— Каким образом? — прошептала Азания.

— Мы так считаем, — повторил Гарольд.

— Как много… как много магов в вашем роду? — спросила Азания.

На губах Гарольда показалась печальная улыбка.

— Как правило, на одно поколение приходится лишь один наделенный магическим даром. Здесь, в этом замке, его нет. А поколение Эдмуна… С Эдмуном обрывается наш род. Сам мальчик — не маг. Сильный воин, меткий стрелок из лука, отважное и благородное сердце… но никаких магических способностей.

— Жаль, — проговорила Азания и вздохнула. — Впрочем, может быть, это и к лучшему, — добавила она. — Скрывать колдовской талант очень трудно… А проявлять его бывает небезопасно… — Она улыбнулась и тотчас мучительно закашлялась.

— Отдыхай, Азания, — проговорил Гарольд. — Все позади. Ты среди друзей, и никакая опасность тебе здесь больше не угрожает.

Азания снова закрыла глаза и погрузилась в спокойный глубокий сон.

С первого взгляда Инаэро производил очень приятное впечатление: чуть старше двадцати лет, худенький, с грустными темными глазами. Но складка у губ говорила о скрытом честолюбии, а в самой глубине глаз таился огонь. Рано потерявший родителей, хлебнувший горя почти с самого детства, Инаэро не намеревался оставаться в бедняках до конца дней своих.

Давным-давно, еще мальчишкой, дрожа от холода в лохмотьях, которые едва прикрывали тощее тело, он стоял возле мясной лавки и жадно рассматривал выставленные на продажу окорока и кровяные колбасы. От запаха съестного кружилась голова. В подобные минуты мальчик искренне завидовал даже мухам, которые невозбранно садились на розовое мясо, — голодному пареньку даже и прикоснуться-то к такому завидному товару было не дано.

Как всегда, выскочил мясник, замахнулся волосатой ручищей, понес бранить мальчишку — зачем, дескать, таскается, глазеет, только покупателей отпугивает своими вшами да лохмотьями! «Когда только приберут тебя боги! — орал мясник. — Когда только ты сдохнешь и отправишься в грязные лапы преисподних демонов!»

— Никогда! — крикнул в ответ Инаэро. — Слышишь, ты, животное? Я никогда не умру! Я еще куплю твою лавку! Я пущу тебя по миру!

Мясник запустил в него первым попавшимся камнем, валявшимся под прилавком, — скользким от рассола и дурно пахнущим. Мальчик увернулся, бросился бежать…

Уже в безопасности, прячась среди мусорных коробок, где он в последнее время ночевал, Инаэро дал себе торжественное слово: разбогатеть и взять в жены красавицу. И никогда больше не бедствовать.

К осуществлению своей мечты он упорно пробивался не один год. Преодолел немало препятствий. Наконец ему улыбнулось счастье: молодой господин Эйке, торговец шелковым товаром, взял его к себе, поверив незнакомому юнцу на слово, что тот никогда не воспользуется хозяйским доверием во вред.

Эйке был молод и счастлив — и в людях замечал только хорошее.

Поначалу все шло у Инаэро замечательно. Нашлась и невеста-красавица. Татинь. Имя как колокольчик, да и голос у девушки тонкий, певучий, точно звенящий.

И вот все рухнуло. Из-за какого-то странного недоразумения… Или чего похуже? Инаэро недоумевал: почему судьба опять занесла над ним карающую руку? Понять ли он должен что-то, пройдя через новое испытание, или же просто оказался случайной жертвой злого рока?

Случайная встреча с Ватаром, главой каллиграфической мастерской, в очередной раз круто повернула судьбу молодого человека. Отныне, порвав с невестой без единого слова объяснения (не говорить же ей о своих подозрениях!), расставшись с добрым и снисходительным хозяином, Инаэро оказался в каллиграфической мастерской.

Эта мастерская помещалась в неприметном доме неподалеку от Блошиного рынка. Место было выбрано чрезвычайно удачно: никому не бросалось в глаза низкое приземистое здание, затерянное среди складов и пакгаузов, дешевых лавчонок, ночлежек и чрезвычайно плохо охраняемых «местах для свалки товара» под открытым небом.

Верхний этаж мастерской занимал главный каллиграф Ватар. Ни о личных покоях Ватара, ни о его жизни, протекавшей в этих покоях, ничего толком не было известно. Ставни на окнах всегда были закрыты, звуков из-за дверей, плотно занавешенных коврами, не доносилось. Поговаривали, будто Ватар живет с четырьмя наложницами, однако проверять никто не решался. Другие, напротив, утверждали, что никаких наложниц у Ватара нет, и все свое время он проводит в таинственных мистических опытах.

Кстати, последнее утверждение было гораздо ближе к истине: наложница у Ватара, правда, имелась, но всего одна, и уж она-то решительно никакой роли в его жизни не играла; зато большую часть отпущенного ему богами жизненного срока Ватар занимался сортировкой, классификацией и обдумыванием сведений, которые доставляли ему шпионы.

Шпионили, разумеется, каллиграфы. И не за первым попавшимся, кто вздумал нанять писца, дабы накропать ничего не значащее любовное письмишко с завитушками и цветками, вырастающими прямо из букв. Круг интересов господина Ватара ограничивался состоятельными купцами Хоарезма — их сделками, перепиской, отношениями с деловыми партнерами. Возвышенный Орден Павлина, тысячеокого наблюдателя за всеми и вся, живо интересовался именно этой отраслью человеческого бытия.

Деньги. Власть.

Ради этого, собственно, все и затевалось…

Нижний этаж был целиком занят маленькими, похожими на соты, комнатками, где обитали каллиграфы. Жилье их никак нельзя было назвать роскошным, но все необходимые удобства там наличествовали. Кровати, жесткие, без перин, были засланы чистыми покрывалами. Тщательно выскобленные деревянные столы были наилучшим образом приспособлены для занятий каллиграфией. В общем зале, где проходило обучение новичков, имелся один большой массивный стол и два ряда скамей для учеников.

Сюда-то в первую очередь и привели Инаэро. Читать и писать Инаэро, хвала богам, умел с детства, однако ему предстояло основательно поработать над красивым почерком, чему в прежние времена Инаэро совершенно не уделял внимания. Ватар, доставив нового каллиграфа в мастерскую и водрузив его на место, больше не интересовался судьбой молодого человека. Инаэро, в принципе, хорошо понимал своего нового хозяина. В мастерской два десятка мастеров. Не может такой занятой человек, как Ватар, возиться с каждым новичком отдельно.

Удивило Инаэро и то, что большую часть мастеров составляли совсем молодые люди. Это были почти дети — лет четырнадцати-пятнадцати. Инаэро казался среди них переростком.

А те совершенно не обращали на новичка никакого внимания. Некоторые переписывали с восковых дощечек на пергамент какие-то заметки, другие старательно практиковались, выводя причудливые завитки и стараясь вести линию так, чтобы она, утолщаясь к середине завитка, на конце опять становилась паутинно-тонкой.

Наконец Инаэро решился заговорить с одним из мастеров, который, как показалось растерянному молодому человеку, был не столь занят.

— Привет, — сказал Инаэро, усаживаясь напротив мальчика с ясными глазами и узким, немного капризным лицом.

Мальчик поднял глаза, смерил новичка взглядом.

— Ты новенький? — спросил он звонким голосом.

— Как видишь, — кивнул Инаэро. — И чувствую себя, должен тебе признаться, довольно нелепо.

— Бывает, — философски заметил мальчишка.

— То есть, мне показали, где жить, но…

— Ты свободный? — осведомился мальчик.

— То есть — как? — Не вполне понял вопрос Инаэро. — В каком смысле?

— Да в самом что ни на есть прямом. Большинство здесь — рабы, вот я и полюбопытствовала…

— А? — чувствуя себя полным ослом, переспросил Инаэро.

— Меня зовут Аксум, и я — девочка, если ты еще этого не понял, — заявило дитя, насмешливо щурясь. — Единственная девочка из всех. Ты ведь об этом собирался спросить? Остальные все мальчишки, да еще старик, который нас учит, и болван-переросток… это ты. Как твое имя?