Они стали друзьями — сорокасемилетний Эрик де Бишоп и двадцатидвухлетний Френсис. И объединила их тогда одна дерзкая мечта: построить плот здесь, на Таити и отправиться на нем на восток — к берегам Чили. В те послевоенные годы Французская Полинезия все еще жила воспоминаниями о славном плавании Тура Хейердала на «Кон-Тики». И Эрик де Бишоп, как писали тогда газеты, «хотел убедить всех, что Тур Хейердал ничего, собственно, не смог доказать — он лишь отдался на волю течения Гумбольдта, и оно несло его сто дней».

Иными словами. Эрик де Бишоп дерзнул бросить вызов Судьбе и Хейердалу: своим примером он решил доказать, что заселение островов Полинезии происходило с запада на восток, а не из Южной Америки, как утверждал норвежский ученый. Что же, теперь мы знаем, что по большому счету прав был Эрик де Бишоп, чья жизнь в отличие от Тура Хейердала была неразрывно связана с Южными морями...

— Да нет, все было не так, как потом писали, — вздохнув, проговорил Френсис Коуэн. — Обосновавшись на Таити, Эрик почти не выходил в море. Здесь для него нашлось только одно занятие — он сделался землемером. И самолюбие его, понятно, было уязвлено. Как у бывалого моряка, застрявшего на суше.

— Самолюбие или гордыня? — осторожно спросил я, памятуя о том, что в свое время Эрика де Бишопа склоняли на все лады.

— Разумеется, Эрик был горд и непреклонен, когда дело касалось моря, — сказал Френсис. — А на берегу он был никто... Когда мы вышли в море, ему было уже за шестьдесят — чуть меньше, чем мне сейчас. И он боялся, что ему не хватит времени...

Итак, в пятьдесят шестом году Эрик де Бишоп, Френсис Коуэн и трое их спутников отправились на плоту «Таити-Нуи» («Большой Таити») на юго-восток и дальше на восток — к берегам Чили. С тем, чтобы потом, под пассатами и по течению Гумбольдта вернуться обратно в Полинезию.

О том, как проходило это плавание, хорошо известно. И я не стану пересказывать все его перипетии. Напомню только, что у острова Робинзон-Крузо, в восточной части Тихого океана, «Таити-Нуи» попал в жесточайший шторм, прогнивший бамбуковый плот готов был вот-вот развалиться — и развалился. И затонул. А команду его принял па борт чилийский патрульный фрегат. Он же доставил мореплавателей в Вальпараисо... Потом был обратный путь — на плоту «Таити-Нуи II», построенном из кипариса на чилийской судоверфи. Был и третий плотик — «Таити-Нуи III»; экипаж строил его прямо в открытом море — из остатков неумолимо идущего ко дну «Таити-Нуи II»... Эта экспедиция закончилась трагически на атолле Ракаханга — в северной группе островов Кука: на рифах плотик перевернуло и Эрик де Бишоп, который к тому времени был обездвижен болезнью, погиб. Остальные члены экипажа выжили. Они похоронили своего капитана там же, на Ракаханге. И лишь через некоторое время его останки перевезли на Таити.

Френсис Коуэн, так уж вышло, был штурманом только на «Таити-Нуи I». В Чили он и Мишель Брен покинули экспедицию. И вернулись на Таити. Их заменили другие. Но почему? Об этом мало кто знает.

— Дело в том, — признался Френсис, — что продолжать плавание было бессмысленно. Тем более, что мы доказали все, что хотели. Да и встречали нас в Чили как героев.

А может, дело все-таки в другом?..

— Нет, — без всякой обиды продолжав Френсис, догадавшись, о чем я подумал. — Ни в трусости, ни в предательстве нас никто не мог упрекнуть — ни меня, ни Мишеля. Даже Эрик. Хотя он очень сожалел о том, что лично я покидаю его... Но я ему так прямо и сказал - кипарис не годится для постройки плота - слишком тяжел. В общем, дальнейшее плавание было обречено на неудачу с самого начала. Так оно и вышло. И хорошо еще, что все закончилось более или менее благополучно. Вот только Эрика жалко...

Крутой нрав Эрика де Бишопа начал проявляться уже вначале — едва «Таити-Нуи» отвалил от гаитянского берега.

— Не успев отчалить, мы были вынуждены вернуться в бухту Фаэтон, — вспоминал Френсис. — Эрик торопился с постройкой плота. И неполадки в конструкции обнаружились сразу же... А что до крутого нрава, — подумав, сказал он, — Эрик был нетерпим к малодушию...

— Я никогда не прошу себя за это, — тяжко вздохнув, признался Френсис Коуэн. — Бог с ним, здравым смыслом. Я должен был остаться с Эриком до конца...

Как бы там ни было, тогда, в Чили, они расстались друзьями.

Пройдет много лет — и Коуэн вместе с четырьмя спутниками совершит плавание на двойной двадцатидвухметровой полинезийской пироге «Гаваики-Нуи» от острова Раиатеа, что в архипелаге Общества, к берегам Новой Зеландии. Это плавание вернет былую славу ему, потомку китобоев из Новой Англии. Хотя сам он славы не искал — долго был простым судовым и страховым агентом, потом стал сюрвейером — наблюдал за постройкой судов. И наконец — судовладельцем... Словом, сегодня он богат и счастлив, как может быть счастлив человек на маленьком острове посреди безмерного океана, — он, вечный Штурман «Таити-Нуи», спутник несчастливого Капитана Южных морей — Эрика де Бишопа.

Пришло время расставания.

На прощание Френсис подарил мне открытку с «Таити-Нуи». И на обороте сделал короткую надпись: «Ia Orana a Igor. Francis Cowan». Это означало, что он ожидал новой встречи со мной. Как и я.

В бухту Ваиаре меня провожал Эрхард Лакс, который стал мне старым новым добрым другом и о котором я знал так мало...

Последняя наша встреча — уже на Таити, — однако, была короткой. Эрхард сказал, что торопится: ему нужно обсудить кое-какие дела с галерейщиком, потому как весь вчерашний день он посвятил мне.

До отхода Барка оставалось два часа. И, прежде чем протянуть мне руку на прощание, Эрхард на мгновение задумался и загадочно улыбнулся.

— Все равно я дам о себе знать, — сказал он, как если бы не договорил чего-то.

И тогда я спросил его напоследок:

— Слушай, а ты навещал ее... Жаклин?

— Забудь о ней. Ты же увидел Литега...

Вот уже на борт ступил мой старый знакомый — лоцман Вуарен. На сей раз разговора с ним у меня не вышло. Лоцман торопился на капитанский мостик. И только успел мне подмигнуть — опять же лукаво. А я во все глаза всматривался в пеструю толпу на набережной. Уже с мостика прозвучала знакомая команда: «Отдать швартовы!», — Барк содрогнулся всем корпусом и медленно отвалили от причала, который постепенно уходил вдаль. И люди на берегу, слившись в одну живую массу, становились все меньше. А я стоял на корме и все смотрел и ждал... И вдруг над толпой провожающих, на набережной, синим пятном вспыхнул зонтик и поплыл над головами. Это был Эрхард Лакс, он прощался со мной, и вроде бы не прощался — будто приглашал вернуться снова. Снова. Когда-нибудь...

Игорь Алчеев / фото Александра Ремесло