— Почему же он сам не дал о себе знать?

— Он пытался. Прислал гонца, но Франческо убил его. Прислал письмо, а Франческо заставил меня написать в ответ, что ты умерла. Не думаю, чтобы Джулиано и тогда поверил в это. Франческо говорил, что кто-то пробрался в баптистерий и копался в брачных реестрах.

Салаи. Леонардо. Возможно, Джулиано узнал о моем браке и решил убедиться; или подумал, что я хочу, чтобы он считал меня мертвой.

«Представьте, что вы снова с Джулиано, — сказал тогда Леонардо. — Представьте, что вы знакомите Джулиано с его сыном…»

— Тебе нужна, правда… — прошептал Антонио. — Ты не знаешь одного. Причину, по которой я был зол на твою мать…— Голос его слабел, и я наклонилась поближе, чтобы расслышать. — Взгляни на свое лицо, дитя. В нем ты не увидишь моих черт. А я смотрел на него тысячи раз и никогда не находил схожести с Джулиано де Медичи. Был еще один мужчина…

Я пропустила последнее утверждение мимо ушей, сочтя его за бред. Впрочем, долго раздумывать мне не пришлось — у отца начался приступ кашля, из груди вырвались низкие булькающие звуки, на губах выступила кровавая пена.

Дзалумма мгновенно оказалась рядом.

— Посадим его повыше!

Я взяла его под мышки и посадила повыше, слегка наклонив корпус вперед. Изо рта больного на колени хлынул фонтан темной крови. Дзалумма пошла за Лореттой, а я ухватила отца за плечи одной рукой и поддерживала ему голову другой. Он отрыгнул, выплеснув вторую, более яркую струю крови; после этого, видимо, испытал облегчение, потому что откинулся на подушки, тяжело дыша. Мне хотелось спросить у него, кого напоминает ему мое лицо, но я понимала, что сейчас неподходящее время.

— Я люблю тебя, — прошептала я ему на ухо. — И знаю, что ты любишь меня. Господь простит тебе твои грехи.

Отец услышал мои слова. Застонав, он попытался похлопать меня по руке, но ему не хватило сил.

— Скоро мы с Маттео уедем, — продолжила я. — Постараюсь найти способ добраться до Джулиано. Франческо я теперь не нужна. О нас не беспокойся. С нами будет все в порядке, и мы всегда будем любить тебя.

Он взволнованно покачал головой, попытался что-то сказать, но вместо этого закашлялся.

Тут вошла Лоретта, принесла полотенца, мы обтерли его как смогли и снова уложили. После этого связно отец уже не говорил. Глаза его потускнели, он перестал реагировать на мой голос. Вскоре он закрыл глаза и, как мне показалось, заснул.

Я просидела рядом с ним весь день. Наступили сумерки, затем вечер. Когда пришел Франческо, скрывавший под ложным сочувствием свое возмущение моим побегом из дома, я не пустила его в отцовскую комнату.

Я оставалась с отцом до часу ночи, когда поняла, что уже какое-то время не слышу его дыхания. Я позвала Лоретту и Дзалумму, а затем спустилась вниз, в столовую, где сидел Франческо, попивая вино.

— Умер? — с нарочитым сочувствием спросил он. Я кивнула, не проронив ни слезы.

— Я помолюсь за его душу. Ты знаешь, отчего он умер?

— От лихорадки, — ответила я. — Ее вызвала болезнь кишечника.

Франческо внимательно вгляделся в мое лицо и, вероятно, остался доволен тем, что увидел. Наверное, все-таки я оказалась не такой уж плохой шпионкой.

— Мне очень жаль. Ты останешься здесь?

— Да. До самых похорон. Мне нужно поговорить с прислугой, либо найти всем место в нашем доме, либо пристроить кого-то в новую семью. Есть и другие дела…

— А мне нужно вернуться домой. Я жду известий о прибытии нашего гостя, а, кроме того, у меня накопилось много дел в синьории.

— Хорошо. — Я знала, что Савонарола уже под арестом благодаря своевременному переходу Франческо на сторону «беснующихся». По крайней мере, мне не придется больше притворяться, что мы с мужем набожные люди. — Значит, увидимся на похоронах?

— Конечно. Пусть Господь дарует нам всем силы.

— Да, — сказала я.

Мне нужны были силы. Мне они понадобятся, чтобы убить Франческо.

Ту ночь я провела в отцовском доме, спала на маминой кровати. Дзалумма съездила к Франческо и привезла мне кое-какие личные вещи, траурное платье и вуаль для похорон. По моей просьбе она привезла также большой изумруд, подаренный мне Франческо в ту первую ночь, когда я осквернила себя близостью с ним, а еще бриллиантовые серьги с опалом. Маттео остался дома под присмотром няни; мне не хватило духу привезти ребенка в такой несчастливый дом.

Я не стала смотреть, как Лоретта омывает тело отца, пока я ждала возвращения Дзалуммы. Вместо этого я прошла в отцовский кабинет и нашла лист писчего пергамента, перо и чернила.

«Джулиано ди Лоренцо де Медичи.

Рим.

Любовь моя, мне солгали, сказав, что ты мертв. Но сердце мое к тебе не переменилось.

Предостережение: Сальваторе де Пацци и Франческо делъ Джокондо задумали заманить тебя и Пьеро во Флоренцию и убить обоих. Они собирают войско и хотят повторить — на этот раз успешно — план мессера Якопо де Пацци: поднять народ против Медичи.

Тебе нельзя приезжать».

Перо замерло над листом. По прошествии стольких лет как он сможет быть уверен, что это мой почерк? Что мне такого сказать, чтобы он сразу понял, кто автор письма?

«Я прошу только об одном, как просила раньше: укажи мне место и время в каком-нибудь другом городе. В любом случае я скоро к тебе приеду. Не вздумай отвечать мне с обычной почтой — твое письмо будет изъято и прочтено, а я и наш ребенок — твой сын — можем жестоко за это поплатиться.

Мы с тобою оказались врозь из-за чудовищной лжи. Теперь, когда я знаю правду, я не в силах выносить расставание дольше, чем это нужно.

Твоя любящая жена, Лиза ди Антонио Герардини».

Когда вернулась Дзалумма, я вручила ей сложенный пергамент.

— Обычной почтой послать не могу. Его обязательно перехватит Коллегия восьми, и мне отрубят голову. Нужен человек, который за плату согласится спрятать письмо на себе и отправиться с ним в Рим, чтобы доставить послание из рук в руки. — Я отдала рабыне изумруд и серьги. — Ты единственная, кому я могу довериться.

Раньше я полагала, что могу доверять Леонардо; теперь я не могла произнести его имя без злобы. Он, зная всю правду, тем не менее скрыл ее от меня, а ведь мог бы залечить мое сердце.

«Джулиано… мертв. Не многие об этом знают. Большинство верит, что он все еще жив».

«А теперь больше не любите?»

Он был сдержан во время нашей первой встречи, потому что думал, будто я вышла замуж за другого, зная, что мой первый муж все еще жив. Он считал, что я способна на предательство, ибо сам был способен на него.

Дзалумма взяла драгоценности и тщательно спрятала в потайной карман в складках одежды.

— Если это вообще возможно, — сказала она, — то все будет сделано. Я прослежу.

Мы договорились, что ранним утром она отправится на поиски надежного курьера. Нет, неправда: я была так убита горем, что она отправилась в аптекарскую лавку за каким-нибудь снадобьем, успокаивающим нервы. Было очень рано, но я места себе не находила и не могла ждать, пока проснется Клаудио и запряжет лошадей, поэтому Дзалумма пошла пешком.

Я была в ужасе, оттого что приходится отправлять ее на такие опасные поиски. Одно меня особенно беспокоило.

— Я не захватила с собой нож, — сказала я, понимая, что, если бы он был у меня, я бы сейчас отдала его Дзалумме.

На лице рабыни промелькнула злорадная улыбка.

— Зато я захватила.

Той ночью я не предавалась скорби. Я лежала на кровати мамы, а Дзалумма устроилась у моих ног на лежанке, убрать которую отцу так и не хватило духу. Я не спала. Теперь, когда Антонио мертв, я стала для Франческо бесполезной — разве что он мог использовать меня как приманку. Но эту роль играть я не собиралась. Настало время бежать. Конечная цель — Рим. Я продумывала десятки различных способов, как пройти городские ворота, — но ни один из них не мог считаться безопасным или осуществимым, когда во все это вовлечен непоседливый двухлетний малыш. Я решила только одно: что мы трое — Дзалумма, Маттео и я — покинем дом перед рассветом, после того как вернется с гулянки Франческо и я убью его, когда он свалится пьяным на кровать.