- Ты чего мечешься, Андреич, аки тигр в клетке? -, спросил Виктор, не открывая глаз.
Я ходил тут же рядом и, видимо, уже надоел своим мотанием.
- Так думается лучше.
- О чем?
- Да я, как тот солдат о бабе, все о Лиссабоне.
- Что новенького надумал?
- Посчитал нашу вчерашнюю поездку. Вот что получилось,- я достал блокнот.- Весь путь, по "ралли-пилоту",- тысяча четыреста два и шесть десятых километра, время в пути девятнадцать часов девять минут, средняя скорость семьдесят три и две десятых километра в час. Очень низкая!
- А ты выкинь час на замену стартера, час на плутание в Киеве, час на ремонт дренажа и установку фар да еще час на всякие остановки в лесочках, обед и ужин, вместе взятые. Сколько получилось? Четыре часа, которые можно поджать.
- Я, Витек, и это учел. Средняя девяносто два и шесть получается. Но... Учти, у нас не было пересечения границ, и неизвестно, сколько мы проплутаем в Париже и Мадриде, где нет объездных магистралей, у нас не было гор Испании и дорожных пробок, куда мы запросто можем вляпаться. Так что на обратном пути надо нам упереться как следует.
- Если надо, Андреич, значит, упремся, не суетись!
Я и не суетился. Просто было ясно, что эта поездка - последняя возможность обстоятельно все продумать и взвесить. Так я и поступил. Бродил по палубам, любовался морем, чайками, которые умудрялись висеть неподвижно рядом с нами и только головой любопытно вертели из стороны в сторону. Бродил и думал о своем. Потом садился и записывал все то, что предстоит сделать, как сделать, кому и в какие сроки.
Так появились проработки выхода на Институт космической медицины (я тогда, не знал, что он назывался Институтом медико-биологических проблем) для обеспечения нас питанием, психологической и медикаментозной подготовкой, точный объем работ на автополигоне, ну и многое другое, вплоть до одежды!
Двадцать второго мая в половине первого мы съехали с парома на болгарскую землю, а через пятнадцать минут уже катили в сторону Варны, чтобы потом взять курс на Софию. За рулем сидел Виктор, и я сам, не дожидаясь его напоминания, продолжил прерванный разговор о "ездецах".
- Так вот, Витек, к вопросу о "ездецах". Я не знаю, как у всех остальных, но у меня почти каждый прием управления, а иногда даже его элемент имеют свою историю, которая стала своего рода катализатором его вживления в подсознание.
- Ну, например.
- Примеров нам хватит не только до Софии, но и до Лиссабона. С ходу выдаю два.
Виктор выжидательно посмотрел на меня, а я спросил:
- Ты левой ногой тормозить можешь?
- Наверное. Не пробовал.
- Не советую пробовать без тренировки. Так тормознешь, что лоб расшибешь, если будешь не пристегнут.
- ?
- Левая нога приучена работать со сцеплением, то есть умеет включить-выключить. Поэтому она малочувствительна. Как говорят спецы, не дифференцирует усилий. Самое смешное, что я этого не знал, а тормозил левой прекрасно. И выяснилось это случайно. Лет десять - двенадцать назад у меня был один знакомый из Западной Германии. А у него новейший по тем временам "Мерседес-350" с автоматической коробкой передач. Сказка! Две педали, газ и тормоз. Для спорта это не годится, но в обычной езде очень удобно.
Так вот, садимся мы с ним в машину, причем я за руль. Немец мой спрашивает: "Ты- на "автомате" ездил когда-нибудь?!" - "Нет,- говорю,- но мне все равно". "Ну-ну,- ехидничает он,- посмотрим, как русские драйверы ездят". Тут меня забрало, и я его так прокатил, что он чуть по сиденью не размазался. Остановились, он и говорит: "Ты врешь, что никогда с автоматической коробкой не ездил. Я видел, как ты лихо левой ногой тормозил!" - "Ну и что?" - удивляюсь. "А то,- говорит немец,- я уже несколько лет с "автоматом" езжу, а никак привыкнуть не могу левой тормозить! Большой опыт надо иметь, чтобы, как ты, правая нога на газ, левая - на тормоз". Тут я все понял и рассмеялся. "Опыт,- говорю,- у меня действительно огромный. Только не в автоматической коробке, дело. Дело в другом - я, к сожалению, очень много ездил на таких развалюхах, что холостые обороты на них не поддавались регулировке и при торможении двигатель глох. А заводить их после этого приходилось "кривым стартером". Вот я и выучился тормозить левой ногой, а правой подгазовывать. Для меня это было нормой много лет". Подивился немец и спросил, что такое "кривой стартер". Я ему объяснил, так он минуты две ржал, а потом сказал, что я отличный выдумщик.
Виктор не поверил мне и решил на ближайшем перекрестке попробовать. Машина дала такого "козла", что я испугался за лобовое стекло, потому как именно в таких случаях моя гордость - цельнометаллический термос, если он не закреплен, имеет привычку вылетать через него как снаряд. "Уф-ф",- мысленно сказал я и еще добавил несколько слов тоже мысленно, чтобы не обижать Витю.
- Витек, если ты все будешь проверять, что я расскажу, то у нас есть большой шанс остаться в Болгарии.
- Не буду, Андреич, прости.
- Ладно, слушай дальше, но, ради Бога, не пытайся проверять.
- Сказал же, что не буду. Вот теперь, если даже попросишь, не буду,
- Сейчас проверим. Ты назад во время движения умеешь смотреть?
- Через зеркало?
- Нет, не через зеркало, а повернув туловище и голову.
Чувствую, Виктор собирается повернуться. Я тут же берусь за обод руля и говорю:
- Мы же договорились!
- А что здесь страшного?
- Об этом я тебе сейчас расскажу.
Это произошло на следующее или через одно, а может, и через два лета после знакомства с "антилопой-гну-студенческой", в Забайкальских степях. Я работал сезонным водителем в геологоразведочной партии. Мой ГАЗ-69 с прицепом набивался до отказа палатками, продуктами, инструментами, канистрами с бензином, да еще садилось восемь (я девятый) замечательных парней (я не в счет) и девчонок - это геологи. Мы ехали с ними работать километров за семьсот в какую-нибудь тьмутаракань, где не удивляют не описанные никем красоты, никем не пуганное зверье, агаты и сердолики под ногами, а удивляет лишь встреча с человеком.
В тот день наш отряд только что выехал с базы, располагавшейся под Забайкальском, и направлялся в сторону Борзи, где должен был взять круто влево и степями, добраться до стоянки. Въехав в какое-то селенье, мы увидели такую картину. В его середине находилось что-то вроде площади, но образована она, видимо, исторически сложившейся обстановкой - огромная лужа накрывала почти все свободное пространство. Ну просто королевская лужа! И дома вокруг, казалось, извиняясь и кланяясь "ее величеству", уважительно расступились, удалившись на почтительное расстояние. Но поразило нас всех не это, а то, что ровно посередине королевской лужи, прямо-таки в геометрическом центре ее, лежала здоровенная свинья. Всем своим видом она показывала, что находится на вершине блаженства.
Наше приближение не нарушило у свиньи состояния нирваны. Только грязная волна, ударившая в бок, заставила ее поднять уши и открыть, глазки. Убедившись, что мы "проплываем" мимо, свинья выдавила из себя вялое "хрю", закрыла глазки, уши тут же упали вперед, и блаженное оцепенение вновь овладело ею.
Казалось, что такого! Свинья в луже - эка невидаль. Но картина поразила своей монументальностью и откровенностью свинского счастья. Мы не могли оторвать глаз. Я высунулся чуть ли не по пояс из окна кабины и, продолжая ехать, окинул взглядом еще раз всю сцену. И тут я услышал из салона машины вначале одно испуганное "эй-эй", но как-то не сразу среагировал, что "эй-эй" относится ко мне, а когда закричали все, то только тут оторвался от зрелища я посмотрел вперед. Но было уже поздно. Машина, взлетев на какой-то куче земли, неслась прямо на курятник... Бедные птички, они тогда перенесли сильный стресс, как, впрочем, и мои пассажиры.
Так что же произошло? Когда я высунулся в окно, то для большей устойчивости стал крепко держатся за руль, используя его как точку опоры. При этом неосознанно поворачивал его по мере все большего и большего разворота туловища назад. Вот так "эй-эй" и превратилось в "ой-ой-ой". С тех пор вывел для себя золотое правило: руль никогда, ни при каких обстоятельствах не должен быть точкой опоры. И еще. Стой хоть на голове, но точно знай, куда повернуты управляемые колеса и куда едет при этом автомобиль. Вроде бы ничего особенного, но только потом, придя в спорт, оценил всю важность "свинского опыта", как я его назвал. Виктор переварил услышанное и спросил:
