– Она была одной из них, – возразил Пол. – А нас воспринимают как чужаков.

– Пол, – терпеливо начала Аннализа. – К чему ты клонишь?

– Я сейчас зарабатываю реальные деньги и не собираюсь терпеть пренебрежительного отношения.

– А мне казалось, реальные деньги ты зарабатывал полгода назад, – шутливо удивилась Аннализа, желая разрядить ситуацию.

– Сорок миллионов – этого недостаточно. Вот сто миллионов – это уже разговор.

Аннализе чуть не стало дурно. Она знала, что Пол уже сколотил неплохой капитал и не собирается останавливаться на достигнутом, но ей и в голову не приходило, что это может осуществиться так быстро.

– Но это безумие, Пол, – запротестовала она, проклиная себя за невольное волнение – словно рассматриваешь грязные картинки, хотя возбуждения не наступает, а интереса стыдишься. Возможно, избыток денег сравним с переизбытком секса: переходя границы, физическая любовь становится порнографией.

– Перестаньте ребячиться, Аннализа. Откройте дверь, покажитесь мне, – послышался из спальни голос Норин.

В этом Аннализе тоже чудилось нечто скабрезное – стоять полуголой перед посторонней женщиной, слышать постоянные приказы повернуться или переменить позу. Аннализа чувствовала неловкость, как на приеме у гинеколога.

– Ну, я не знаю, – с сомнением в голосе сказала она, выходя из ванной.

Золотой костюм состоял из юбки длиной до середины бедра и блузки покроя рубашки-поло (когда Аннализа была маленькой, в моду вошли мужские сорочки от Lacoste; она называла их «крокодиловыми рубашками» – яркое свидетельство того, в каком блаженном неведении относительно моды росла будущая миссис Райс), соединенных широким ремнем, низко сидевшим на бедрах.

– И какое белье сюда надевать? – спросила она.

– Никакого, – ответила Норин.

– Но как же без трусов?

– Называйте их трусиками, дорогая. Если хотите, можете надеть золотистые. Или серебристые, для контраста.

– Пол никогда мне этого не позволит, – твердо сказала Аннализа, надеясь положить конец дискуссии.

Норин игриво ухватила Аннализу за щеки, как младенца, и, выпятив губы, проворковала визгливым голоском:

– Нельзя, нельзя такое говорить! Какое нам дело до вкусов папаши Пола? Повторяйте за мной: «Я сама выбираю себе одежду».

– Я сама выбираю себе одежду, – нехотя повторила Аннализа, уступая. Норин упорно не понимала очевидного: если клиентка заявляет, что мужу это не понравится, наряд не нравится ей самой, просто жаль обижать стилистку.

– Молодец, – похвалила Норин. – Я занимаюсь подбором гардероба уже давно – может, даже слишком давно, – но одно я знаю точно: мужья не запрещают женам носить то, в чем жена выглядит счастливой. И красивой. Лучше, чем жены других.

– А если не лучше? – в отчаянии воскликнула Аннализа.

– Тогда приглашают меня, – с безграничной самоуверенностью сказала Норин. Щелкнув пальцами, она приказала Жюли: – Фото, пожалуйста.

Жюли взяла сотовый телефон и сфотографировала Аннализу.

– Ну как? – спросила Норин.

– Хорошо, – дрожащим от ужаса голосом ответила Жюли, передавая телефон начальнице, которая впилась глазами в крошечное изображение.

– Очень хорошо, – подтвердила она, поднося Аннализе телефон под нос.

– Безвкусица, – не удержалась Аннализа.

– А я нахожу, что это прекрасно, – возразила Норин. Вернув сотовый Жюли, она скрестила руки на груди и завела новую лекцию: – Слушайте, Аннализа, ведь вы богаты. Вы можете делать все, что захотите, и за углом не прячется страшный призрак с воздаянием наготове.

– Надо же, а мне казалось, воздаяние идет от Бога, – буркнула Аннализа.

– Бог? – переспросила Норин. – Никогда не слышала. Духовность – это шоу для других. Астрология – да. Таро – да. Столоверчение, сайентология, даже сатанизм – да. Но настоящий Бог – нет. С ним как-то несподручно.

Сидя в офисе, Минди Гуч упоенно печатала: «Отчего мы мучаем наших мужей? Это объективная необходимость или закономерный результат врожденного разочарования противоположным полом?» Откинувшись на спинку стула, она удовлетворенно посмотрела на почти готовую еженедельную статью. Ее блог быстро приобрел популярность: за два месяца Минди получила восемьсот семьдесят два письма с поздравлениями смелой писательнице, отважившейся говорить на темы, считавшиеся табу, – например, нужен ли женщине муж после рождения ребенка. Подавшись вперед, Минди продолжила: «Это экзистенциальный вопрос, а нам, женщинам, не позволено задавать вопросы бытия. Нам полагается благодарить небо за то, что имеем; недовольных записывают в неудачницы. Нельзя ли взять передышку от навязываемого счастья и признать, что абсолютно нормально чувствовать себя опустошенной, несмотря на то что у тебя есть? Абсолютно нормально чувствовать, что жизнь проходит мимо и давно стала бессмысленной. Отчего бы не признать это нормальным и не впадать в отчаяние?»

Дав такую же несентиментальную оценку мужчинам и брачным отношениям, Минди заключила, что брак напоминает демократический строй – несовершенный, но ничего лучше пока не придумали.

Минди перечитала незаконченное предложение, обдумывая, как продолжить мысль. Ведение блога немного напоминало сеансы у психоаналитика – приходилось анализировать свои ощущения, но лучше созерцать свой пуп перед десятитысячной аудиторией, чем перед одним мозговедом, который, как Минди помнила из собственного опыта, при этом спит с открытыми глазами и интересуется только гонораром. «На этой неделе я подсчитала, что почти тридцать минут в день трачу на упреки и шпынянье мужа. Интересно, с какой целью? Все равно ничего не меняется», – напечатала Минди, подняла глаза и увидела, что перед столом стоит ее помощница.

– Вы назначали Полу Райсу? – спросила она, словно Райс был вещью. При виде удивления на лице Минди секретарша заторопилась: – Я так и думала. Сейчас скажу охране, чтобы его вывели.

– Нет, – чуть более поспешно, чем нужно, сказала Минди. – Это мой сосед. Пусть его пропустят.

Она сунула ступни в туфли и встала, расправив юбку и одернув блузку, поверх которой носила довольно убогий шерстяной жилет: она все собиралась его выбросить, но никак не решалась. Сообразив, что Райсу незачем знать, что она целый день ходит в жилете, Минди сняла его. Усевшись за стол, она поправила прическу, порылась в верхнем ящике стола, отыскала завалявшуюся старую помаду и потыкала в губы высохшим стерженьком.

На пороге кабинета появился Пол Райс в прекрасном дорогом костюме и белоснежной крахмальной рубашке. Он выглядел скорее утонченным европейцем, чем гениальным математиком с перепачканными чернилами руками... Хотя сейчас уже никто не пачкает рук чернилами. Математики делают расчеты на компьютерах.

Минди встала и перегнулась через стол, протянув руку.

– Здравствуйте, Пол, – улыбнулась она. – Какой сюрприз! Присаживайтесь. – Она показала на маленькое кресло.

– Я ненадолго, – отказался Пол, посмотрев на часы – винтажный золотой Rolex. – На семь минут, если быть точным. Именно столько уйдет у моего водителя, чтобы объехать вокруг здания.

– Сейчас полпятого, – слегка растерянно напомнила Минди. – Везде пробки, он проездит четверть часа.

Пол Райс молчал, не сводя с нее пристального взгляда.

Минди ощутила приятный жар в груди.

– Чем могу помочь? – спросила она.

Познакомившись с Полом на достопамятном заседании домового комитета, она нашла его сексуальным и мало-помалу серьезно им увлеклась. Минди всегда питала слабость ко всему гениальному, а Пола Райса многие считали гением. Плюс мультимиллионер. Платоническая страсть Минди Гуч была свободна от меркантильного компонента, но ведь люди, умеющие зарабатывать огромные деньги, всегда интересны.

– Мне нужны кондиционеры, – сказал Пол Райс.

– Слушайте, Пол, – начала Минди учительским, как показалось даже ей самой, тоном. Опустившись в кресло, она скрестила ноги под сиденьем, представила себя в роли миссис Робинсон и невольно улыбнулась. – Я же все объяснила в письме. Наш дом – это памятник архитектуры. Правила запрещают жильцам изменять экстерьер здания.