Как это можно было видеть из предшествовавших глав, розга играла с давних пор в домашнем быту довольно выдающуюся роль. Еще сто лет тому назад она была в полном ходу во всех слоях населения. Так, Гогг, творец Эттрики, повествует об одном шотландском лорде, который не только наказывал свою дочь телесно, но и выгнал ее из дому за то, что она влюбилась в портного. Несколько лет тому назад некий арендатор в Вильтсе приказал своей дочери раз и навсегда отказаться от планов совместной жизни со своим возлюбленным. Несмотря на такое приказание, ему удалось уличить свою дочь в неповиновении, и, не долго думая, он принялся колотить ее кнутом. Дело кончилось тем, что девушка вырвалась из рук рассвирепевшего отца, убежала в свою комнату и там лишила себя жизни.

При воспитании детей розга считалась у родителей неизбежным средством и не только по отношению к малышам и подросткам, но и в зрелые годы. Современные дети могут только вздохнуть с облегчением и называть себя в сравнении со своими предками счастливыми. Они не могут иметь достаточно ясного представления о тех временах, когда розга была в употреблении почти целый день. Факт остается фактом, и мы с точностью историков утверждаем, что еще шестьдесят лет тому назад, не говоря уже о прошлом веке, дети в возрасте от двух до семнадцати лет большую часть своего дня проводили в известной всем позе на коленях матери или гувернантки. «Кто избегает розги, тот портит ребенка» — гласила старая поговорка, и если бы под влиянием частых порок дети исправлялись, то мальчики и девочки прошлого столетия должны были бы быть сущими ангелами, и в чем, в чем, а уж в ударах и колотушках они недостатка не терпели. Выше мы уже говорили, что березовой кашей угощали не только малолетних, но и зрелых юношей и девиц, и во многих семьях матери не колебались потчевать розгой своих восемнадцати- и девятнадцатилетних дочерей, стоявших накануне замужества. Что скажут на это современные барышни?

Пример подобного домашнего воспитания можно видеть в опубликованных письмах Пастон, относящихся к середине пятнадцатого столетия. В этом письме некая дама советует своему двоюродному брату поскорее избрать для его дочери подходящего мужа, ибо девушка находится как раз в соответствующем возрасте. «Ведь никогда — пишет она далее — дитя твое не имело столько забот и печали, сколько теперь; она не должна разговаривать ни с одним мужчиной, кто бы он ни был; она не смеет говорить ни с одним из слуг, находящихся в доме ее матери, а с самой Пасхи она регулярно по два раза в неделю подвергается порке; иногда ее секут даже два раза в день и бьют, куда попало. Так, в данный момент у нее три или четыре большие раны на голове».

Эта самая Агнесса Пастон предложила воспитателю ее сына высечь последнего и методически сечь его до тех пор, пока мальчик не исправится. «Мальчику» этому было тогда уже пятнадцать лет. В одном из сочинений Фанбурга кто-то спросил вдову Аманду, почему она выходит вторично замуж, когда не любит своего нареченного. Аманда ответила: «Если я откажусь, моя маменька будет бить меня»! Другая, когда ей сообщили о прибытии жениха, сказала: «Делать нечего, нужно затянуть корсет, хотя знаю, что меня здорово высекут за это, так больно, что кровь будет струиться по моему телу».

Доктор Джонсон не упускает ни одного подходящего случая, чтобы не использовать его для восхваления розги и чудного действия ее не только в школе, но и в домашнем быту. Бузвелл рассказывает о нем, что, когда доктор Джонсон увидел нескольких барышень, отличавшихся своим безукоризненно любезным обхождением, и когда ему было сказано, что такому качеству они обязаны исключительно строгим наказаниям, практиковавшимся матерью девушек, — он воскликнул, пародируя слова Шекспира:

А ведь, Джонсон в этой области слыл авторитетом, ибо если дома его и не часто угощали «березовой кашей», то, по его собственному признанию, он особенно объелся ею в школе. Когда однажды кто-то сказал ему комплименты за отличное знание им латинского языка, он возразил: «Помилуйте, мой учитель честно наказывал меня розгой, в противном же случае, я ровно ничему не научился бы, ибо ничего не делал бы».

В отношении принципа «жена да боится мужа своего» считаем необходимым упомянуть, что во время всего англосакского периода в Англии муж имел право, по собственному разумению, «учить» жену свою розгой, плетью или другим избранным им инструментом Гражданское право разрушало каждому супругу за одно преступление flagellis et tustibus acriter erberare uxorem, в других случаях только modicam castipationem adhiberc. «Но», говорит Блекстон в своих комментариях, «у нас в Англии, под благородным правлением короля Карла II, подобные права мужа находились под большим сомнением, и в настоящее время жена найдет себе защиту против обижающего ее мужа у участкового мирового судьи. И только в низших слоях населения, вообще склонных к рутинерству и избегающих всяких новшеств, можно встретиться еще и теперь с применением упомянутого выше преимущества супруга на деле».

Ученые никак не могут сговориться по вопросу о том, что именно следует понимать под выражением «мягкое наказание», и каким именно инструментом оно производится. Один из важнейших параграфов общих законоположений страны относительно соответствующего количества розог гласит: «Три удара метловищем куда угодно, за исключением головы». В другом параграфе говорится, что палка, которой наносятся удары, должна быть такой же длины, как рука наказывающего, толщина же ее должна равняться толщине его большого пальца.

Некий супруг имел обыкновение уверять свою жену в том, что если бы он хотел бить ее палкой известной крепости, то должен был бы со спокойной совестью прибегнуть к пруту или к руке. Некоторые мужья, не желавшие обнаруживать особенной строгости, ограничивались орешниковой веткой толщиною в мизинец. На одном из церковных стульев в Стратфорте изображен резьбой на дереве мужчина, который угощает свою жену несколько большим, нежели modicam castigationem, при чем положение женщины настолько же оригинально, насколько и неудобно.

Следующие выдержки заимствованы из дневника Пеписа.

Ссылаясь на «Протестантский Меркурий», Малькольм сообщает оригинальный случай, относящейся к концу семнадцатого века.

Жена одного переносчика тяжестей в окрестностях Дана с такой силой и с таким усердием дубасила своего мужа, что бедняга, ища спасения в бегстве, выпрыгнул в окно на улицу. Возмущенные подобным скандалом, соседи избитого мужа устроили «кавалькаду», т. е. дефилирование пешком с барабанным боем и знаменосцем, на древке которого, вместо знамени или флага, была прикреплена… сорочка. Барабанщик выбивал марш под названием «Остолопы, петухи безмозглые, марш вперед!», причем около семидесяти разносчиков угля, извозчиков и переносчиков тяжестей замыкали процессию, украшенные огромными, прикрепленными к голове рогами. Любопытные зрители были в восторге от этой «кавалькады» на своих двоих и награждали мстителей за поруганное достоинство мужчины щедрыми подачками.

Во времена «семейных наказаний» не забывали также прислугу и ремесленных учеников. Некоторые, зараженные пуританством писатели, касающиеся в своих трудах отношений господ к своей прислуге и служащим вообще, наделяют барина и барыню обязанностью также и наказывать своих подчиненных, причем один из них выражается так: «Я слышал от умудренных опытом людей, что совершившему преступление доставляет огромное удовольствие, если мужчину наказывает мужчина, а женский пол — женщина. Ибо не подобает мужчине дойти до того, чтобы его била женщина, а девушки в то же время сильно портятся, если получают удары от руки мужчины».