Теории Мараньона вызвали большую полемику, но не по существу, оставив в стороне главную предпосылку. А между тем были упущены из виду свидетельства не только десятков рыбаков, но и тех многих людей, которые жили вместе со злосчастным Франсиско долгое время.

Через несколько лет тот же самый Мараньон пришел к заключению, что вся история прославленного лиерганесца — не что иное, как грубый вымысел, легенда, сошедшая с кантабрийских холмов и не имеющая под собой никаких доказательств реального существования странного существа. То же самое говорили и прославленные ученые прежних столетий, отчаявшись в своих поисках церковных метрик Человека-Рыбы и решившие, что его прототипа вообще никогда не существовало. По крайней мере, в официальных списках муниципии Лиерганес, которые велись с XV века в приходе церкви святого Петра, его имя не значится. Казалось, вопрос закрыт.

Ясности не прибавилось и на протяжении последующих столетий. Зато возник монумент, который возвышается у центральной улицы кантабрийского городка: «Его подвиг, пересечение океана с севера до юга Испании, если и не был подлинным, все же должен был быть совершен. Сегодня его главным подвигом можно считать то, что он остался в памяти людей. Правда это или легенда, Лиерганес чествует его и возводит в бессмертие».

… А вот и монастырь кларитинок, Сантильяна-дель-Мар, Кантабрия, 17.54. Может здесь и находится средство для разрешения всех сомнений?

«Мои нижайшие просьбы оказали благотворное воздействие на сердце сестры Эмилии Сьерра, — продолжает свой рассказ испанский журналист. — Весьма необычно, что молодой человек, увешанный фотоаппаратурой, с блокнотами, диктофоном и авторучкой попадает туда, где никто похожий на него до сих пор не был. Но мне необходимо было попасть именно туда — я так и пытался объяснить монашке, общаясь с ней почти что криком через маленькую круглую дырку в деревянной двери. Миновав эту первую «заставу», я заметил, как за моей спиной закрылись решетки, и затем я очутился всего в нескольких сантиметрах от искомых сокровищ — церковных метрик, которые, как я понимаю, оставались совершенно неизвестными на протяжении многих лет в этих кельях. Итак, я достиг той самой цели, с помощью которой надеялся проникнуть в волшебную загадку, ради которой столь много проколесил по дорогам Кантабрии».

Однако по мере продвижения стрелки часов уверенность Икера Элизари все убывала, особенно когда ему удалось отыскать одну из старых приходских книг Лиерганеса, датируемую как раз тем самым временем. В ней не было ни одного упоминания о Франсиско де ла Веги!

«И тут я неожиданно был возвращен в реальный мир восклицанием монахини, — вспоминает исследователь. — Указательный палец сестры Эмилии Сьерра, дрожа, уткнулся в несколько строчек, написанных настоящими каракулями, которые едва можно было разобрать, да еще в темной комнате. Но сомнений не было: приблизив книгу к окну, мы убедились, что записи принадлежат руке Педро Эрасу Миеры, приходского священника Лиерганеса начала XVII века! Эта стопка бумаг необычайной важности включала и церковные метрики Франсиско де ла Веги Касара, Человека-Рыбы!»

Плохо сдерживаемая радость Икера передалась и сестре Эмилии, которая судорожно продолжала листать страницы записей крещений, браков и смертей. Немного погодя перед их глазами оказался еще один замечательный документ. Это была книга регистрации смертей прихода Лиерганес, соответствующая периоду с 1722 по 1814 год. Здесь на странице 106 была запись другого кюре, Антонио Фернандеса дель Ойо Венеро, официальное объявление о смерти Франсиско де ла Веги, называемого «Человеком-Рыбой», и его исчезнувшего брата Хосе! Из чего можно было сделать вывод, что по бдительному закону той эпохи следовало ждать целых 100 лет, прежде чем официально объявить умершим пропавшего человека.

«Факты действительно были прямо в моих дрожащих от волнения руках; отрицать теперь было нечего. Человек-Рыба на самом деле жил в здешних местах, и мы можем это доказать», — говорит исследователь. Это и есть самое важное. С этого момента вызов науке бросала уже сама история его злоключений в морской бездне — подлинная загадка Ихтиандра, которую теперь уже нельзя будет отнести к одним лишь сказкам.

По материалам журнала «Enigmas del Hombre y el Uneverso» подготовил Николай Непомнящий

Однажды меня как лучшего стрелка полка послали на особое стрельбище, оборудованное самой современной техникой. Там я встретился со своим приятелем — лейтенантом Димой Листовым, который и оказался «хозяином» этого стрельбища.

Вечером мы отправились туда.

Когда зажглись прожектора, мрачная и безжизненная местность пришла в движение и начала преображаться на глазах.

Откуда-то из-под земли полезли поясные фигуры, «пулеметные гнезда» и щиты, украшенные круглыми мишенями с традиционным «яблочком» в центре. Вспыхнули световые дорожки, указывающие направления для стрельбы, задвигались в разных направлениях фанерные муляжи животных и автомобилей. И в довершение всего была продемонстрирована никогда не виданная мной ранее имитация пехотной атаки.

— Ну как? — повернулся ко мне Дима, — нормально?

— Нет слов, — отозвался я, — просто чудо. Я много где поколесил от Чукотки до Читы, но ничего подобного не видел.

Мы пустились в обратный путь. Выходя из котловины, я оглянулся, и мне показалось, что на темном срезе горы светятся странные кляксообразные фиолетовые пятна. Я обратил на это внимание моего спутника.

— Да ну, ерунда, — отмахнулся он, — по-настоящему они светятся только два раза в год, в ночь накануне весеннего и осеннего равноденствия. Вот тогда да, зрелище, я тебе скажу, даже где-то неприятное — будто медузы-горгоны выплывают из глубин земли и тянутся к тебе своими щупальцами. Видел я всю эту феерию весной — жуть. Мы и стояли-то далеко и все равно минут десять только выдержали — ушли от греха подальше.

Какое-то время мы двигались молча, а затем я не выдержал и задал вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:

— Дим, а как называется это место?

— На карте обозначено, как высота 304, а местные охотники называют эту гору «Последний выстрел Хурпана».

— А почему Хурпана, это кто такой? — не унимался я.

— Сам я толком не знаю, тут особо недосуг изучать местный фольклор, но кажется, это какой-то местный божок, только со знаком минус, этакий бог, которого нет.

В этот вечер мне больше не удалось ничего узнать. У входа в казарму, где я оставил свои вещи, мы попрощались.

— У меня еще тут дела по службе, — сказал Дмитрий, — а ты ложись, поспи, завтра перевезем с тобой оружие на стрельбище, да и обновим заодно все, что мы там нагородили. Ну, пока.

Казалось, я только прилег, а меня уже трясли за плечо.

— Вставайте, товарищ старшина, уже семь часов.

Путь до стрельбища не занял много времени, и вскоре мы с Димой разгружались у дверей командного пункта.

Через несколько минут мы подошли к огневому рубежу в левой части стрельбища. Он был отделен от остальной площади высокой, метра в три, насыпью, перед которой стояли четыре щита с мишенями, укрепленными на вкопанных в землю трубчатых конструкциях с электромагнитами. Примерно в пятидесяти метрах от них были установлены два железных крашеных стола, на один из которых мы установили подзорную трубу и высыпали обоймы.

— Готов? — спросил Дима, — какой режим установить?

— Щадящий, — попросил я.

— Ладно, мишени один и два, по пять секунд.

Тоскливо взвыла сирена. Я передернул затвор и вскинул карабин к плечу. Щелкнул механизм, и первая мишень повернулась ко мне. Бах, бах, бах. Еще последняя гильза кувыркалась в воздухе, а мишень уже повернулась ко мне торцом. Едва я успел повернуть ствол в направлении второй мишени, как она также повернулась, вынуждая меня стрелять снова. Кончив серию, я положил оружие на помост и подбежал к подзорной трубе, в которую смотрел Дмитрий.