– Когда найдете работу, все наладится, – сказал он. – У вас будет гораздо больше денег, чем было в вашем возрасте у меня.

Джеймс стал наведываться к ней каждый день. Иногда он водил Лолу обедать в ирландский бар внизу – по его словам, чтобы она хотя бы раз в день как следует питалась, а потом торчал у нее в квартире. Ему нравилось незагроможденное видами пространство, солнце в окнах. Он не уставал повторять, что в квартире у Лолы света больше, чем у него.

– Джеймс, – не выдержала она однажды, – мне нужен телевизор.

– У вас есть компьютер, – возразил Джеймс. – Разве по нему нельзя смотреть телепрограммы? Кажется, теперь все так делают.

– У всех есть и компьютеры, и телевизоры.

– Могли бы книжку почитать. Читали «Анну Каренину»? А «Мадам Бовари»?

– Читала, скука смертная! И потом, у меня здесь нет места для книг, – пожаловалась Лола, обведя рукой тесное жилище.

Пришлось Джеймсу купить ей телевизор – 16-дюймовый «Панасоник», который они водрузили на подоконник.

Накануне возобновления своего авторского турне Джеймс явился к Лоле раньше обычного. Было уже одиннадцать часов, но она еще спала. Она купила в магазине ABC Carpet пуховую подушку и пуховое одеяло – Джеймс подозревал, что эти покупки потянули на тысячу, а то и больше. Правда, на его вопрос по этому поводу Лола ответила, что нашла то и другое на распродаже, всего за сотню баксов. Не думает ведь он, что она будет спать не накрываясь? Нет, так он не думал. На этом их разногласия закончились.

– Который час? – спросила она, сладко потягиваясь.

– Скоро полдень, – сообщил он укоризненно. Ему не понравилось, что Лола так долго валяется в постели, в голову закрался вопрос: чем она занималась накануне вечером, если потом столько спала? Или дело в ее неважном настроении?

– Завтра рано утром я уезжаю, – объяснил он свой ранний приход. – Захотелось попрощаться. И убедиться, что у вас все в порядке.

– Когда я снова вас увижу? – спросила она, продолжая потягиваться. На ней была оранжевая майка на бретельках и больше ничего.

– Не раньше чем через месяц.

– Куда это вы собрались? – спросила она в испуге.

– Англия, Шотландия, Ирландия, Париж, Германия, Австралия, Новая Зеландия.

– Какой ужас!

– Ужас для нас, зато хорошо для книги, – сказал Джеймс.

Лола отбросила одеяло и похлопала ладонью по дивану рядом с собой.

– Полежим рядом, – сказала она. – Я буду скучать.

– Я не думаю, что... – забормотал Джеймс, у которого сильно забилось сердце.

– Подумаешь, обняться! – Она шутливо надула губки. – Какие могут быть возражения?

Он лег рядом с ней, неловко растянувшись в нескольких дюймах от нее и очень стараясь к ней не прикасаться. Она повернулась к нему лицом и ткнулась коленями ему в пах. У нее изо рта неприятно пахло водочным перегаром и табаком, и он снова стал гадать, как она провела вчерашний вечер и с кем.

– Ты такой смешной! – хихикнула Лола.

– Правда?

– Ты только на себя посмотри! – Снова смех. – Зачем так напрягаться?

– Я не уверен, что нам нужно это делать, – сказал он.

– А мы ничего и не делаем, – возразила она. – Но ведь тебе хочется, да?

– Я женат, – прошептал Джеймс.

– Твоя жена ничего не узнает. – Она провела рукой по его груди и дотронулась до члена. – Полная готовность, – прокомментировала она.

И она принялась целовать его в губы, просунула свой язык ему между зубов. Джеймс был так поражен, что не сопротивлялся. Ласки Лолы разительно отличались от поцелуев Минди – коротких сухих клевков. Он уже не помнил, когда и с кем в последний раз так целовался, и поражался, что это еще может происходить. Кожа Лолы была приятной на ощупь, совсем как у младенца. Он в упоении гладил ее руки. Шея у нее тоже была гладкой, без единой морщинки. Он робко потрогал ее грудь сквозь ткань майки и оценил задорно торчавшие соски. Потом он оказался над ней и, упираясь руками в кровать, заглянул ей в лицо. Надо ли идти дальше? Джеймс так давно не занимался любовью, что побаивался, не забыл ли все приемы.

– Хочу, чтобы ты в меня вошел, – заговорила она, трогая его напряженный член. – Давай, загони свою штуковину в меня поглубже, слышишь, как там хлюпает?

Это оказалось для него чересчур, и, пока он пытался расстегнуть на штанах молнию, случилось неизбежное: он кончил.

– Черт! – пробормотал он.

– Что-то не так? – Она села.

– Просто я... Ну, сама понимаешь. – Он засунул руку в джинсы, нащупал предательскую влагу. – Проклятие!

Она опустилась перед ним на колени и потерла ему плечи.

– Ничего страшного, первый раз не в счет.

Он прижал ее руку к своим губам.

– Ты такая прелесть! Ты самая прелестная девушка, какую я встречал.

– Неужели? – Она соскочила с постели и натянула шерстяные спортивные брюки. – Джеймс, – завела она сладеньким голоском, – раз ты улетаешь и я тебя целый месяц не увижу, то...

– Тебе нужны деньги? – догадался он и потянулся к карману джинсов. – У меня с собой всего шестьдесят долларов.

– За углом есть банкомат. Ты не против? Я задолжала хозяйке двести долларов за домашний скарб. И потом, ты же сам не захочешь, чтобы я здесь без тебя голодала.

– Не захочу, – согласился он. – Но ты все равно постарайся найти работу.

– Обязательно! – пообещала Лола. – Только это нелегко.

– Я не смогу тебя постоянно содержать, – сказал он, продолжая переживать свою неудачу.

– Об этом я тебя и не прошу, – сказала она обиженным тоном.

На улице Лола взяла его за руку.

– Не знаю, что бы я без тебя делала.

Сняв в банкомате пятьсот долларов, Джеймс отдал их ей.

– Я буду по тебе скучать. – Она обхватила его руками. – Как только вернешься, сразу позвони. Мы встретимся. В следующий раз все получится, – обнадежила она его, уходя.

Джеймс проводил ее взглядом и побрел по Девятой авеню. Неужели он простофиля, которого бессовестно дурачат? Нет, убеждал он себя, Лола не такая. Иначе она бы не сказала, что хочет его. Пятой авеню он достиг, полный уверенности в себе. В дом номер один на Пятой авеню он входил, уже уговорив себя, что инцидент с преждевременным семяизвержением – настоящая удача: обмена жидкостями не произошло, а значит, измена не состоялась.

Вечером того же дня, направляясь к Тайеру Кору, Лола остановилась напротив дома номер один и уставилась на подъезд. Она часто здесь стояла, надеясь на встречу с Филиппом или с Шиффер. Неделю назад было объявлено об их помолвке, все таблоиды неистово трубили об этом и о программе празднеств, словно союз двух немолодых людей был потрясающей новостью и мог вдохновить на подвиги все неприкаянные сердца, всех одиноких женщин средних лет, где бы они ни коротали свое одиночество. Шиффер приняла участие в шоу Опры, якобы для рекламы «Госпожи аббатисы», а на самом деле – так считала Лола, – чтобы похвастаться предстоящей свадьбой. По словам самой Опры, этот брак служил подтверждением новой тенденции, когда мужчины и женщины находят тех, кто был их первой любовью, и понимают, что они созданы друг для друга. «Да, но на этот раз человек уже повзрослел и набрался ума – я на это надеюсь!» – сказала Шиффер, вызвав понимающий смех аудитории. Оставалось лишь назначить время и место.

Шиффер уже определилась с платьем – белым, узеньким, расшитым крупными серебряными бусинами. Опра продемонстрировала платье зрителям. Аудитория восторженно заохала, а Лоле стало дурно: Опра должна была бы нести весь это вздор про ее свадьбу, при чем тут Шиффер? Лола бы выбрала платье получше – традиционное, с кружевами и шлейфом. Она не могла не думать про эту свадьбу: испытывая жестокую зависть и злость, она изводила себя фантазиями, как столкнется нос к носу с Филиппом или со стервой Шиффер, потому и дежурила перед домом номер один. Правда, на слишком долгие бдения она не отваживалась: встретиться с Филиппом или с Шиффер еще куда ни шло, но только не с Инид!

Через три дня после поминальной службы по Билли Личфилду Инид сама позвонила Лоле. Та не узнала номер и ответила.