Что именно тогда произойдет, Лю Шен не додумала. При виде лэрда она смогла только ахнуть. Так скверно он не выглядел даже в первые сутки после поединка, а к тому времени, как его Освободили, а ее похитили, и вовсе держался молодцом.

— Что с тобой? — опросила Лю Шен, подходя к нему и чувствуя, как больно сжимается сердце. От его, лэрда, силы ци почти ничего не осталось.

Ее враг, мятежник, бунтарь, изменник умирал, девушка ясно слышала хлопанье черных крыльев смерти над его головой.

И видят боги, вопреки здравому смыслу и долгу, она не желала такого исхода.

Лю Шен опустилась на колени рядом с его постелью, прижала к губам безвольно свесившуюся руку Ринальда и сказала по-кхитайски:

— Мы начнем всё сначала, рыцарь. Не прикидывайся, будто не понимаешь. Теперь-то мне известно, что тебе, внятен мой язык.

…— Да, было дело. Мы с ним тогда нанялись к одному богатому путешественнику — телохранителями. Мотались везде, потом его понесло в Кхитай. А этому типу взошло на ум похитить один кинжал у тамошнего мандарина, какой-то заговоренный, с рукоятью в виде божка. Его за руку поймали, а ты ведь знаешь, как у вас обходятся с ворами. Ну, мы с Ринальдом кинулись его отбивать, да только ничего у нас не получилось. Хозяина нашего скормили крокодилам, а нас продали как рабов. Ринальд придумал как нам сбежать, но мы внешне там получались уж очень приметными, трудно скрыться — с толпой не смешаешься, хотя у меня тогда еще лицо было вполне человеческое, но за кхитайца никак бы не сошел ни я, ни Ринальд. Ладно! Нанялись на корабль к одному, тоже, изрядному мерзавцу, которому зато люди были нужны без разницы, какого цвета. А Ринальда задело, что он в Хайбории считался за хорошего бойца, а у вас и с мальчишкой не мог один управиться. Из тех грошей, что ему за работу причитались, он стал за нас двоих платить, лишь бы научили биться по-вашему. Я так не мог, жрать очень хотелось, свои деньги проедал, что было, то было! Ты бы тогда видела нашего лэрда — дочерна на солнце обгоревший, чистая головешка, тощий, только что живот к спине не прирастал, жилистый и до того упрямый, если за что зацепился, нипочем не бросит… молодые мы были, что там, сорок зим на двоих, — рассказывал Айган, помешивая угли в камине. — В общем, четыре зимы мы там прожили, много ваших обычаев переняли, и язык — это само собой, в первую очередь. Потом вернулись, причем при деньгах, и хороших. Служили при дворе одного князька, тот щедро платил… В Аквилонии осели, Ринальд купил поместье, разводил лошадей. Потом заскучал, подался в наемники, и я за ним. Э, всего не перескажешь!

— Очень интересно, — вежливо проговорила Лю Шен.

— Мы с ним — как братья, — добавил Айган. — Куда один, туда и другой, даже если… головой в преисподнюю. Я за Ринальда глотку перегрызу хоть самому Нергалу. А вот, видишь как, не сумел его уберечь… И ведь чуяло мое сердце, что этот Эвер не по делу воду мутит. Но у Ринальда свои представления. Законный наследник, честь аквилонского престола… Знаешь, он отличный человек, но очень уж доверчивый. Его вокруг пальца обвести — плевое дело, потому — душа чистая, и он такую же чистоту в других видит, вот как.

— Человек чести, — сказала Лю Шен.

— Что?.. Да, это верно, не поспоришь. Хотя если где погулять, побуянить, баб потрясти — тоже первый. Всё у него через край, до предела! Ты не гляди, что он сейчас такой тихий, будешь тихим, когда вся грудь разворочена. Обычно-то в нем столько силы кипит, девать некуда.

— А он действительно лэрд?

— Лэрд! Голубая кровь. Только из разорившегося рода. Но всё равно, не бастард, как я. Кстати, Ринальд очень ценит свое происхождение, даром что папаша его после себя ничего, кроме долгов, не оставил.

— Почему ты — бастард?

— Потому что у меня матушка — портовая шлюха, а отца и вовсе не было, — засмеялся Айган. — Поняла?

Было похоже, что это обстоятельство его ничуть не смущает. Чем дольше Лю Шен общалась с Ринальдом и Айганом, тем сильнее становилась ее привязанность к ним обоим. Ее давно уже не пугал вид изуродованного лица Айгана, поначалу наводивший Лю Шен на мысль, что человек, который так ужасно пострадал, должен быть жестоким и враждебным ко всему миру. Но ничего подобного она не замечала, наоборот, грубоватый и замкнутый Айган на поверку оказался весьма доброжелательным человеком, а его преданная привязанность к другу вызывала у Лю Шен глубокое уважение. Она уже знала, что Айган в одиночку бросился выручать Ринальда, не пожалев никаких средств, чтобы подкупить часть охраны, и не остановившись перед тем, чтобы вступить в бой с остальными. В этом бою Айган уложил пятерых, о чем, впрочем, сказал лишь вскользь, как бы между прочим, ибо вовсе не считал, будто совершил какой-то особенный подвиг. Но для Лю Шен, которая чрезвычайно высоко почитала проявления подлинной бесстрашной верности, он сразу стал героем. Как и Ринальд, о котором Айган так много рассказывал. Эти люди, насколько она поняла, никогда не теряли лица!

И всё же Лю Шен не оставляла мыслей о побеге. Ее чувство долга вступило в непримиримое противоречие с желанием сердца, но в подобных случаях выбор мог быть только один, и она твердо знала, какой именно. Наверняка король Конан поднял на ноги всех, кого мог, для поисков беглого мятежника. И она обязана сообщить, где скрывается Ринальд! Но при этом Лю Шен надеялась поведать Конану обо всем, что узнала об этом человеке, и вымолить для него смягчение наказания. Ведь Ринальд сам пал жертвой обмана и хитроумной интриги. Конечно, он виновен и заслуживает суровой кары. Однако в то же время он так внутренне похож на самого короля Аквилонии!

Вот если бы удалось как-то убедить его самого сдаться и явиться во дворец короля, присягнуть Конану на верность и попросить права искупить эту вину. Может статься, король не отказал бы лэрду, оценив такой достойный и смелый поступок. А если нет?..

Между тем, Ринальд, благодаря ее неусыпным заботам, уже начал подниматься на ноги, хотя и не вполне уверенно. Рана в груди почти затянулась, если говорить о той, которую нанес ему в поединке Конан.

Что касается другой, едва ли не более глубокой… с этим было куда сложней. Сердце лэрда словно разлетелось на тысячу осколков, когда он узнал о том, как его предали. И для того, чтобы собрать эти осколки и исцелить его душу, требовалось очень много усилий и времени. Особенно учитывая, что в этом деле была замешана женщина, которую Ринальд очень любил.

Лю Шен знала, что ее звали Дэйна.

Лэрд собирался жениться на ней и просил ее руки, но она сказала, что даст окончательное согласие лишь после того, как Эвер, сын Нумедидеса, во многом благодаря Ринальду, взойдет на престол. А в результате сбежала всё с тем же Эвером… и деньгами Ринальда, оставив лэрда нищим. По словам Айгана, у Дэйны хватило цинизма заявить, что мертвецу деньги всё равно ни к чему.

Лю Шен было очень горько сознавать, что Ринальд считает и ее саму чем-то вроде Дэйны. Ведь обе женщины попросту использовали его для своих целей. Конечно же, у него не было никаких оснований доверять кхитаянке и слишком близко подпускать ее к себе. Лю Шен старалась больше ни в коем случае не обращаться с ним так, как могла бы это делать влюбленная женщина. Хотя она находила лэрда очень, очень привлекательным! Его тело притягивало ее, как магнит — железо. Да только разве ему об этом окажешь? И зачем? Всё равно им никогда не суждено быть вместе.

Всё, что могла, девушка для него и так уже сделала. Ринальд ожил, начал двигаться, и его вполне можно было препоручить заботам Айгана. А в тот день, когда лэрд впервые, на памяти Лю Шен, улыбнулся, ее сердце просто растаяло. Боги, что это была за улыбка, прекрасная и чуть застенчивая, озарившая лицо Ринальда, точно солнечный лучик, выглянувший из-за тяжелых грозовых туч. Да она всё на свете отдала бы, только чтобы почаще видеть его таким!

— Он… улыбается, — сообщила она Айгану.

— Ну и прекрасно, — сказал тот. — Ты еще его смеха не слышала.