— А я в таком случае даже не подумаю за тебя вступаться, Ринальд, — сказал Айган. — Ким… — он вовремя прикусил язык, — король прав.

— Киммериец, ты хотел сказать? — спросил Конан, заметив его оговорку и не став делать вид, что пропустил ее мимо ушей. — Да, киммериец, сын кузнеца, и горжусь этим не меньше, чем королевским титулом. Я никогда не отрекался ни от своей родины, ни от происхождения. Мой отец был достойным человеком, и я чту его память.

Если бы можно было присягнуть дважды, Айган сейчас повторил бы свою клятву не задумываясь.

— Ну, что с тобой происходит, Лю Шен? — обеспокоенно спросила Зенобия, ласково глядя на девушку. — С некоторых пор я стала замечать, что на тебе лица нет, одежда болтается, и ты всё больше становишься похожа на ходячую тень. Как это понимать? Ты не больна?

— Нет, госпожа, — поклонилась кхитаянка, — я здорова, благодарю.

— Тогда что с тобой творится?.. Послушай, ведь я тоже женщина и всё способна понять.

Не всё, подумала Лю Шен. Не всё! Тот, кого ты любишь, каждую ночь делит ложе с тобою, а мой любимый так близко и в то же время так далеко! Он даже не глядит в мою сторону, а я умираю каждый день, каждый час, ибо страсть к нему сжигает мне сердце.

— Всё хорошо. Я всем довольна.

— Ты спала прошедшей ночью?

Ни прошедшей, ни во все предыдущие ночи Лю Шен ни на миг не сомкнула глаз. И есть она не могла — кусок не лез в горло.

— Может быть, у тебя слишком много работы?

— Что ты, госпожа! Ведь ко мне приходят лишь те, кого задели в учебных поединках. Правда, некоторых приносят. Но это всё такие мелочи, о которых даже говорить смешно.

— А что твой сын?

— Он тоже здоров, благодарю.

Двухлетний мальчик, сын Имогена, был сейчас, пожалуй, единственной отрадой Лю Шен. Она долгое время была разлучена с ним, пока ухаживала за Ринальдом, и дитя было доверено заботам Эмис, ее подруги, у которой было трое собственных детей, однако она никогда не отказывала в помощи Лю Шен: последнего из сыновей Эмис кхитаянка принимала у нее сама, роды были очень трудными и едва не стоили Эмис жизни, но когда всё обошлось, женщины весьма сдружились. Не желая даром есть хлеб своего господина, кхитаянка почти фанатично несла службу, не всегда оставляющую время для забот о Первом, каковые охотно брала на себя Эмис. Кому-то это могло показаться странным, но хотя сыну Лю Шен было уже больше двух зим, имени у него не имелось. Первый — и всё. Имя нельзя давать сразу, это бережет человека от происков демонов, к тому же надо еще посмотреть, к чему у него будет больше склонностей, и нарекать соответственно этому, а не как попало. Не раньше пяти лет.

Но и это имя будет считаться детским. Настоящее и окончательное дается человеку значительно позже.

Понятно, что следующий ребенок был бы назван Вторым, и так далее.

Но так уж случилось, что Первый остался единственным, и других у Лю Шен никогда не будет.

— Ты не хочешь снова выйти замуж? — спросила Зенобия. — Ведь срок траура давно прошел.

Как ей объяснить, что у траура по умершему супругу нет никакого срока?

— У нас не принято вступать женщинам в брак дважды, — сказала Лю Шен.

— Боги, как это печально. Получается, такая чудесная девушка, как ты, просто созданная быть женой и матерью десятка детей, должна так и зачахнуть в одиночестве?

— Да, госпожа. Но… неужели ты бы сама согласилась, если бы, сохрани его боги, конечно, твои супруг покинул тебя и ушел в Сумерки, забыть его и стать женой другого?

Удар достиг цели. У Лю Шен не было иного способа вынудить Зенобию оставить скользкую тему. Кхитаянка, как и весь двор, отлично знала о том, насколько преданы друг другу Конан и его королева.

— Нет, — ответила та. — Не согласилась.

— Вот видишь. Кхитайские законы весьма мудры. Ты позволишь мне уйти, госпожа?

— Иди, — вздохнула Зенобия, и, отослав Лю Шен, задумалась.

Девочка-то не так проста, как старается показаться. И сохнет она, и глаза у нее на мокром месте не случайно. Зенобия вовсе не была ни слепой, ни безразличной, ни недалекой. И ей доводилось замечать, какие взгляды бросает Лю Шен на лэрда Ринальда. Просто сердце рвется! А он, бревно бесчувственное, занят только тем, что обучает мальчишек, и Конна в том числе, сражаться на деревянных мечах. Это разве дело, когда рядом такая красавица, и души в тебе не чает? Кхитайские законы… прикрывается ими, как броней доспехов, а под той броней живая душа изводится. Что ж, сна, Зенобия, как-нибудь сумеет помочь этому горю.

Королева подошла к окну, наблюдая, как раз, за учебным поединком, которые проводились почти постоянно. Привычно поискала глазами сына. Некоторые юноши сражались на мечах, иные врукопашную, а совсем юные и неопытные — на палках. Откуда-то приволокли толстое дерево и рубили его мечами, отрабатывая силу удара так, что только щепки летели в разные стороны. Но где же Конн? Зенобия вгляделась в кучу дерущихся людей. Боги, да он сражается с Ринальдом, и в руках у инфанта настоящий меч, только не очень большой. Лэрд прекрасно владел ситуацией, не атаковал, подставляя под удары юноши щит, и, судя по всему, постоянно давал Конну указания. Тот же предпринимал всё новые яростные, отчаянные атаки, вероятно рассчитывая применить тактику изматывания противника, но из этого ничего не получалось. Конн быстро устал и прекратил бой. И вдруг, перехватив меч, как копье, с воинственным криком бросился на Ринальда. Лэрд ловко отпрыгнул в сторону, спустя мгновение выбил меч из рук принца, и тот свалился на траву, тяжело дыша, затем встал и убрал свое оружие в ножны. Зенобия улыбнулась. Хорошо, что Конна тренирует такой опытный боец, как Ринальд. Да и сам лэрд со времени своего появления при дворе выглядит несравнимо увереннее и лучше. Конечно, победа над мальчишкой — невеликая доблесть, но если учитывать, что сам Конан по мере возможностей тоже кое-чему обучает инфанта, и не совершеннейший пустяк для человека, который недавно перенес тяжелое ранение.

…Ринальд с неудовольствием ощутил, что слегка сбил дыхание.

Собственная слабость страшно злила и удручала его. Эдак он никогда не доберется до Эвера! Больше надо работать, и не с зелеными юнцами, а с равными себе мужчинами. Он огляделся, чем бы еще заняться, и уже собрался примкнуть к тем, кто сражался врукопашную — вот где поле непаханое, ничего не умеют! — как к нему подошел Айган.

— Довольно на сегодня, брат. Иди, отдохни.

— Брось, — отмахнулся Ринальд, — я и так от безделья с ума сойду скоро. Ну, ты посмотри из этих — право, младенцы, когда возятся, выглядят более ловкими, чем они! Я только покажу им пару приемов… просто руки чешутся.

— Я займусь этим вместе тебя, — твердо возразил Айган, — Ни к чему надрываться. Зато ближе к вечеру мы сразимся между собой, идет?

— Идет, — вздохнул лэрд и опустился на траву, продолжая жадно и тоскливо наблюдать за дерущимися, в том числе и за Айганом, который играючи раскидывал в стороны молодых парней, бросавшихся на него всем скопом. К нему подошла женщина средних лет с ребенком па руках.

— А ты-то что делаешь на тренировочной площадке? — удивился Ринальд.

— Да вот, пришла посмотреть, как там мой парень, — улыбнулась женщина. — Вон он, видишь?.. Вот будет боец, его хлебом не корми, дай подраться.

О самом Ринальде можно было сказать примерно то же самое, так что он кивнул:

— Это хорошо для мужчины! А этот, младший твой, тоже пойдет по стопам брата?

— Да этот как раз не мой, — весело отозвалась она, поставив дитя на землю. — Просто присматриваю.

— А он чей же тогда? И где его мать?

— Мать трудится, что твоя пчелка. Сейчас ее королева зачем-то к себе позвала, вот Лю Шен и помчалась туда.

— Лю Шен? — Ринальд не сразу осмыслил услышанное. — Так это ее ребенок?

— Ну да, ее и Имогена сын. Ничего парень, верно?

Крепкий, черноволосый и черноглазый мальчик выглядел крупнее и старше своего возраста.