Такого поединка Аквилония еще не знала. Не приходилось сомневаться, что предстоящая битва привлечет огромную толпу зевак, которые уже стекались к месту сражения, границы коего были обозначены веревкой, натянутой на вбитые в сухую, выжженную солнцем землю, колья.

Поединок чести, на котором двоим мужчинам предстояло осваивать свои права ценой жизни, должен был вот-вот начаться.

На деревянный помост уже поднимали кресла для более знатных зрителей. Вооруженные воины в кольчугах и шлемах заняли свое место у натянутой, как струна, веревки, воткнув копья в землю. Толпа взволнованно зароптала, когда королева Зенобия и наследник престола, юный Конн, поднялись на помост и заняли свои места, окруженные свитой в ярких туниках, вставшей позади высоких кресел.

Звуки груб возвестили о появлении участников поединка, одним из которых был сам Конан — король Аквилонии.

Он был уже не молод, но отнюдь не утратил ни своей величественности, ни исходившей от каждого движения властной, стремительной силы. Толпа восторженно взвыла, приветствуя его появление, и недоверчиво смолкла, когда в круг вступил второй участник поединка, наглец, осмелившийся совершить невероятное, бросив дерзкий вызов королю и оспаривая его право на трон. Ростом он был несколько ниже Конана, и даже в кольчуге ему, пожалуй, недоставало массивности. Казалось, что доспехи несколько тяжелы для него.

Соперники остановились перед помостом.

Трубы прозвучали очередной раз, призывая всех хранить молчание и стихли. Вперед вышел глашатай.

— Слушайте все! Лэрд Ринальд поднял оружие против короля и объявил, что король Конан не имеет права на корону Аквилонии. Рыцарь Ринальд, признаешь ли ты свою ошибку и согласен ли поклясться в верности королю?

— Нет никакой ошибки, — возразил тот спокойно.

— Кто защитит право короля?

— Я сам, — произнес Конан. — Я не нуждаюсь в представителях и в состоянии отстоять свои права в честном поединке.

Эти слова вызвали новые восторженные крики собравшихся. Конан по закону мог послать на бой любого из лучших и беззаветно преданных ему турнирных бойцов, но отказался от такой возможности, предпочитая расправиться с противником собственной рукой. Или умереть.

Юный Конн, подавшись вперед, нервно кусал побледневшие губы. Королева держалась со спокойным достоинством, но видно было, что она с трудом сдерживает волнение.

Противники переглянулись, надели шлемы, затянув ремни под подбородком, и взяли в руки щиты.

Когда лэрд Ринальд обнажил меч, солнце спряталось за тучами, скрыв от толпы долгожданный блеск стали.

Поначалу события развивались медленно.

Мужчины сошлись, и, скрестив мечи и щиты, словно проверяли друг друга. Они кружились на месте, поднимая клубы пыли… И вдруг Ринальд решительно устремился вперед, его удары стали резче и сильнее, от щита и меча короля градом сыпались искры. Конан, отражая выпады, отступал под натиском лэрда, но недолго. Вот он сам пошел в атаку и стал теснить соперника к кромке круга.

Ринальд споткнулся. Конан нанес сильнейший удар мечом, пробившим металлическую обшивку щита противника и вонзившимся глубоко в древо.

Бой разгорелся с новой силой… Юный Конн в волнении стиснул зубами указательный палец.

Лэрд Ринальд словно потерял голову, усилил натиск, не заботясь о тактике боя и искусстве владения оружием. Король стойко отражал удары и вдруг, резко переломив ход боя, пошел в атаку.

Ринальд пошатнулся. Король Конан наступал, не сбиваясь с ритма, щитом отразил очередной удар и в то же время кулаком отбросил щит противника в сторону, а затем его меч пронзил сквозь кольчугу грудь мятежника.

Единодушный вопль пронесся над полем битвы. Тело Ринальда распласталось па земле.

— Он мертв, мама? — спросил Конн, оборачиваясь к Зенобии.

— Надо полагать, — тихо произнесла королева, сжав его руку. — Твой отец отстоял свое право на трон.

Возле тела Ринальда возникло какое-то движение. По приказу Конана, с пего сняли шлем и откинули металлическое забрало. Король глянул на неподвижное бледное лицо и слегка приподнял бровь.

— Старею, что ли, — с досадой произнес он. — Мерзавец почему-то еще дышит, — он снова поднял меч, собираясь довершить начатое.

— Нет, отец, — звонко крикнул Кони, — не надо! Пусть боги теперь решат его участь!

Конан недовольно покачал головой. Его сын не имел никакого права вмешиваться не в свое дело. Однако, помедлив, все-таки вложил меч в ножны и покинул круг.

Начался дождь. На пыльную землю падали крупные капли. В низине тут же образовалась бурая лужа.

Струйки дождя оросили лицо Ринальда и его волнистые, каштановые с проседью на висках, волосы, в которые набился песок.

— Унесите его, — велел король. — Он храбро бился и не заслуживает того, чтобы ему умирать на земле, как собаке.

Кхитаянка Лю Шен, опустив глаза, неподвижно стояла перед королем. Конан подумал, что за три зимы, которые Лю Шен провела при аквилонском дворе, он почти ни разу не слышал голоса девушки. Впрочем,

это не мешало ему быть уверенным в ее безграничной верности и тихом обожании, замешанном на чувстве благодарности.

Три зимы назад он, Конан, спас Лю Шеи жизнь, выкупив ее у отца, разгневанного тем, что девушка без его позволения и вне брачных уз отдала свое сердце молодому королевскому пажу; отец ее был торговцем из Кхитая и повсюду возил дочь с собою, ибо она была искусной врачевательницей, коей он мог вполне доверять. Однако после случившейся трагедии торговец проклял ее, произнес слова публичного отречения и в гневе покинул Аквилонию.

А Лю Шен осталась. Конан выдал ее замуж за того самого пажа, именем Имоген, виновника всех бед, и даже сам согласился быть посаженным отцом на ее свадьбе. Молодые люди счастливо прожили вместе год, а потом супруг погиб в поединке, пав жертвой собственной вспыльчивости.

Маленькая кхитаянка опять осталась одна, да еще и с крошечным сыном на руках. Но Конан вновь выручил ее, оставив служить при дворе, гак что являлся теперь для девушки чем-то вроде живого божества на земле.

— Ты знаешь, зачем я позвал тебя? — спросил король.

Лю Шеи отрицательно качнула головой. Без крайней необходимости она рта не открывала, предпочитая объясняться жестами.

— Я хочу, чтобы ты ухаживала за раненым рыцарем Ринальдом, — произнес Конан. — Никто не справится с этим делом лучше тебя.

Щеки Лю Шен вспыхнули, а в глазах появился упрямый блеск.

— Вели убить меня, господин, — проговорила она, — но не заставляй использовать мое искусство для спасения жизни того, кто покушался на твою.

— Лю Шен, — прогремел Конан, заставив девушку вздрогнуть и сжаться. — Я не терплю от своих слуг неповиновения! Немедленно ступай к нему и исполняй приказ, ты поняла меня?! Иначе я сочту, что ты забыла свой долг и потеряла лицо.

Эти слова вынудили кхитаянку подчиниться — угрозы ужаснее для нее не существовало. Кланяясь и пятясь задом, прижимая руки к груди, девушка покинула королевские покои.

— Спасибо, отец, — произнес Конн, который был свидетелем этой сцены.

— Замолчи, — произнес Конан, гневно взглянув на сына — Я еще не простил тебя за грубое нарушение этикета и вмешательство в ход моего поединка!