Г. Мендель.

Моя квартира находится в Верхнем Богемском переулке, № 50» ³.

Вот так: он, Мендель, прославившийся упорядоченностью, на этот раз, ставя дату, забыл написать год… Очень торопился. Такие письма в ту пору почтой посылать не стоило. Добрые католики на брюннской почте могли бы прочесть и доставить не Рамбоусеку, а прелату или в епископскую канцелярию. Тогда плакали бы все расчеты и не оберешься греха. И в монастыре, где все друг другу братья, тоже могли бы найтись любопытные глаза и длинные языки. Такое письмо лучше было посылать с оказией, чтоб его наверняка вручили милому Ансельму в собственные руки.

Вот он и боялся упустить оказию и спешил, наверное.

Однако известно, когда жил он в Цнайме: с сентября 1849-го по август 1850-го. А так как сохранились кое-какие документы года, предшествовавшего переезду, и еще кое-что из свидетельств этого времени, можно попытаться реконструировать события, хотя «белые пятна», увы, останутся в изобилии.

Не правда ли, заметны изменения в его характере?… Смиренный, робкий, прилежный, приветливый — поведением своим непременно «ad prime conformes», — патер Грегор бойко теперь наставлял Ансельма Рамбоусека, как тому надлежит изворачиваться перед прелатом Наппом, выпрашивая для него, Менделя, денежное содержание аж за год вперед. И ни одного благочестивого слова при этом.

А в Цнайме он очутился после того, как в последние дни сентября 1849 года ему, канонику Менделю, было вручено послание, подписанное самой высокой в Брюнне персоной:

«В Цнаймской гимназии открывается седьмой класс, и тамошняя городская община берет на себя расходы по его содержанию. С этим связана необходимость назначения нового супплента, который бы преподавал в пятом классе латинскую, греческую и немецкую литературу, а в пятом и шестом классах математику. Учитывая Ваши старания, я нахожу Вашу кандидатуру подходящей для исполнения в Цнаймской гимназии должности супплента по этим дисциплинам и предлагаю Вам незамедлительно направиться туда, представиться тамошнему учительскому корпусу и приступить к службе, получив на месте компенсацию за расходы по переезду и жалованье супплента в размере 60% от установленного для дипломированного преподавателя гуманитарных наук.

Штатгальтер граф Лажанский».

В документе есть незнакомый термин «супплент».

«Сулшлент», или полным титулом «супплент-профессор» [30], буквально соответствует российскому «экстраординарный профессор». Но в России «профессор» — звание чисто университетское, а в Австрии и Германии так непременно величали даже наставника самых сопливых гимназических первоклашек (последних те называли студиозусами, студентами), и не от любви к громким чинам: просто эти немецкие слова, перейдя в русский язык, получили несколько более узкий смысл.

Впрочем, любовь к громким чинам тоже была, и она комбинировалась со строжайшим соблюдением табели рангов. Для различия говорили и писали «эмеритальный профессор Троппауской прогимназии» [31] и «супплент-профессор Венского университета». А гимназический супплент — это «зауряд-учитель», «учительский помощник», «исполняющий обязанности»: он, быть может, преотличнейше преподает, но при этом является лицом не вполне правомочным, так как либо не имеет диплома, либо принят временно.

Судя по цитированному посланию, ведомство просвещения на супплентском жалованье как раз и наводило экономию.

Предписание наместника вкупе с другими документами позволяет начать восстанавливать события.

В нашем распоряжении автобиография Менделя. По полагавшейся форме, без тех вольностей, что в письме из Цнайма, он писал обо всем предшествовавшем так:

«…В 1843 году упомянутый испросил и получил согласие и был принят в августинский монастырь святого Томаша в Альтбрюнне.

Благодаря этому шагу его материальное положение в корне изменилось. В столь необходимом для каждых занятий благотворном благополучии физического существования к нему, с глубоким почтением нижеподписавшемуся, вернулись и мужество и силы, и он в течение пробного года штудировал предписанные классические предметы с большим прилежанием и любовью. В свободные часы занимался он маленьким ботанико-минералогическим собранием, предоставленным в монастыре в его распоряжение. Его пристрастие к области естествознания становилось тем большим, чем большие возможности получал он отдаваться ему. Хотя упомянутый в этих занятиях был лишен какого-либо руководства, а путь автодидакта [32] здесь, как ни в какой иной науке, труден и ведет к цели медленно, все же за оное время упомянутый приобрел такую любовь к изучению природы, что он не жалел уже сил для заполнения имевшихся у него пробелов путем самообучения и следуя советам людей, обладавших практическим опытом. В 1846 году упомянутый слушал также относящиеся к этой области лекции по хозяйствованию, садоводству и виноградарству в Философском институте в Брюнне (приложение Н, J, К).

Далее, в 1848 году, завершив курс богословия, с глубоким почтением нижеподписавшийся получил от своего Высокопреподобного господина прелата разрешение готовиться к экзаменам на степень доктора философии. Когда же в следующем году он укрепился в намерении экзаменоваться, то ему было вручено предписание занять место супплента императорско-королевской гимназии в Цнайме, каковому зову он последовал с радостью…»

Кажется, все просто: поступил в монастырь — сам просился туда; учился самоотверженно богословию, самообучался естествознанию. Чуть было не стал доктором теологии, но вдруг в Цнайме открылась вакансия, и штатгальтер сказал: «Подать сюда Менделя!» — словно больше некого было подать. А он человек, обученный смирению. Он идет с радостью исполнять новую миссию, хотя посылают его преподавать не естествознание, не ботанику, которой он увлекался, а литературу — латинскую, греческую и немецкую. И математику.

Для Освальда Рихтера и монсеньера генерального викария ван Лиерде эти строки автобиографии не в пример предыдущий были бальзамом для ран душевных. Кстати, и доктор Алоис Шиндлер, племянник патера Грегора, «добрый католик», даже не попытавшийся уберечь от печки дядин архив, в том же духе говорил еще в 1902 году в речи памяти Менделя:

«Быть может, еще в пору искуса, когда он немало времени проводил в монастырском саду на вольной природе Божьей, разум и внимание Менделя были привлечены к естественным наукам, в особенности — к ботанике, ибо «…среди всех явлений природы ничто не влияет столь властно на дух и сердце, как изобилие растительного царства: растения — как уже давно их назвал поэтический дух народа — это платье земли, которое наподобие пестрого ковра опоясывает ее скалистое тело, смягчает неподвижность форм и оживляет ландшафт».

Процитировав сей пышный пассаж, Алоис Шиндлер тотчас сослался в речи на первоисточник: Карл Мюллер, «Книга растительного мира». Шиндлер подчеркнуто придерживался хорошего тона.

…Итак, в Цнайме открылась вакансия, и прелат Напп, поскольку он — как мы помним — был «К.К. Gymnasial-Studien-director fur Mahren und Schlesien», дабы дело не страдало, подсунул штатгальтеру заготовленный рескрипт и, сорвав с места почти готового доктора богословия, отправил его на иное поприще.

Но здесь приходится сделать поправку.

В 1849 году Его Высокопреподобие Напп был уже отстранен от должности директора всех императорско-королевских гимназий провинции. И что интересно, это произошло именно в 1849 году: в год разгула в Австрии контрреволюции, в период «закручивания гаек» и накануне заключения конкордата с Ватиканом, по которому католическая церковь приобретала невероятную власть в стране.