– А как чувствует себя второй сын Баилардино?

– С ребенком все будет хорошо.

– Морсикато, конечно же, велел тебе лежать.

– Да, он рекомендовал полный покой. Но какой тут может быть покой, когда бред графа слышен даже в моей опочивальне?

– И ты решила заняться мною.

– Тарват любезно согласился посидеть с графом и попытаться усмотреть в его виденьях хоть какой-то смысл. Он полагает, что умирающие иногда способны пророчествовать. О Патино есть новости?

– Есть. Следы ведут в Чио, где он продал коня Монтекки и купил другого. Еще одно доказательство невиновности бедняги Капуллетто. Патино, похоже, держит путь в Венецию. Там он сможет сесть на любой корабль и отправиться куда вздумается. Мои люди уж постараются ему помешать.

«Интересно, Скалигер опять меня отправит ловить Пугало? Теперь, когда известно его имя, охота, пожалуй, увенчается успехом. Вдобавок Монтекки и Капуллетто придется ссориться без меня».

Помимо этих мыслей в мозгу Пьетро вертелась и еще одна. Вот почему следующие слова Скалигера так поразили юношу.

– По-моему, Пьетро что-то подозревает.

– Наверно, наши с ним подозрения совпадают, – отвечала Катерина. – Впрочем, вряд ли он знает о твоем вероломстве все, что следует знать. Начнем?

Кангранде обнажил меч, принадлежавший когда-то его отцу, и принялся точить лезвие о небольшой точильный камень.

– А ничего, что ты ранена?

– Ничего; зато на душе у меня никогда еще не было так спокойно.

– Чего не скажешь обо мне. Ладно, у тебя ожоги, у меня угрызения совести – пожалуй, мы в одинаковом положении.

– Твои угрызения, в отличие от моих ожогов, не заметны взгляду. Самое время обнажить их.

Кангранде откинул голову.

– Значит, дуэль! Прекрасно! Поскольку ты меня вызвала, я имею право выбирать оружие. Я выбираю Правду.

– Да неужели! Пожалуй, стоит сходить за Пьетро. Ему твоя правда наверняка будет в диковинку.

– Давай начинать. Итак, что тебе известно о моих шпионах и что неизвестно?

Катерина вскинула брови.

– Мне известно, что ты нанял информаторов. Ты никогда еще не был так хорошо осведомлен, как в последние несколько месяцев.

Кангранде погрозил сестре пальцем.

– Верно. А задумывалась ли ты, каким образом я получаю сведения? От кого?

Казалось, даже луна померкла, когда с уст донны сорвалось его имя. Голос был глухой, и Пьетро в своем укрытии покраснел от стыда.

– Верно, от Пьетро, – подтвердил Кангранде. – Ты думала, мы в ссоре, и думала, что знаешь причину. А на самом деле я дал Пьетро задание. Он отправился на поиски, в лучших рыцарских традициях. Тарват был его глазами, Пьетро же переправлял сведения мне.

– Понятно. Жаль, что Пьетро не располагал всей информацией. Однако сегодня вас видели сражающимися бок о бок. Как этот факт повлияет на вашу мнимую вражду?

– Все решат, что мы оказались вместе по стечению обстоятельств, что мы оба лишь хотели спасти твоего ребенка. Не секрет, что Пьетро в тебя по уши влюблен. Его щенячий восторг просто-таки бросается в глаза. – (Пьетро покраснел еще гуще.) – Я сделаю ему публичное внушение, и он отправится назад в Равенну. По-моему, он уже вжился в роль страдальца.

Пьетро так и подскочил. Он-то не сомневался, что после сегодняшнего вернется в Верону, будет увенчан славой, со всеми вытекающими последствиями.

– Вижу, придется повлиять на ваши отношения. Вот не думала, что Пьетро – во многом плод твоих трудов, – усмехнулась Катерина.

– Ну, знаешь, ты тоже руку приложила. Но речь не об этом. Каким образом ты собираешься влиять на наши с ним отношения?

– Каковы были твои распоряжения в Кальватоне?

Нахмурившись, Кангранде положил меч на парапет. Катерина не отставала.

– Ты сам установил правила, сам выбрал оружие. Поздно идти на попятный.

– Да, верно. – Кангранде возвел очи горе и вздохнул. – Я приказал устроить погром. Я велел насиловать женщин, бить детей, пытать мужчин, а потом уничтожить их всех. Я бросил клич «Даешь резню!». Печать действительно была моя.

– Зачем? – воскликнула Катерина, словно прочитав мысли Пьетро.

– Ну, это же очевидно. Иметь репутацию тирана почти столь же важно, сколь иметь репутацию милостивца. Возьми хоть Цезаря. А лучше Суллу.

– Ты ведь наказал своих германцев за неповиновение.

– Разумеется! Не мог же я допустить, чтобы на моей репутации осталось такое пятно. Жаль, верные были наемники. Это все, что ты хотела выяснить, милая? Может, лучше пойдешь спать?

– О, ты сразу видишь открытый гамбит.

– Как? По-твоему, я простукиваю стены в поисках лаза? А ты сразу применяешь оружие осажденных?

– Если надо. Но, пожалуй, я бы сумела найти подземный ход. Оставим метафоры. Лучше поговорим о мавре. Помнишь, сразу после того, как ты отдал мне Ческо, я призвала аль-Даамина, чтобы он составил гороскоп? В Венеции на мавра и Игнаццио напали. Это дело рук графа?

– Конечно нет. До сегодняшнего дня наш милый граф понятия не имел о твоей любви к астрологии.

– Кто же тогда, по-твоему, подослал убийц к астрологам?

Кангранде пожал плечами.

– Это могли сделать только два человека.

– Сомневаюсь, чтобы твоя жена знала достаточно об аль-Даамине; тем более не могла она знать, что он едет в Виченцу.

– Отлично! – Кангранде хлопнул в ладоши. – Кэт, не ожидал от тебя такой догадливости. Ладно, признаюсь – это я пытался их убить.

Катерина прищелкнула языком.

– После того, как Тарват оказал тебе любезность – открыл твой гороскоп в день твоего совершеннолетия!

– Да, вот такой я неблагодарный.

– И все же мавр до сих пор жив. А ведь у тебя наверняка было немало возможностей убить его.

– Верно. Однако после того, как мавр составил гороскоп Ческо, опасности он больше не представлял. Напротив, время от времени был очень полезен.

– Еще бы. А теперь я перейду к предмету куда более важному.

– Хочешь спросить о Джованне?

– Пока нет. Я хочу спросить о Морсикато. Хочу знать, что на самом деле произошло, когда вы с ним спешили к карете.

Кангранде нехорошо усмехнулся.

– Кэт, ты прирожденный инквизитор… Я отвлек Морсикато, затем ударил по голове. Он уверен, что я спас ему жизнь.

– Значит, не было никаких разъяренных падуанцев?

– Не говори ерунды. Я должен был защитить Джованну. Тогда я думал, что только Морсикато знает о ее роли в нападении на Ческо.

Пьетро похолодел.

«Он пытался убить и Теодоро, и Морсикато! Поверить не могу!»

– А когда ты выяснил, что мы все тоже подозреваем Джованну, ты решил помиловать Морсикато. Действительно, что за прок от его смерти, если мы в курсе. Странно другое – почему ты не убил его сразу.

– Предусмотрительность, Кэт, обычная предусмотрительность, – пожал плечами Кангранде.

– Да, предусмотрительность – качество полезное. Из предусмотрительности ты сослал верного Пьетро в Равенну и держал его там, пока он тебе не понадобился? Интересно, сколько еще милых сюрпризов ты припас?

Глаза Скалигера сверкнули, даже едва не засветились, как у кота.

– Джованна – моя жена.

– А я твоя сестра, – парировала Катерина. – Поэтому доктору дарована жизнь. Ты не можешь допустить, чтобы о Джованне злословили; ты также не можешь избавиться от меня. Не было никакого смысла убивать Морсикато, если мы все знали. Но признайся: а Пьетро ты бы убил, если бы он догадался о кознях Джованны?

Пьетро подался вперед, забыв об усталости. Кангранде тряхнул головой, словно муху отгонял.

– Давай, братец! Откройся, Великий Пес, Борзой Пес, – подначивала Катерина. – Неужели тебе самому не надоело молчать? Ты отлично изображаешь раскаяние и милосердие, но сегодня придется признать, что ты лишен и того и другого. Сегодня ночь правды.

Кангранде отвернулся, плечи его поникли. Пьетро услышал бормотание, совсем не характерное для Кангранде, отлично владеющего голосом:

– Разве? Разве я лишен способности раскаиваться и быть милосердным?.. Ладно, выпустим демонов. Ведь скоро Иванов день. – Кангранде смотрел на крыши, склонив голову набок. – Разумеется, я бы убил Пьетро. И его отца, даже если бы это означало, что великая «Комедия» останется незаконченной. Джованна – моя жена. Я не задумываясь избавился бы от сотни добрых друзей, лишь бы спасти ее репутацию.