По пути наверх она вспоминала, как ее не включили в число счастливчиков, приглашенных в квартиру миссис Хотон на чай. Ее даже на ежегодное празднование Рождества не звали. Несмотря на положение Минди в доме, миссис Хотон ее игнорировала – хотя, говоря по справедливости, когда семья Гуч сюда въехала, миссис Хотон уже было под девяносто лет и она почти не покидала квартиру. Лишь изредка спускалась с небес вниз, как ангел (или как какая-нибудь греческая богиня), к обычным смертным. Она выходила из лифта в собольей накидке, вся в бриллиантах и в жемчугах – по слухам, она всегда носила только настоящие драгоценности, потому что уверенность в своей славе и безупречной репутации позволяла ей – может, и опрометчиво – не опасаться ограбления. Она гордо представала перед соседями, как генерал перед войском. Сиделка или горничная звонила вниз, предупредить, что ее величество спускается, и когда кабина лифта достигала нижнего этажа, миссис Хотон встречали самое меньше двое швейцаров, подручный и комендант. «Разрешите вам помочь, миссис Хотон!» С этими словами комендант вел ее под руку к старинному лимузину. По случаю выхода миссис Хотон Минди очень старалась оказаться рядом и, из принципа не желая никому кланяться, все же ловила себя на поклоне этой старухе.
«Миссис Хотон! – робко бормотала она и, не отдавая себе отчета, почтительно кивала. – Я Минди Гуч. Живу здесь и вхожу в домовый комитет».
Было понятно, что миссис Хотон понятия не имеет, кто это такая, однако она никогда не показывала своего недоумения.
«Да, моя дорогая! – восклицала она, словно признавала в Минди родственницу, с которой давно мечтала снова увидеться, даже дотрагивалась до ее руки. – Как поживаете?»
Но в нормальный разговор это никогда не выливалось: прежде чем Минди успевала придумать, что еще сказать, миссис Хотон направлялась к двери.
А теперь вместо обходительной миссис Хотон в триплексе поселился этот презренный Пол Райс. Минди впустила его в дом, поэтому считала себя вправе разгуливать по его квартире. Она подозревала, что Пол Райс вовлечен в какие-то незаконные, гнусные делишки. Ее долгом было защитить остальных жильцов.
Ей пришлось повозиться с ключами – электронными, что само по себе являлось нарушением правил дома. Наконец дверь открылась, и она буквально ввалилась в квартиру. Минди не разбиралась в искусстве («В этом городе нельзя разбираться во всем, иначе не будет времени чего-либо достигнуть», – написала она недавно в своем сетевом дневнике), поэтому не удостоила вниманием лесбийскую фотографию. В гостиной было мало мебели – то ли такова была концепция дизайна, то ли ее еще не закончили обставлять. Передвижная абстрактная композиция из папье-маше, изображавшая скорее всего автомобили, заслоняла камин. «Детские игрушки!» – подумала Минди, передернула плечами и отправилась в кухню. Но и там ее ждало разочарование: очередная кухня в стиле «хай-тек» с мраморной столешницей и ресторанными кухонными принадлежностями. Она заглянула в комнату домработницы – безликое помещение с узкой кроватью и плазменным телевизором. На кровати громоздились подушки. Приподняв уголок пухового покрывала, Минди разглядела марку постельного белья – Pratesi. Это ее немного разозлило. Эти люди определенно любили транжирить деньги. У них с Джеймсом такое белье было уже десять лет, они приобрели его на распродаже в универмаге Bloomingdale’s. Минди поднялась наверх, миновала две пустые спальни, ванную. Вот и кабинет Аннализы. На книжной полке стояло несколько фотографий в рамках – вероятно, единственные во всей квартире предметы с личным отпечатком ее жильцов. На одной, большой и сентиментальной, красовались Аннализа и Пол в день их свадьбы. На Поле был смокинг, он выглядел более худым, чем теперь. Аннализа выходила замуж в маленькой бисерной тиаре с кружевной вуалью. Вид у них был счастливый – но кто выглядит по-другому на собственной свадьбе? Тут же стояли снимки Пола и Аннализы на чьем-то дне рождения, в бумажных колпаках; была еще фотография Пола и Аннализы с родителями – судя по всему, ее – перед таунхаусом в Джорджтауне; другие фотографии: Пол в байдарке, Аннализа на ступеньках площади Испании в Риме. Все выглядело до того банально, что Минди даже испытала разочарование.
Теперь ее путь лежал в спальню – комнату с камином и встроенными книжными полками. Она полюбовалась большой кроватью под балдахином, но от простыней поморщилась – золотые, вот безвкусица! Затем перешла к туалетному столику и проявила интерес к флаконам духов на серебряном подносе. Наибольшее внимание привлек флакончик Joy – настоящие духи, а не туалетная вода, подаренная ей, Минди, Джеймсом и Сэмом на День матери несколько лет назад и так и стоявший нетронутым, потому что ей было не до таких девчоночьих глупостей, как духи. Другое дело – спальня другой женщины: здесь Минди аккуратно сняла крышечку и подушилась за ушами. Потом присела на край кровати и огляделась. Каково это – быть Аннализой Райс, никогда не переживать из-за денег? Нет, за такие фантазии всегда приходится расплачиваться, и в данном случае этой расплатой был Пол Райс. Как может женщина жить с таким мужчиной? Джеймсом она, Минди, могла по крайней мере управлять. Да, он не совершенство, зато рядом с Джеймсом она могла быть самой собой, а это значит в жизни гораздо больше, чем постельное белье Pratesi.
Минди встала и широко распахнула дверь гардеробной, благо что она была приоткрыта. Там стоял огромный шкаф, в котором могли бы легко поместиться три комнаты Сэма. Вдоль одной стены тянулись бесконечные полки с сумочками, шарфами и поясами, на противоположной стене висели несчетные вешалки с одеждой, частично с сохранившимися ценниками. Минди пощупала кожаный пиджак за восемь тысяч восемьсот долларов и почувствовала, что впадает в ярость. Вот мелкий пример образа жизни богачей! Как тягаться с людьми, выбрасывающими почти девять тысяч на кожаный пиджак, который не собираются надевать?
Она уже собиралась покинуть гардеробную, когда ее взгляд упал на ношеные, потерявшие форму брючные костюмы на проволочных вешалках. Ага, подумала Минди, вот и одежда Аннализы из ее прошлой жизни! Только зачем она ее хранит? Как напоминание, откуда она вышла? Или, наоборот, она не исключает, что может туда возвратиться?
Минди махнула рукой: снова и снова она убеждалась, какие скучные люди эти богачи. Они с Джеймсом в сотни раз интереснее, пусть денег у них в сотни раз меньше. Она вышла из спальни и поднялась наверх, в бывший бальный зал. Сначала она оказалась в еще одном мраморном фойе с двумя высокими деревянными дверями. Двери оказались запертыми, но на то у Минди и были ключи, чтобы не пасовать перед замками. Распахнув двери, она замерла на пороге. В помещении было темновато, как при завешанных шторами окнах, хотя никаких штор Минди не увидела. Она шагнула внутрь и огляделась.
Так вот что произошло с прославленным бальным залом миссис Хотон! Наверное, она перевернулась в гробу. Ничего, кроме камина и потолка, от прежнего зала не осталось. Исчезли легендарные сцены из древнегреческих мифов на стенах – все было заштукатурено. Посередине комнаты громоздился пустой аквариум. Над камином висела черная железная рама. Минди подошла и привстала на цыпочки, чтобы изучить эту штуковину. Обнаружив цветные лампочки размером с сосновые шишки, она решила, что перед ней объемный проекционный экран, как в футуристическом шпионском кино. Непонятно, действует он или висит просто так, для виду. По бокам от камина стояли запертые шкафы, но от них у Минди ключей не было. Они припала ухом к дверце одного из шкафов и уловила неприятное гудение. «Черт возьми, – подумала она, – ничего интересного!» Сэм был прав, обычная квартира.
Досадуя, она присела за письменный стол Пола. Вращающееся кресло, обтянутое гладкой шоколадной замшей, было ультрасовременным, как и сам стол – длинный, полированный. На нем лежала пачка гостиничных бланков для записок, стояли серебряный стаканчик с шестью карандашами с ластиками и фотография в серебряной рамке, с которой хищно смотрел ирландский волкодав. Наверное, любимая собачка Пола в детстве. Нет, Пол – определенно полная задница, подумала Минди в приступе отвращения.
