Г. К. Жуков подчеркивает: «И. В. Сталин и до войны много занимался вопросами вооружения и боевой техники… Надо отдать ему должное, он неплохо разбирался в качествах основных видов вооружения…
И. В. Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах.
Эти способности Сталина как Верховного Главнокомандующего особенно раскрывались начиная со Сталинградской битвы….
В руководстве вооруженной борьбой в целом И. В. Сталину помогали его природный ум, опыт политического руководства, богатая интуиция, широкая осведомленность. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим»[31].
Стойкая оборона советских городов Могилева, Смоленска, Киева, Одессы, Севастополя, Ленинграда и других срывала нацистские планы «блицкрига». До июля — августа 1941 года гитлеровцы считали, что всё идет по плану, что русские, в сущности, уже разгромлены и война выиграна. Но под Смоленском продвижение немецких войск было остановлено почти на месяц. В августе 1941 года начальник генерального штаба вермахта генерал Гальдер вынужден был признать: «…Войска измотаны. То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и в то же время сомнительной попыткой предотвратить переход к позиционной войне… Общая обстановка показывает все очевиднее и яснее, что колосс Россия… недооценен нами. Это утверждение распространяется на все хозяйственные и организационные стороны, на средства сообщения и в особенности на чисто военные моменты» (Гальдер Ф. Военный дневник).
Конечно, ни Гитлер, ни гитлеровские генералы пока еще не сомневались в исходе похода на Восток. «Русские никогда уже не поднимутся». Смоленск был взят. Дорога на Москву открылась. Операция «Тайфун» предусматривала взятие и уничтожение советской столицы. «Капитуляция Москвы не должна быть принята». Только уничтожение. Ни один немецкий солдат не должен вступать в такие города, как Москва, Ленинград и Киев. «Кто захочет покинуть город через наши линии, должен быть огнем отогнан обратно. Следует поэтому оставлять небольшие промежутки без заграждений, через которые выходящее из города население будет направляться во внутренние области России. Эти города, как и все другие, надлежит перед их занятием обессиливать артиллерийским огнем и артиллерийским наступлением, а их население обращать в бегство… Хаос в России будет тем больше, управление и подчинение нами занятых восточных областей станет тем легче, чем дальше население русских советских городов убежит во внутреннюю Россию»[32].
Будучи уверенным, что Москва вот-вот падет, Гитлер потребовал от военного командования расширить сферу наступательных операций; на севере он настаивал на захвате Ленинграда, на юге требовал захвата Донецкого бассейна, Крыма и затем нефтяных месторождений на Кавказе.
Главнокомандующий войсками генерал Браухич продолжал рассматривать в качестве главной задачи войны прежде всего взятие Москвы. Взять Москву, подчеркивал он, значит захватить главный политический, промышленный и военный центр Советского Союза.
Гитлер настоял на своей точке зрения. Центральная группа войск должна была пока воздержаться от активных наступательных операций. Северная группа войск, усиленная за счет центральной группы войск, получила приказ взять Ленинград. Южная группа войск начала мощное наступление на Киев. Возникла серьезная угроза окружения советских войск, защищавших Киев. Жуков предложил Сталину оставить Киев и отступить за Днепр, чтобы не допустить разгрома войск. Сталин возмутился: сдать Киев — мать городов русских?! В результате войска Красной армии были окружены и свыше 500 000 бойцов и командиров погибли или были пленены в ходе ожесточенного сражения, продолжавшегося почти месяц. На севере немецко-фашистские войска вышли к Ленинграду, окружили город, но взять его им не удалось. Теперь Гитлер решил снова атаковать Москву. Ни разу в ходе мировой войны — ни до, ни после битвы под Москвой — гитлеровцы не сосредотачивали столько сил на одном направлении: более одного миллиона человек, 1 700 танков и штурмовых орудий, что составляло почти половину всех солдат, находящихся на Восточном фронте, 75 % всех танков, а также почти 50 % всей авиации. 2 октября части центральной группы армии под командованием фон Бока заняли Орел, затем Калинин, достигли Тулы и подошли к Москве на расстояние 60–70 километров, почти окружив город. Советское правительство, дипломатический корпус, многие промышленные предприятия были эвакуированы в Куйбышев (ныне — Самара).
Положение Советского Союза, Красной армии было угрожающим. Почти все авторитетные западные военные специалисты считали, что Красная армия не выдержит и вскоре потерпит поражение.
У. Черчилль вспоминает, что многие в США сочли президента Ф. Д. Рузвельта очень смелым человеком, когда он в сентябре 1941 года заявил, что русские удержат фронт и что Москва немцами не будет взята. У. Черчилль также, вопреки мнению своих военных советников считал, что советские войска и советское руководство не утратят воли к сопротивлению. Даже если советским армиям придется отойти к Уральским горам, Россия, заявлял он, будет стойко продолжать войну. Во всяком случае, в ходе войны У. Черчилль пришел к твердому выводу, который, он был уверен, подтвердит и история: именно сопротивление русских сломает хребет германских армий и роковым образом подорвет жизненную энергию Германии.
Как отмечает итальянский журналист Д. Боффа в своей книге «История Советского Союза», в первые дни, первые месяцы войны были проявления паники, страха, растерянности. Однако важно, подчеркивает Д. Боффа, «что господствующей была не эта реакция». Напротив, вскоре верх взяло упорное стремление к сопротивлению, острая потребность верить, что враг не одержит победы. Потери были трагическими, но (и это отметил такой проницательный наблюдатель, как Тольятти) они не превратились в общенациональное поражение, потому что отсутствовала как раз самая характерная черта всякого поражения, а именно — ощущение поражения.
Население, народные массы горячо откликнулись на призыв Сталина, руководства страны встать на защиту Отечества. Началось формирование народного ополчения. Число бойцов-добровольцев, записавшихся в ополчение в первые же дни войны, составило два миллиона человек. Сотни тысяч граждан, преимущественно женщин, рыли окопы и строили заградительные сооружения. Драматическим проявлением мужества и воли советских людей выстоять и победить врага является перебазирование промышленных предприятий из западных областей в восточные. В течение второй половины 1941 года было переброшено в тыл свыше 2,5 тысяч промышленных предприятий, которые на новых местах вводились в строй за 1–2 месяца. Работа начиналась еще до сооружения корпусов заводов и цехов, под открытым небом, в дождь, грязь, снег и холод, днем и ночью. Главный лозунг трудящихся был: «Всё для фронта, всё для победы!»
Поистине эвакуация промышленных предприятий из районов, которым угрожал враг, по своему стратегическому значению не уступает величайшим битвам Великой Отечественной войны. Так, например, считал один из выдающихся наших военачальников Г. К. Жуков.
Положение Советского Союза, Красной армии, Москвы было тяжелым, но советские люди стойко и упорно сопротивлялись. Население Москвы, красноармейцы с суровой решимостью готовились защищать свой город, столицу великой страны.
И. Оренбург в те дни выступил с яркой статьей «Мы выстоим»: «Большая беда стряслась над миром… каждому народу, каждому честному человеку суждено в этой войне потерять уют, добро, покой. Мы многое потеряли, мы сохранили надежду. Россия теперь в солдатской шинели, она трясется на грузовиках, громыхает на телегах, спит в блиндажах и теплушках. Погиб Днепрогэс, взорваны прекрасные заводы, мосты, плотины. Вражеские бомбы зажгли древний Новгород, они терзают изумительные дворцы Ленинграда. Они ранят нежное тело красавицы Москвы. Миллионы людей остались без крова. Ради права свободно дышать мы отказались от самого дорогого, каждый из нас и все мы, народ. Москва теперь превратилась в военный лагерь. Она может защищаться как крепость… я видел защитников Москвы. Они хорошо дерутся… Горе нашего народа обратится на врага. Я ничего не хочу приукрашивать. Русский никогда не отличался методичностью немцев. Но в эти грозные часы люди, порой бесшабашные, сжимаются, твердеют. Наши железнодорожники показали себя героями. Под бомбами они вывозили из городов заводы и склады. За Волгой и на Урале уже работают эвакуированные цеха. Ночью устанавливают машины. Рабочие зачастую спят в морозных теплушках и, отогревшись У костра, начинают работать. В авиашколах учатся юноши, и через несколько месяцев они заменят погибших товарищей. В глубоком тылу формируется новая мощная армия. Народ понял, что эта война — надолго, что впереди годы испытаний. Народ помрачнел, но не поддался… Теперь все поняли, что дело идет о судьбе России: быть Россией — или не быть… Нельзя оккупировать Россию. Этого не было и не будет. Россия — особая страна… Неудачи нас не обескураживают. Издавна русские учились на неудачах. Издавна русские закалялись в бедствиях… Мы выстоим, отобьемся. Тому порукой история России. Тому порукой и защита Москвы. Мы выстоим…»
