Моника сбросила туфли, швырнула сумочку на стул и стянула с постели одеяло.

– Сюда! – шепнула она и отодвинула в сторону подушки, изображавшие видимость ее присутствия. Пара подушек свалилась на пол.

Думать было некогда, и Рик нырнул в кровать, а Моника набросила на него одеяло. Потом снова сказала что-то на итальянском и скользнула в постель рядом с ним.

Рик хотел было возмутиться, но услышал, как в двери поворачивается ручка, и прикусил язык. Моника легла на бок, к нему спиной, и он, чуть не поперхнувшись, лег в такую же позу, надеясь, что Микеле не обратит внимания на то, что его племянница в одночасье поправилась килограммов этак на восемьдесят.

Микеле вошел в комнату и, не включая света, сел на край кровати рядом с Моникой. Под его весом матрас прогнулся, и Рик зажмурился, истово молясь, чтобы кровать выдержала троих.

Моника очень артистично изобразила зевок и от волнения пробормотала на смеси английского с итальянским: мол, очень хочется спать. Видно, Микеле здорово набрался, раз кушает все как миленький.

Босс отвечал ей на итальянском, и Рик с перепугу не понимал ни слова. Слава богу, Микеле был краток. Единственно, что Рик уловил: «спасибо» и «спокойной ночи». После чего пружины матраса распрямились, и вскоре за Микеле закрылась дверь.

Рик с облегчением перевел дыхание, но так и не шелохнулся. Он ждал, пока Моника даст ему команду. Однако Моника молчала, и он осторожно поднял руку, чтобы привлечь ее внимание, но тут же опустил. Нет, руками лучше ничего не трогать. Это чревато.

Но соблазнительно. Чертовски соблазнительно.

Рик стоически противостоял искушению. Он шевельнулся, и Моника тут же прижалась к нему еще теснее.

Нет! Только не это!

– Моника... – еле слышно шепнул он. Она не отозвалась, и он шепнул уже громче: – Моника!

– Подождите. – Она соскочила с кровати.

Рик прислушался. В квартире было тихо. Надо вылезти из кровати. А может, подождать еще?

Моника вернулась и улеглась к нему лицом. Что еще она придумала? – насторожился Рик и спросил:

– Вы заперли дверь?

– Да.

Рик повернулся на спину и хотел слезть с кровати, но она схватила его за запястье.

– Подождите. Еще рано.

– А разве он еще не лег?

– Нет, дядя у себя в кабинете.

Разговор шепотом в темноте настраивал на интимный лад. Рик чувствовал, что его решимость стремительно тает. Он вздохнул и, ощутив запах ее кожи, зажмурился.

– А что он там делает?

– Я не спрашивала.

Рик старался не думать о том, что ее грудь совсем близко. Вспомнил, как неделю назад ласкал ее на диване в гостиной, и скрипнул зубами.

– О чем вы с ним говорили?

Моника вздохнула, и Рик почувствовал у себя на щеке ее теплое дыхание.

– Бедный! Сегодня он такой печальный... Тоскует по жене.

Рик очнулся.

– И он пришел к вам, чтобы это сказать?

– Он подарил мне медальон покойной жены. Ведь у него нет дочери, вот он и решил отдать его мне. Это фамильное украшение. Старинное и очень ценное. – Она снова вздохнула. – Дядя немного пьян. Завтра я верну ему медальон.

– Почему? Ведь он сам его вам отдал...

– Рано или поздно у Артура будет дочь. И медальон должен принадлежать именно ей.

Рик промолчал. Он не мог представить Артура женатым. Не то что отцом. Хотя Моника, наверное, права. Кто знает? Может, со временем у Артура будет куча детишек, как и подобает настоящему Террачини.

Моника подвинулась и примяла подушку, которую Рик пристроил между ними в качестве оборонительного щита.

– Когда дядя в таком настроении, он долго не ложится спать.

– И чем же он занимается?

– Смотрит старые теткины фотографии. И пьет. – Она вздохнула. – Дядя слишком много пьет. Обязательно поговорю с ним перед отъездом. Нельзя так относиться к своему здоровью.

– Да? – Рик улыбнулся. Иногда Моника рассуждает как взрослая, заботливая женщина, а иногда ведет себя как настоящий ребенок – любопытный, непослушный, задающий слишком много вопросов.

– А вы считаете, мне не нужно с ним говорить?

– Нет. Просто немного удивился.

– Почему?

– Не знаю. Ведь я... Моника, ведь я в вашей постели.

Она засмеялась. Тихо, но чертовски обольстительно.

– Да, Ричард, я все понимаю. Ведь я тоже в постели.

– В том-то и проблема.

– Не вижу никакой проблемы. – Моника протянула руку и погладила его по щеке. – Ведь дядя не знает, что вы здесь.

– Да, но... – Он убрал ее руку, которая подобралась к верхней пуговице его рубашки. – Все равно мы не должны быть в одной постели.

– Но ведь мы не делаем ничего предосудительного.

– Дело в том, что... – Рик перевел дыхание.

Моника придвинулась к нему так близко, что ее волосы защекотали ему подбородок, а потом закинула руку ему на плечо, едва не касаясь грудью его груди. Хотя она говорила спокойно, Рик чувствовал, как бешено колотится у нее сердце.

– Моника, если вы будете продолжать в том же духе, это плохо кончится. – Рик отстранился. – Где подушка?

И тут она его поцеловала.

Правда, промахнулась и попала не в губы, а в подбородок. Потом снова прижалась к нему, и в ее неловкой попытке было столько трогательной юной нежности, что Рику захотелось, наплевав на все запреты, обнять ее и прижать к себе.

Хотя в комнате царил полумрак, он видел, как задышали зрачки ее глаз, а на лице на миг отразились неуверенность и смятение, напомнив Рику о том, что Моника неопытна и невинна и сама не знает, о чем просит. Лежа в уютном полумраке рядом с ее восхитительным телом, Рик впервые по-настоящему понял, что такое искушение.

– Моника, вы сами знаете, это невозможно. Так нельзя.

– Но ведь мы только целуемся. – И ее влажные губы нашли его рот.

Рик пытался противиться, но, когда ее язык коснулся уголка его рта, он откинул голову чуть в сторону, чтобы было удобнее, и поцеловал ее с такой страстью, что она застонала.

– Ричард, подожди! – прерывисто дыша, проговорила она.

Он отстранился. Ну что он за кретин! Не сдержался и напугал бедную девочку...

Моника откинула одеяло и отодвинулась. Рик не сразу понял, что она встает с кровати.

Его охватила паника. Неужели он на самом деле так напугал ее?

– Куда ты?

– Ш-ш-ш! – И она чмокнула его в щеку. – Никуда. – Стоя в двух шагах от кровати, она наклонилась, взялась за подол платья и начала его поднимать. Лиф платья был довольно узкий, и слезало оно мучительно долго.

За спиной у Моники на комоде горел ночник, и в его свете ее молодое тело было таким ослепительно красивым, что Рик чуть с ума не сошел. Когда она наконец стянула платье, у него пересохло в горле и стало больно дышать. Она расстегнула застежку на спине, спустила бретельки и сняла бюстгальтер. Потом повернулась и бросила его на спинку стула. Увидев ее грудь в профиль, Рик обомлел от восторга.

Оставшись в одних трусиках – если этот кружевной треугольничек можно назвать трусиками, – она снова нырнула под одеяло и прильнула к Рику всем телом. Он чувствовал, как ее соски щекочут его сквозь рубашку.

– Моника, ты сошла с ума! – с трудом ворочая языком, выдавил он.

– Дверь заперта.

– Не в этом дело.

– Ричард, сними рубашку, – тихо попросила она.

– Ты меня не слышишь? Это плохо кончится. – Нет, от нее точно можно с ума сойти. Господи, помоги!

Моника положила ладонь ему на руку, пониже плеча, и сжала бицепсы.

– А мы будем делать только то, что уже делали. И больше ничего.

– Да? – усомнился Рик.

Моника взяла его ладонь и положила себе на левую грудь. И он, безвольный негодяй, ей это позволил. Но у нее такая теплая, нежная кожа, что оторвать ладонь выше его сил.

– Сними рубашку. Пожалуйста...

– Но Микеле...

– Он думает, что я сплю.

– Моника, ты не понимаешь. – Рука Рика, словно независимо от него, уже ласкала ее грудь. – Мне на самом деле трудно.

– Почему? – спросила Моника, и ее сердце застучало прямо ему в ладонь.