Кто это? А ведь этой прелестнице посвящены и другие стихи, в том числе известное «Для берегов отчизны дальней...» Ее имени, как, впрочем, и имен Кати Раевской, и жены графа Воронцова, приютившего Пушкина в Одессе, нет в ныне широко распечатанном «Дон-Жуанском списке Пушкина». Некоторые свои увлечения, особенно глубокие чувства, поэт не выставлял на суд толпы...

К «негоциантке молодой», флорентийке по происхождению, притягательной для мужского общества Амалии, поэт, несомненно, испытывал пылкие чувства, как, впрочем, и глубочайшее уважение к ее мужу Ивану Ризничу, образованному славянину из Далмации, который вел торговые операции, отправляя крупные партии зерна из Одессы в Европу…

Ну вот, дошел я по бульвару и до великолепного, как его называли, Воронцовского дворца. (Замечу, кстати, этот дворец – особая тема; его детально описал еще поэт В. А. Жуковский, его упоминает и писатель В. Катаев: когда над дворцом был поднят красный флаг и на балконе установлен «максим», Гаврик, герой романа «Белеет парус одинокий», с неодобрением, по-хозяйски смотрит на него и думает: «Слишком много памятников, как на кладбище».) Пушкин был любовно принят, обласкан хозяином дворца генерал-губернатором Воронцовым, пользовался прекрасной библиотекой до тех пор... пока сюда не вернулась хозяйка и не устроила прием в голубой гостиной дворца. Как пишут современники поэта, появление Елизаветы Ксаверьевны, жены графа, стало для поэта восходом солнца, небо враз над ним поголубело, и все засияло вокруг...

Приятель Пушкина, неуживчивый, замкнутый Ф. Ф. Вигель, служивший при Воронцове, так пишет о его жене:

«С врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода была она душою, молода и наружностью (она была, естественно, старше Пушкина, но поэт благоговел перед подобными женщинами с большим опытом, пример чему его скандальный лицейский поступок – пламенное объяснение в любви супруге историка Карамзина, Екатерине Андреевне, старше его на целых двадцать лет. – Авт.).

Быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуи».

Ну как тут было устоять бедному поэту с его африканским темпераментом! Пушкин не мог да и не хотел скрывать своих чувств. И фактов его увлечения женой графа Воронцова становилось все больше. То он гулял с ней по берегу моря, правда, в сопровождении дружественно расположенной к нему княгини Веры Федоровны Вяземской. Все веселились, когда девятый вал, перемахнув ограду, накрыл их с головой, смеясь, побежали переодеваться... То Пушкин, недовольный невниманием хозяйки, покидает обед в самом разгаре, роняя желчные, мрачные замечания. Все это видели, как и сам граф Воронцов, человек умный и проницательный. И тут, предвосхищая ссылку на знаменитую эпиграмму поэта, взорвавшую одесское общество («Полу-милорд, полу-купец...»), хочу сказать несколько хвалебных слов в адрес Воронцова, сменившего на губернаторстве основателей Одессы – блестящего герцога Ришелье и малоудачливого графа Ланжерона.

К этому времени Воронцов уже много воевал, был тяжело ранен при Бородино (кстати, лечил за собственный счет солдат и офицеров своего корпуса), потом участвовал в «Битве народов» под Лейпцигом, командовал оккупационным корпусом во Франции, уплатив сам все долги своих офицеров, к тому же слыл либералом, противником крепостного права, был широк в своих политических воззрениях. Именно поэтому он принял под крыло опального поэта. Но... нашла коса на камень...

Поэтому, видя, как любовный омут затягивает Пушкина, грозит разрушением его собственного семейного очага, он шлет одно за другим послания министру иностранных дел графу Нессельроде, скрепя сердце перечисляет недостатки поэта, которые «происходят, по моему мнению, скорее от головы, чем от сердца», что «заставляет меня желать, чтобы он не оставался в Одессе», и в следующем письме: «...Повторяю мою просьбу – избавьте меня от Пушкина; это, может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне не хотелось бы его иметь ни в Одессе, ни в Кишиневе».

Пушкина, после его прошения об отставке, высылают в Михайловское, где он пишет горькие строки, обращенные к Воронцовой:

Желаю славы я, чтоб именем моим

Твой слух был поражен всечасно…

Закончилась одна из печальных историй о влюбленных, разыгравшаяся под безоблачным небом Одессы, но... не первая и далеко не последняя на жизненном пути поэта.

Пушкин в Одессе... Эта тема, особенно отношения поэта и графа Воронцова занимала меня еще с тех пор, когда нас, студентов-филологов Ленинградского университета, отправляли на практику кого куда: в Михайловское – к Пушкину, в диалектологическую экспедицию – на север, в Пятигорск – к Лермонтову. Мне же руководитель пушкинского семинара профессор Борис Викторович Томашевский сказал ворчливо: «Вы, юноша, как спуститесь с гор (я тогда занимался альпинизмом), непременно посетите Одессу—в непростое для себя время там пребывал Александр Сергеевич».

Помню, по возвращении после студенческих каникул в Питер я поделился с Томашевским своими соображениями по поводу этого «любовного треугольника». Мой учитель лишь хмыкал в усы, не выказывая одобрения моим домыслам. Но тогда время было другое: о графе не принято было говорить хорошо, о поэте – правдиво.

Владимир Лебедев

Вячеслав с присущей ему дотошностью приступил к строительству собственной лодки, но, уже завершая постройку, «споткнулся» на проблеме опреснителя морской воды и обратился за помощью к директору Общества океанских гребцов в Лондоне Кеннету Крачлоу. Ответ был неожиданным. Он предложил Кавченко для плавания через Атлантику гребную лодку, одну из тех, что прошла трассу в известной Атлантической гребной гонке 1997 – 1998 гг. Лодка эта принадлежала англичанке Джейн Мик – она одолела трассу гонки вместе с сыном за 100 дней. Нашим читателям хорошо известны публикации об этой эпопее в океане. Так сразу нашлась готовая лодка для океана русскому спортсмену, и по приглашению Общества океанских гребцов мы, не мешкая, отправились на берега Темзы, чтобы положить начало Российской программе первого одиночного плавания через Атлантику на гребной лодке. Мне и раньше приходилось посещать Лондон. Тогда, в 1993 году, мы вместе с Евгением Смургисом готовили его лодку для выхода в Атлантику, а позже, в 1997 году, я участвовал в работе недавно учрежденного Общества океанских гребцов...

Общество это объединило всех гребцов в некое большое сообщество, подобное космонавтскому, и взяло на себя заботу об организации океанских переходов и реализацию разнообразных проектов. Оно следит за продвижением лодок, поддерживает с ними связь, при случае приходит на помощь и в сети Интернета собирает все подробности о подвигах гребцов в океане. Общество способствует широкой рекламе каждого путешествия, и уже по опыту можно заключить, что все программы гребных марафонов с маркетинговой точки зрения были только прибыльными. Безупречным по организации было недавнее пересечение Атлантики гребцом из Англии Эндрю Холзи, который, будучи больным эпилепсией, 116 дней один на один в единоборстве с океаном прошел на веслах 2900 морских миль. И победил. В прошлом году Общество обслуживало сразу два рекордных заплыва женщин-одиночек – француженки Пегги Буше и американки Тори Марден. В начале апреля этого года в Королевском географическом обществе напутствовали все того же Эндрю Холзи на одиночное покорение Тихого океана, а в мае он уже стартовал из американского порта Сан-Диего к берегам Австралии. В октябре этого года с Канарских островов начнет одиночное плавание до острова Барбадос и ветеран океанской гребли 52-летниЙ Джефф Аллум. 28 лет назад он уже пересекал Атлантику вместе с двоюродным братом Доном. Как видим, одиночное плавание – высшая ступень мастерства, долготерпения и выносливости. Не удивлюсь, если окажется, что Джефф Аллум установит какой-либо рекорд. Хотя одно уже очевидно: ему 52 года, и никто из мужчин в таком возрасте не отправлялся в океан...