Шлыков криво улыбнулся.
– А не боишься, что можешь не дожить?
– Касательно тебя – не боюсь. Ты всегда был прыток, но на деле – кишка у тебя тонка, Антоша.
– А я не о себе, Пашенька. Я что? Червяк. Но есть и анаконды. Я же о тебе, дорогой, беспокоюсь, ибо здесь «тенденцию» чую с твоей стороны. А вот это уже страшно.
Он вышел, сильно хлопнув дверью.
Пал Палыч подошел к окну. Внизу, во внутреннем дворе здания, где располагалась стоянка для парковки машин со спецпропусками, наметилось движение. Автомобили разных мастей, но непременно представительского класса друг за другом въезжали во двор.
– Слетаетесь, господа-товарищи. Что ж, милости прошу.
Он отошел от окна и подошел к сейфу. Открыв его, достал тонкую черную папку. Закрыл сейф и, подойдя к столу, положил на него папку.
В аэропорту «Внуково-2» к только что приземлившемуся самолету подогнали трап. По нему спустился человек. Человека звали Игорь Олегович Скрипченко. Он сел в лимузин и в сопровождении ГАИ и двух спецмашин через главные ворота выехал на Киевское шоссе в направлении Москвы.
Благодаря постоянно перекрывавшемуся движению по ходу следования эскорт промчался без остановки через весь город до Старой площади, остановившись напротив центрального подъезда большого серого здания. Человек вышел из лимузина и, не пройдя и десяти шагов, скрылся во внутренней части этого здания.
Ровно в одиннадцать часов Пал Палыч вошел в громадную комнату, специально предназначенную для заседаний Совета директоров, где посередине стоял немалых размеров овальный стол с симметрично расставленными креслами вокруг него. Все приглашенные, кто в это время оказался в Москве, находились уже здесь. Взоры собравшихся были обращены к стоявшему в дверях Пал Палычу. Все молчали. Молчал и Пал Палыч. Секунду-другую он стоял, не двигаясь, затем, закрыв за собою дверь, спокойно прошел к оставленному для него центральному креслу и, положив перед собой черную папку, сел за стол.
Гнетущее молчание затягивалось, и Пал Палыч понимал это. Он мог предположить, что «прыткий» Шлыков уже успел поделиться своими впечатлениями о состоявшейся накануне встрече с кем-нибудь из членов Совета, со многими из которых у него были отношения и общие дела. Если это так, значит, знают все. А если знают, то преамбулы не потребуется.
– Господа, рад вас видеть. Думаю, не стоит тратить время на риторические вопросы о моем здоровье, поэтому предлагаю вам сразу перейти к делу. Но все же, для начала, здравствуйте, господа!
Совет директоров сдержанным гулом ответил на приветствие Пал Палыча.
– Итак, с помощью элементарного арифметического действия смею предположить, что вместе со мною нас десять человек. Кворум, господа?
Все присутствующие согласно кивнули головами.
– Отсутствуют: господин Чижиков… Я так понимаю, по строго заведенному графику он всегда в это время на Багамах…
– На Вануату. У него там фазенда, – поправил Пал Палыча один из членов Совета.
– Прошу прощения, на Вануату. Не знал. А также господа Гостев, Кулбужев, Щетинин. Кворум, господа. Осталось выбрать председателя на сегодняшнее заседание.
– Раз уж ты нас в такую рань собрал, ты, Пал Палыч, и председательствуй. Вношу предложение. Думаю, никто не будет против. Голосуем? – спросил у собравшихся седой мужчина с коротко подстриженной бородой. – Единогласно. Можем начинать.
– Благодарю за доверие.
Пал Палыч поднялся со своего кресла и подошел к стоявшей неподалеку доске, взяв с ее полочки фломастер.
– Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам… – он улыбнулся. – Нет, ревизор нам не страшен. Мы солидная, богатая компания с идеальной прозрачной бухгалтерией. Я пригласил вас, чтобы на ваше усмотрение внести свое конкретное предложение в связи с продажей Баторинского комбината зарубежным инвесторам, и… И очень рассчитываю на ваше понимание и вашу поддержку.
Судя по тому, как после его слов лица членов Совета синхронно уставились в стол, Пал Палыч окончательно убедился, что Шлыков уже поработал.
– И тем нее менее, господа, прошу минуту вашего внимания.
В левом нижнем углу доски он нарисовал первый квадрат, вписав в него слово «кредитор».
– Если нам не изменяет память, в свое время мы специально создали фирму, которая стала так называемым «большим кредитором», и по решению арбитражного суда забрали основные средства у дышащего на ладан Баторинского комбината.
Он протянул стрелку вверх к центру доски и нарисовал второй квадрат, обозначив его аббревиатурой «Б. К.»
– Пал Палыч, ты и создавал, по своей же инициативе. И идея изначально тоже была твоя, – не отрывая взгляда от стола, произнес один из присутствовавших.
Отвечать было некому. На Пал Палыча по-прежнему никто не смотрел. Он только мог рассчитывать на то, что его хотя бы слушают. Но, судя по всему, его слушали. И слушали очень внимательно. Он посмотрел на Женю, которая вела протокол этого собрания, и улыбнулся. Ее большие, выразительные глаза красноречиво свидетельствовали: «Все они козлы, а вы, Пал Палыч, клевый. И вы мне очень нравитесь». От ее взгляда ему стало очень легко, и он вдруг почувствовал себя совершенно свободно.
– Я этого не отрицаю, господа Совет, но все-таки позволю себе продолжить. Итак, после данной процедуры бедолага комбинат объявил себя банкротом и при ликвидации, соответственно, снял с себя огромные долги перед бюджетом. Как вы понимаете, я имею в виду бюджет Российской Федерации, гражданами которой мы с вами являемся.
От квадрата с аббревиатурой «Б. К.» стрелка по вертикали доползла до третьего квадрата под названием «Бюджет».
– Ну а дальше, что называется, все было делом техники. С аукциона, который мы в таких случаях называем «заряженным», при непосредственной, так сказать, «заряженности» на энную сумму губернатора области и мэра славного города Баторинска, за копейки был приобретен комбинат нашим же «кредитором». Просто и гениально.
Стрелка от «Б. К.» вернулась к первому квадрату.
– Правда, многострадальный бюджет при таком раскладе поимел гроши, а проще говоря, шиш, но без масла, зато мы-то с вами получили абсолютно чистенькое предприятие. Теперь продавай, кому хочешь, но уже совсем за другие бабки. Ведь так, господа Совет директоров?
– Ты же нас собрал не на урок черчения, – наконец, подняв седую голову, сказал господин с коротко подстриженной бородой. – Пал Палыч, говори уж толком, что задумал. Впрочем, я думаю, и так всем все понятно. Ты его не хочешь продавать. Но тогда где логика? Мы же его и банкротили только для того, чтобы потом продать.
Пал Палыч подошел к столу и сел в свое кресло.
– Ты прав, Семен Аркадьевич, логики здесь нет. Но ее нет с твоей точки зрения. И все же я продолжу, так как по-прежнему рассчитываю на ваше понимание, господа. Как я уже сказал вначале, мы солидная компания, и денег у нас, попросту говоря, куры не клюют. Двадцать минут назад я разговаривал с главным инженером комбината. Кстати сказать, очень толковый мужик. Если открыть только одну дополнительную линию, мы получаем полторы тысячи рабочих мест. А их, как выяснилось, при желании можно открыть аж три! Площади позволяют. При закупке хорошего оборудования продукция может очень высоко котироваться на рынке, но главное то, что предприятие само по себе градообразующее. Следовательно, начнет быстро развиваться инфраструктура. А если еще правильно подойти к вопросу о близлежащих деревеньках, реанимировать наших полудохлых фермеров… Не все же спились, в конце-то концов?! Дать возможность задышать тем, кто еще хочет работать. А они есть! И таких много!..
Пал Палыч обвел взглядом собравшихся.
– Я понимал, что разговариваю с самим собой, но все же счел необходимым донести до вас мое предложение. Давайте не будем терять время и приступим к голосованию.
Женя, ведя протокол, едва сдерживала слезы. Пал Палыч это видел. Он встал с кресла и, подойдя к ней, тихо сказал: «Не переживай, «новенькая», мы еще повоюем». Он вернулся к своему месту, но садиться не стал.
