– Я не считаю изгнание адекватным наказанием. Ваш сын – не изменник и не предатель. Кроме того, результат дуэли спорный. – Капитан взглянул на Пьетро, затем на Марцилио. – Полагаю, Господь, не отдав победу ни одному из противников, выразил Свою волю, а именно: в данном деле не может быть окончательного решения. Я принимаю волю Господа. Марьотто Монтекки приговаривается к штрафу в размере одной тысячи серебряных сольдари за то, что расстроил помолвку. Половина этих денег предназначена семейству Каррара, половина – семейству Капуллетто. – Кангранде посмотрел в глаза Марьотто. – У меня есть еще одно условие. Полагаю, в спешке вы с Джаноццей не довели таинство брака до конца?

Джаноцца вспыхнула.

– Не довели, мой господин, – потупился Мари.

– Очень хорошо. В таком случае вот мое решение. Марцилио да Каррара говорил, что устроил ваше венчание, поскольку счел, что такой всепоглощающей страсти глупо противиться. Что ж, проверим, прав ли он. Марьотто Монтекки, я назначаю тебя своим посланником к папскому двору в Авиньоне. Там ты будешь соперничать с венецианцем Дандоло и исполнять обязанности моего представителя при выборе следующего Папы. – Кангранде подался вперед. – Ты не имеешь права взять с собой жену. Она останется в Вероне, в доме твоего отца, в качестве гостьи.

Мари вспыхнул.

– На какой срок, мой господин?

– Срок я определю позднее, – холодно отвечал Скалигер. – Ваш брак был заключен с неподобающей поспешностью. Я хочу посмотреть, что будет, когда пройдет первое ослепление страстью. Вы не сможете реализовать свое право супругов, пока я не освобожу тебя от должности посланника. Если к тому времени ваша любовь будет столь же сильна, я оставлю вас в покое. Если же страсть утихнет, у меня появятся основания для аннулирования вашего брака. – Кангранде обвел взглядом Монтекки, Капуллетто и Каррара. – Вы согласны с моим решением?

– Вполне, – отвечал Джакомо Гранде.

Людовико вскинулся было, но Антонио медленно кивнул. Старшему Капуллетто ничего не оставалось делать, как закрыть рот и тоже кивнуть.

Кивнул и Гаргано.

– Это мудрое и взвешенное решение, мой господин, – мрачно начал он. – Посмотрим, сможет ли мой сын сохранить пылкость чувств вдали от предмета своей страсти. Сразу хочу оговорить, что не позволю, чтобы мой господин терпел убытки. Все расходы на поездку в Авиньон мой сын оплатит из своего кармана. – Разумеется, Гаргано имел в виду свой собственный карман. Он твердо решил упиться наказанием.

– Да будет так. Если больше нет вопросов, позвольте мне поблагодарить старейшин зато, что уделили нам время, и распустить собрание. Сир Алагьери, – обратился Кангранде к Пьетро, – если вы уже пришли в себя после поединка, я бы хотел поговорить с вами наедине.

«Проклятье», – подумал Пьетро, холодея.

Он проследил, как Кангранде вышел из залы, сопровождаемый большинством своих приверженцев.

Капуллетто тоже засобирались – им не терпелось поскорее покинуть залу. Антонио, казалось, хотел сказать Мари еще что-то важное, но отец и брат всячески торопили его.

Марьотто раскрыл было объятия для своей молодой жены, однако Гаргано тотчас вклинился между ними, насильно выхватив руку девушки из ладоней сына. Все чувства разом отразились на лице Марьотто. Оттолкнув Джаноццу, Гаргано взглядом пригвоздил сына к месту. С быстротой молнии ладонь его отвесила Марьотто пощечину. По второй щеке он прошелся уже тыльной стороною руки. Марьотто от неожиданности застыл, не в силах пошевелиться. В глазах его засверкали слезы, он тяжело дышал.

– Отец, за что?

– Я от тебя не отрекаюсь, – прохрипел Гаргано. – Твой позор – это мой позор. – И он пошел прочь, таща за руку свою невестку. Мари продолжал стоять с открытым ртом. Аурелии пришлось вывести его из залы.

Пьетро молча наблюдал эту сцену. Наконец он решился задать отцу вопрос, который вот уже несколько минут с быстротою снежного кома заполнял его сознание ужасом.

– А где Джакопо?

– Джакопо остался стеречь лошадей и оружие, – отвечал Данте. Он хотел выразить сочувствие, но голос прозвучал сурово: – Иди к Капитану, он тебя ждет.

Пьетро кивнул. Уходя (Меркурио, как обычно, вертелся у ног), Пьетро услышал, как Антония спросила:

– Отец, неужели это всегда так бывает?

Поэт горько рассмеялся.

Туллио Д’Изола стоял под дверью кабинета Кангранде.

– Капитан ждет вас.

Туллио отступил, пропуская Пьетро и Меркурио, и закрыл дверь.

На стенах кабинета красовались панели темного дерева и гобелены. Было тепло; обстановка располагала к вынашиванию планов. У одной стены стоял дубовый стол с мраморной столешницей. На противоположной стене висели две карты – Ломбардии и Священной Римской империи.

Сам Кангранде, склонившись над мраморным умывальником, ополаскивал руки. Он не предложил Пьетро присесть, так что юноша остался стоять. Кангранде плеснул водой в лицо и взял полотенце.

Из угла послышался скрипучий голос:

– Вы можете гордиться собой, сир Алагьери.

То был мавр. Подле него сидел Игнаццио да Палермо, держа в руках медальон в виде золотого диска со странным образом изогнутым крестом, выложенным из мелких жемчужин. Нескольких жемчужин недоставало.

– Вы храбро сражались, – добавил мавр.

Кангранде отнял от лица полотенце.

– Очень храбро, – сухо произнес он. – Я слышал, у тебя был разговор с моей сестрой.

В комнатах, которые занимали ее отец и братья, Антония поспешно распаковывала багаж. Большая часть вещей должна была отправиться в соседнюю комнату, где пока писал Данте. Сразу по возвращении из Domus Nova он заявил, что желает поработать.

– Милая, я невообразимо рад тебя видеть, но сейчас моего внимания требует Муза. Подожди немного, мы поговорим, когда вернется твой брат.

– Конечно, отец. Что может быть важнее ваших стихов, – отвечала Антония и не смогла удержаться, чтобы не уточнить: – Вы намерены работать над «Чистилищем»?

Данте важно кивнул.

– Я пока написал только треть шестой песни – переезд и обязанности по отношению к нашему покровителю оторвали меня от пера.

– Но, отец, – встрял Джакопо, который уже давно ждал повода встрять, – надо ведь что-то делать! Я имею в виду, Пьетро только что с поединка!

– И что же, малыш Джакопо, по-твоему, мы должны сделать? – вопросил поэт.

– Ну, например, я мог бы нанять пару-тройку телохранителей… или еще каких головорезов, – бодро начал Поко, – чтобы поквитаться с Марцилио!

Данте помрачнел.

– Хотя твое чувство справедливости в каком-то смысле делает тебе честь, ты, надеюсь, понимаешь: я не могу допустить, чтобы мои дети оказались втянуты в междоусобную борьбу. В мире и так уже свирепствует человеческая глупость. Даже Кангранде не в силах потушить этот пожар. О ужас! – Данте воздел руки, всем своим видом выражая негодование. – Междоусобицы нас погубят! О Италия, тебя превратили в дом для удовлетворения самых жестоких страстей!

Антония бросилась в кабинет отца и принялась зажигать лампы.

– Отец, присядьте. Скорее, пока горит огонь вдохновения. Джакопо, если тебе не терпится что-нибудь сделать, будь любезен, согрей воду для Пьетро – он наверняка захочет помыться, когда вернется.

Взяв отца за руку, девушка подвела его к столу, заваленному черновиками. Не зная, каковы его привычки, Антония просто вложила перо отцу в руку и направилась к двери.

– Но, отец, – не отставал Поко, не желавший убираться из кабинета, – у Каррары зуб на нашего Пьетро с самой Виченцы!

– Джакопо, отец занят!

– Не надо меня учить, сестренка.

– А тебе не надо путаться у меня под ногами.

– Нет, этак я ни строчки не напишу! – вскричал Данте.

Антония резко развернулась на пятках:

– Видишь, Поко, что ты наделал!

– Империя, замолчи!

Антония захлопнула дверь за Поко.

– Простите, отец. Я прослежу, чтобы он вам не мешал.

Данте безнадежно махнул рукой.