– Только не говорите, что вы республиканец! – обращалась Аннализа к одному из компаньонов Сэнди. – Если вы молоды и богаты, ваш моральный долг поддерживать демократов!
Билли остановился. Непринужденно ввинтившись в плотное кольцо мужчин, он взял Аннализу повыше локтя и сказал:
– Позвольте вас похитить. Вы уже познакомились с подругами Конни?
Хозяйка и три незнакомые Аннализе женщины сидели на составленных вместе широких коричневых плетеных диванах. Одна из гостий тайком курила сигарету, другие говорили о шопинге в Ист-Хэмптоне. При приближении Аннализы Конни подняла глаза и похлопала по дивану рядом с собой:
– Вот есть местечко. – Указав на курильщицу, представила ее новенькой: – Это Бет. Она закончила Гарвард, да, Бет?
– Гарвардскую юридическую школу, – сказала Бет, быстро затушив сигарету. – А вы? – спросила она Аннализу.
– Джорджтаун, – ответила та.
– Все еще работаете? – поинтересовалась Бет.
– Нет, недавно уволилась.
– Бет уволилась несколько лет назад, – вставила Конни. – И не жалеет.
– У меня нет времени работать, – сказала Бет. – Быть замужем за одним из них, – она показала на группу мужчин, стоявших поодаль, – это работа на полную ставку.
– Главное – дети, – поправила Конни. – Хочется видеть, как они растут, жалко упустить даже минуту.
В девять часов всех пригласили к столу. Гостей обслуживали молодой человек и девушка, одетые в черное, – видимо, студенты, подрабатывающие в летние каникулы. Аннализу посадили между Билли Личфилдом и Сэнди Брюэром – почетное место, рядом с хозяином.
– Вы бывали в Андах? – спросил Сэнди. Бет, сидевшая напротив, тут же встряла в беседу, затеяв оживленную дискуссию о том, как Анды стали «новой Новой Зеландией». Разговор перешел на ярмарку искусств Бильбао, благотворительное мероприятие, в пользу которого Сэнди пожертвовал миллион долларов, и на лучший аукцион вин в мире. После ужина начались бесконечные партии в пул в библиотеке – ее стены были обшиты дорогим деревом. Хозяин дома и другие мужчины курили сигары, слегка опьянев от превосходного вина и редкого сорта шампанского. Играя с Полом, Билли вдруг повысил голос, перекрыв шум в зале:
– Ну, заработаешь ты кучу денег – горы денег, Анды денег, больше, чем можешь себе представить, а что изменится? Будешь вкалывать как раньше, а то и больше, не в силах остановиться, а однажды оглянешься и поймешь: единственная перемена – это переезд в Нью-Йорк. Тогда ты задашься вопросом, за каким чертом нужно тратить на это жизнь...
Все разговоры стихли. В воцарившейся тишине раздался голос Конни Брюэр, пропевшей на одном дыхании:
– Ну вот, опять мужчины за свое. Только и слышишь – переезд, переезд, жилье, жилье, ничего, кроме жилья.
Гости с облегчением вздохнули. Тут же кто-то спохватился, что уже поздно, два часа ночи, и все разошлись по комнатам – спать.
– Что на него нашло? – удивлялся Пол, снимая брюки.
– На Билли Личфилда? – уточнила Аннализа. – Перепил, наверное. – Кондиционер работал на полную мощность, и она с наслаждением растянулась под стеганым одеялом. – Все равно он мне нравится.
– Это хорошо, – сказал Пол, забираясь в кровать.
– А как ты думаешь, мы им симпатичны? – спросила она.
– А почему нет?
– Не знаю. Эти женщины совсем другие...
– Мне они показались довольно приятными.
– О, они очень приятные, – согласилась Аннализа.
– Так в чем же дело? – Пол громко зевнул. – Ты говоришь неуверенно. Это на тебя не похоже.
– Это не неуверенность, – отозвалась Аннализа. – Просто любопытство. – Через минуту она спросила: – Пол, а что, если Личфилд прав насчет денег?..
Но Пол уже спал.
На следующее утро за завтраком Аннализа узнала, что им предстоит участвовать в маленьком теннисном турнире вместе с некоторыми гостями. Пол, не отличавшийся способностями к спорту, был посеян первым; против него играл сам хозяин. Аннализа сидела на трибуне и смотрела. В старших классах она была чемпионом школы по теннису, и теперь в ней проснулся дух соревнования. «Я получу этот кубок», – сказала она себе.
Турнир продолжался пять часов. Выглянуло солнце, стало жарко. Аннализа выиграла четыре раза подряд и теперь встретилась с победителем первой игры, Сэнди. Стоя на базовой линии и поигрывая мячом, она оценивающе рассматривала противника. Стиль игры Брюэра свидетельствовал о том, что он занимался с хорошим тренером, напор компенсировал недостаток квалификации, однако природного таланта к теннису у него не было. Она победит, если выведет его из равновесия.
«Может, ты и богатенький, но я тебя побью», – думала она. Подбросив мяч в воздух, Аннализа завела ракетку далеко назад и перед самым соприкосновением мяча и струн чуть согнула запястье, меняя направление удара. Мяч пролетел над самой сеткой и приземлился точно в боковую линию.
– Очко! – заорал Билли Личфилд.
Через полчаса все было кончено. Когда все окружили ее с поздравлениями, Аннализа впервые поверила – она справится, это ей по силам, она и здесь добьется успеха.
– Молодец, – сказал Пол, быстро обняв супругу и косясь на Сэнди.
Все пошли в дом.
– Отличная координация у твоей жены, – неопределенно заметил Сэнди.
– Да, она ловкая, – осмелился поддакнуть Пол.
– Да уж, – хмыкнул Сэнди. – На войне ей бы цены не было.
Шагавший сзади Билли Личфилд внутренне содрогнулся, услышав этот разговор. Аннализа обернулась и остановилась, ожидая, пока ее нагонят остальные, весь вид ее выражал торжество. Билли успел первым и подхватил ее под руку.
– Отличная игра, – похвалил он и наставительно добавил: – Однако вежливость предписывает позволить выиграть хозяину дома.
Аннализа остановилась.
– А мы не в поддавки играли! Ни за что не стала бы подыгрывать.
– Нет, конечно, – согласился Билли, потянув Аннализу к дому. – Я уже понял: вы из тех женщин, которые играют по своим правилам. Это прелестно, всегда оставайтесь такой, просто, видите ли, полезно узнать правила этикета, прежде чем их нарушать.
Глава 4
В воскресенье к шести вечера Билли Личфилд вернулся в город и пересел в такси, довольный на удивление плодотворным уик-эндом. Конни Брюэр согласилась купить маленькую картину Дибенкорна за триста тысяч долларов – Билли полагались два процента комиссионных, но больше всего он думал об Аннализе Райс. В наши дни такие женщины стали редкостью – своеобразная, ни на кого не похожая, с огненным «конским хвостом» и светло-серыми глазами, в которых светится острый ум. С приятной дрожью жгучего интереса Билли думал, что под умелым руководством у нее есть все шансы стать одним из его шедевров.
Билли жил на Пятой авеню между Одиннадцатой и Двенадцатой улицами. Узкий кирпичный дом, бывшее пристанище незамужних леди, съежился и совершенно потерялся, стиснутый с двух сторон прекрасными новыми башнями из красного кирпича. В здании не было швейцара – правда, при необходимости носильщика можно было вызвать звонком. Билли забрал почту и пошел по лестнице к себе на четвертый этаж.
В этом доме все квартиры были одинаковые: по четыре «двушки» на этаже, каждая площадью шестьсот квадратных футов. Билли называл здание «домом преждевременно престарелых» для холостяков вроде него. В его квартире тесно от всякой всячины, сброшенной с барского плеча богатыми леди, но это было скорее приятно, чем неудобно. Последние десять лет он обещал себе сделать косметический ремонт и найти близкого человека, но пока не преуспел ни в том, ни в другом. Время шло, и постепенно эти мысли отошли на второй план – к Билли годами никто не заходил.
Первым делом он разобрал почту, в которой оказалось несколько приглашений, пара глянцевых журналов, отчет по балансу «Мастеркард» и большой конверт с написанным от руки адресом, который Билли отложил в сторону, выбирая самое солидное на вид приглашение. Сочный кремовый оттенок одного из них показался ему знакомым; перевернув конверт, он прочитал обратный адрес: «Пятая авеню, дом один». Такие канцтовары продавались только в магазине Mrs. Strong’s, и Билли знал лишь одного человека, который до сих пор ими пользовался, – Луизу Хотон. В конверте лежала открытка с золотым тиснением: «Закрытая поминальная служба по миссис Луизе Хотон, церковь Святого Амброзия» – и датой «двенадцатое июля, среда», каллиграфически написанной внизу от руки. Как это похоже на Луизу, умилился Билли, заранее заказать поминальную службу по себе и составить список приглашенных...