я здесь ни при чем.
Казалось, Луизу удовлетворил мой ответ, и отсутствие негатива с моей стороны послужило сигналом к дальнейшему проникновению в наш кабинет. Через минуту она уже уселась на диван, поерзала и вдруг засунула себе руку под ягодицы, словно собиралась почесать их, хотя дамам такое поведение определенно не свойственно, и выудила ночную маску, обеспечивающую спящему комфортную темноту.
— Похоже, это маска Эрни.
— Похоже, да.
— Он что… Он здесь ночует?
— Ну, раз или два в месяц. Когда задерживается на работе допоздна.
Этот разговор мог бы продолжаться вечность. Луиза сидела бы на диване, а я — на краешке стола, и мы говорили бы об Эрни, или, скорее, молчали бы о нем несколько дней, тренируя те участки мозга, которые отвечают за пустую светскую болтовню. Но мне еще нужно было быстренько перекусить и заняться бумажной работой, так что я выдал стандартный вопрос, от которого посетители либо поспешно заходят внутрь, либо так же поспешно уходят прочь.
— Луиза, чем я могу тебе помочь?
Из уголка ее левого глаза потек ручеек слез, заполняя узенькую полоску, где настоящая чешуйчатая кожа соприкасалась с полистироловой маской. Если бы я не знал Луизу так хорошо — мы знакомы уже восемь, нет, девять лет — то решил бы, что она по-настоящему плачет. Возможно, из-за того, что она расстроена, или же по той причине, которая привела ее ко мне, или из-за их с Эрни отношений. Но Луиза — одна из тех несчастных особей динозавров, у которых до сих пор слезные железы вырабатывают больше слез, чем требуется, хотя остальные наши сородичи за миллионы лет эволюции избавились от этого дефекта. Это всего лишь иллюстрация к известному выражению «крокодиловы слезы», практически в буквальном смысле, за годы нашего знакомства я столько раз протягивал этой женщине носовой платок, и могу распознать, что это вовсе не проявление печали, а просто соленая водичка.
— Прости, — сказала Луиза, промокая салфеточкой уголок глаза. — Иногда я такая рёва.
— Знаю. Ты хочешь дождаться Эрни? Он должен вернуться…
— Нет, — резко сказала она. — Я бы предпочла поговорить с тобой наедине. Только ты и я. А потом ты передал бы Эрни содержание нашей беседы, хорошо?
Я кивнул и уселся за стол, пытаясь собрать все бумаги в некое подобие стопки.
— Начни с самого начала, Луиза. Это лучший совет, который я могу тебе дать.
Луиза сделала глубокий вдох, плечи быстро поднялись, а затем опустились обратно. Теперь она была готова изложить суть дела.
— Вчера вечером кто-то вломился в наш дом.
Ага, а то я не знаю. Потребовалось особое усилие и тактика, которую с успехом применяют сержанты-инструкторы, чтобы убедить мышцы лица сохранять нейтральное положение.
— Мне очень жаль, — сказал я совершенно спокойно. — Взломщики что-нибудь украли?
Луиза покачала головой.
— Насколько я понимаю, нет. Они раскурочили охранную сигнализацию, обшарили нашу спальню и оставили после себя ужасный беспорядок на кухне.
Вообще-то я думал, что на кухне после меня было относительно чисто, если не считать бараньей ноги, забытой на столе, но я всегда был чуть более неряшливым, чем мои сородичи.
— Вас, значит, не было дома.
— Слава Богу, не было. Не могу даже представить, что эти чудовища сделали бы с нами.
— Да в мире полно всяких отморозков, — сказал я, кивая в надежде, что это будет расценено как смирение, как-никак, мне ведь тоже приходится жить в этом страшном мире. — Вы вызвали полицию?
— Разумеется, — сказала она, и у меня все внутри оборвалось. — Но они не нашли ничего полезного. Это были динозавры, как мы думаем, по-видимому, их маски не оставляют отчетливых отпечатков.
— Понятно. Но чем же мы можем тебе помочь? Ты хочешь, чтобы мы взглянули на ваш дом, попробовали учуять какие-то запахи и понять, не сможем ли мы выяснить, кто это сделал?
— Мне кажется, мы и так знаем, кто это сделал, — сказала Луиза, и мне вдруг подумалось, что идея иметь в офисе дефибриллятор не была такой уж плохой. А что если цель ее визита и разговора с глазу на глаз — припереть меня к стенке и заставить признаться в преступлении? Обычно я не испытываю угрызений совести по поводу взломов, несанкционированных проникновений, «одалживаний» улик и прочих противозаконных деяний, с которыми я познакомился благодаря Эрни, но в данном случае меня бесило, что я предал нашу с Луизой дружбу, пусть и прошлую.
— И как же вы узнали? — спросил я, невольно отодвигаясь от стола. — Если полиция ничего не нашла…
Луиза помрачнела и посмотрела мне прямо в глаза.
— Я знаю, потому что… Просто знаю и все.
Я выдержал этот взгляд, не дрогнув. Что ж, будем играть до конца.
— Почему бы тебе не сказать мне? — предложил я в надежде, что она сделает обратное — вскочит и уйдет из офиса. — Скажи мне, кто же влез в ваш дом.
— Прогрессисты, — ответила Луиза, и моя кровь снова побежала по жилам.
— Прогрессисты?
— Ну… это секта. Как я понимаю, культ.
— Зато я не понимаю. Что еще за культ?
— Толком не знаю. Все члены этой организации — динозавры. Это культ динозавров.
— А зачем им было лезть в твой дом?
— Может, за деньгами?
— Но ведь воры не взяли денег!
— Потому что я не храню их дома. Вероятно, поэтому в доме такой разгром.
— Но зачем им вламываться именно в твой дом? Почему они не проникли ко мне? Или к Эрни?
