Элоиза сидела в одном из кресел, но без обычного комфорта: ее руки были связаны позади сиденья какими-то большими кусками серого шелка. Можно было подумать, что вороны свили гнездо в ее волосах, а по щекам текли слезы. Куски серого шелка – все, что осталось от ее платья. На ней теперь были только бюстгальтер из черных кружев, черные трусики, черный пояс и черные нейлоновые чулки.
Она словно вышла из фильма ужасов немого кино. Рядом с ней стояла тяжело дышащая, но вполне довольная собой Марш.
– Я решила, это удержит ее на то время, пока я пойду и расправлюсь с этим подонком там наверху, – сказала она. – Мне очень понравилось, как вы избавились от вышибалы.
Я посмотрел на слезы, текущие по щекам Элоизы.
– Что вы брызнули ей в глаза?
– Очень дешевый одеколон. Он щиплет, как дьявол, но не причиняет вреда. Она будет плакать до тех пор, пока он не испарится. А потом будет плакать без всякого одеколона, можете мне поверить. Но давайте действовать, Дэнни. Я иду наверх. Идете со мной?
– Вы думаете, что я вам потребуюсь там?
– Нет, а вдруг вам хочется посмотреть?
– Я останусь здесь. Если понадоблюсь, просто позовите меня.
– Как хотите. Но не думаю, что этот мешок с салом будет для вас хорошей компанией.
Марш нагнулась и резким жестом заставила лопнуть одну из бретелек Элоизы. Мне показалось, что Элоиза заплакала еще сильнее, если такое было возможно.
– Пора отправить ее к живодеру, – прибавила Марш.
– К живодеру? – пробормотал я.
– В Англии так поступают со старыми лошадьми, – весело объяснила она, – когда они не годятся больше ни на что. Из нее одной выйдет много полезных вещей!
Марш быстро вышла из комнаты, а я почувствовал нечто вроде сочувствия, когда посмотрел на слезившиеся глаза Элоизы. Я подошел к бару, намочил свой носовой платок в холодной воде и вернулся, чтобы протереть ей глаза и лицо.
– По-прежнему щиплет?
– Нет, – ответила она. Страшная злоба в ее голосе заставила меня сделать шаг назад. – Это вы ей сказали, не так ли, Бойд?
– Что ее муж провел здесь неделю? Теперь, когда вы об этом спросили, я припоминаю, что было нечто подобное.
– Как ни странно, я на нее не сержусь. На ее месте я поступила бы так же. У меня была бы такая же реакция. Но вы! – Ее дыхание внезапно сделалось хриплым. – Вы все разрушили! Вы это знаете? Глупец! Больной кретин!
– Моя драма заключается в том, что я никогда не могу разобраться, чего следует взорвать, а к чему не стоит прикасаться. Теперь это понемногу проясняется.
– Я станцую на вашей могиле! – пробормотала она.
– Не забудьте одеться так же, как сейчас, – умоляющим голосом сказал я. – Это действительно здорово – Элоиза как на тех неприличных почтовых карточках, которые выпускались во Франции.
Она наградила меня весьма грубыми эпитетами. Я вышел из комнаты, а она продолжала сыпать ругательствами.
Я решил исследовать нижний этаж. Там оказалась элегантная столовая, замечательно оборудованная кухня и, вероятно, комната Элоизы с большой кроватью с высокими стойками по углам. А еще на этом этаже была небольшая квартира: гостиная, спальня и ванная. Я прошел через гостиную, чтобы попасть в спальню, которую тоже нашел пустой. Из ванной доносился шум льющейся воды, что меня воодушевило.
Толкнув дверь, я вошел, отодвинул панель из матового стекла и замер, залюбовавшись. Она стояла ко мне спиной, и шум льющейся воды заглушил шум отодвигающейся панели. Несколько прядей светлых волос выбились из-под купальной шапочки. Это была картина, от которой не хотелось отводить глаз.
Я протянул к ней руку, она вскрикнула и резко повернулась ко мне.
– О, – ласково сказал я, – да это же Ширли Спинделросс! Как тесен мир!
– Это вы с вашими глупостями! – закричала она. – У меня мог случиться сердечный приступ!
– Да неужели?! – удивился я.
– Чего это вы здесь ищете, Бойд?
– Я подумал, что вы не могли быть далеко. Ни при каких обстоятельствах генерал не может быть далеко от своих войск.
– Вы несносны! Убирайтесь отсюда, чтобы я могла выйти из душа и одеться.
– Согласен, но потом мы поговорим.
– Но прежде доставьте мне удовольствие – выметайтесь.
Она закрыла кран, и наступившую тишину через несколько секунд нарушил звук выстрела.
– Что там случилось? – закричала Луиза, глядя на меня широко открытыми глазами.
– Хороший вопрос. Вероятно, мне следует пойти посмотреть.
Я бегом понесся по квартире к выходу и услышал звук второго выстрела.
Добежав до вестибюля, я понял, что пришел вовремя, чтобы посмотреть финал представления.
Первой я увидел прыгающую через три ступеньки совершенно обезумевшую блондинку. На ней был только бюстгальтер, с трудом вмещавший свое содержимое.
Последний рывок привел девицу к подножию лестницы, и ее груди воспользовались случаем, чтобы полностью освободиться из бюстгальтера. Я подумал, что теперь она успокоится, после того как ее грудь подпрыгивала до самого подбородка, но она продолжила судорожно скакать и убежала через распахнутую дверь.
Следом за ней появился Грег Стоунли – совершенно голый, с выпученными от страха глазами и дрожащий. За ним я увидел Марш Стоунли с пистолетом в руке. Оружие еще раз извергло огонь, и я инстинктивно наклонился. Стоунли испустил жалобный стон и, казалось, еще ускорил бег по направлению к открытой двери.
Пуля повредила лепку потолка и осыпала преследуемого белой пылью, прежде чем он тоже исчез за открытой дверью.
– Поганое дерьмо! Грязный развратник! – вопила Марш. Она неслась по лестнице, как дикая кошка, преследующая добычу. – Я тебе покажу! Ты узнаешь, что значит бегать к шлюхам за мои деньги!
Я подумал, что мне следовало заранее ознакомиться с содержимым ее черной сумки, но теперь уже поздно. К тому же, видя впечатление, которое произвела ее стрельба на окружающих, я понял, что те двое не решатся ни на что, пока у нее в руках оружие.
Марш проскочила мимо меня, выскочила в открытую дверь, и в доме внезапно воцарились тишина и спокойствие. Я подумал, что Марш закончит тем, что упадет где-нибудь на лужайке, подвернув ногу, но это уже не моя забота. Я спустился в гостиную квартиры Луизы, однако ее там не оказалось.
Обе комнаты и ванная были пусты, и я отправился в гостиную к Элоизе.
– Что эта была за стрельба? – спросила она.
– Марш пыталась угробить своего мужа, но стреляла вслепую.
– Мне противно просить вас об услуге, – сказала она, – но не можете ли вы отвязать меня от этого кресла?
– С удовольствием.
Я развязал ее, она встала и принялась растирать себе одеревеневшие руки.
– Вы ее видели?
– Она принимала душ, а теперь, если простите не вполне подходящее по климату выражение, навострила лыжи!
– Вы просто идиот, Бойд! Вы могли все испортить!
Я сел в машину как раз в тот момент, когда Чик начал подавать признаки жизни. Он пошевелился, издавая слабые стоны. Что касается Марш, ее мужа и неизвестной блондинки, то бог знает, где они находились. В конце концов мне лучше просто вернуться к себе. А если им придется бежать всю дорогу по городу – это будет настоящий праздник для туристов. Может быть, этого как раз и не хватает Санта-Байе: голых, несущихся по главной улице мимо всех этих магазинов с фальшивым антиквариатом и чайных салонов.
Вернувшись в гостиницу, я пообедал в баре, в котором решетка на камине напоминала про ад, где жарятся грешники. После событий этого дня мне менее всего хотелось опротивевшего ромового коктейля в пластиковой посуде. Поэтому я поднялся в свой номер, чтобы самому приготовить себе напиток.
Десять минут спустя зазвонил телефон.
– Я охотно бы убила вас! – сказал ледяной голос. – Что вы там искали? Чего хотели? Разорить заведение? Мне пришлось уложить Элоизу в кровать, дав ей успокоительное. Что касается той бедной девушки, которую гоняли по всему холму, она до сих пор в истерике.
– Это называется «проявить инициативу», – спокойно ответил я. – Я был уверен, что вы хотите, чтобы я что-нибудь предпринял, только не сказали, что именно.