Флагелляция и лесбосские игры. В лесбосских играх флагелляция играет весьма важную роль. Можно сказать с полною уверенностью, что флагелляция лежит в основе всех наслаждений сафических.

Иногда она по форме отличается от чистой флагелляции. Она менее ограничена пространством и видом, более разнообразна, но вытекает из одной и той же потребности удовлетворения сладострастного чувства.

В то время, как флагеллянт или флагеллянтша, выдрессированная мужчиной, ограничивают область наслаждения сечением ягодиц и ляжек, лесбосская флагелляция ищет причину мучения всему существу своей жертвы.

Такая женщина не садистка, она не испытывает удовольствия от страдания своей жертвы, а наслаждается только тогда, когда причиняемая ею боль доставляет сладострастное удовольствие и ее жертве.

Разные манипуляции, щипки, уколы тела, особенно грудей и т. п. являются обычными играми активных лесбиянок. Очень редко, чтобы их возлюбленная не была вся исцарапана и в синяках, впрочем, безболезненных и воспоминание о которых только приятно щекочет их воображение.

Впрочем встречаются среди лесбиянок и чистые флагеллянтши, которые находят удовольствие сечь розгами или плетью своих возлюбленных, переодетых школьницами. Они же иногда охотно разыгрывают и другие комедии флагеллянтов.

Мадмуазель Клара, модистка в Вест-Энде, славилась не столько своими шляпками, довольно неважными, сколько своими комнатами, находившимися за магазином. В них ее клиентки, большей частью перезрелые кокотки, находили любезных гризеточек, послушных, хорошо выдрессированных, которых можно было, по желанию, слегка высечь розгами без добавочной за это платы.

Впрочем, у нее было запрещено снимать панталоны, а можно было сечь только через имеющееся в панталонах небольшое отверстие.

В Ницце десять лет тому назад полиция открыла существование одного дома, посещавшегося главным образом англичанками, где почти ежедневно происходили сцены флагелляции. Но тут имелось в виду скорее удовлетворение садистских наклонностей, и жертвами их было немало молодых девушек и подростков.

В Париже существуют немало фотографических заведений, являющихся центрами самого утонченного разврата.

Девочки-подростки с большими глазами, обведенными синими кругами, худенькие, еще не сформировавшиеся и уже порочные, мальчуганы с длинными волосами, обнаженными бедрами и накрашенными щеками, молодые беспутные женщины, мужчины с плутоватыми глазами, неудавшиеся актеры, а иногда апаши и коты, мелкие буржуазки, рассчитывающие на легкий заработок для покупки каких-нибудь тряпок.

В этом странном мире никто не умеет отказать в какой бы то ни было гадости. Здесь никого решительно ничем не удивишь. Все самые порочные любезности находятся, так сказать, в скрытом состоянии; продажные цены так низки, что покупающий известный порок может думать, что он напал на лицо, любящее тот же самый порок.

На одной из отдаленных от центра улиц Парижа приютилась фотография, служащая главным образом местом свиданий для лесбиянок, между которыми есть немалое число отчаянных флагеллянток.

На бархатном диване клиентки не раз секли розгами или плетью какую-нибудь молоденькую модель, безропотно выносившую побои ради наживы…

В этой мастерской если не все было регламентировано, то приход и уход гостей были подчинены самому строгому контролю, чтобы не произошло неприятных встреч. Здесь было можно встретить много интересных женских типов.

Вот госпожа Б., жена одного дипломата, достигшая пятидесяти лет, говорящая по-французски с самым отчаянным горловым акцентом, носящая тяжелые бархатные платья с разными фру-фру, грязными, потертыми и в пятнах.

В обществе это была безупречная женщина, величественная, немного даже строгая в отношении других. Для близких это была отчаянная лесбиянка, которая, старея, требовала все более и более молоденьких сюжетов; рука ее с особенной силой прогуливалась по молодой коже детей, попадавших в ее распоряжение.

Мадам Антонина, старая актриса, когда-то пользовавшаяся известностью и вызывавшая восторг у зрителей одной своей манерой обнимать своего партнера в любовных сценах. Этой требовались молоденькие девушки с гибкой талией, которую она любила сжимать своими пальцами, распухшими от подагры. Для нее всегда приготовлялся пучок из длинных и свежих березовых розог. У нее сафизм соединялся с небольшой дозой садизма.

Она то гладила рукой по обнаженному телу модели, то брала розги и секла.

Мадам Иссак, жена одного ювелира, представляла классический тип разбогатевшей еврейки. В молодости она была очень красива. Эта заставляла модель повернуться к себе спиной, так, чтобы голова находилась у ее ног, затем брала розги и долго секла, любуясь жадными глазами, как вертелась под ударами розог бедная девочка.

Через некоторое более или менее продолжительное время у нее появлялись сладострастные спазмы, и сеанс кончался.

Но особенно была любопытна мадам Альжина. Она имела на левом берегу магазин старинных вещей. Вдова, очень сильно занятая своей торговлей, она могла только изредка появляться в мастерской фотографа.

Высокая, стройная, с желтым лицом, с блестящими глазами, почти постоянно опущенными вниз.

Фотограф устраивал живые религиозные сцены для заказываемых ею открытых писем. Она обожала также сечь розгами мальчиков, которые должны были быть не старше двенадцати лет. Перед экзекуцией мальчик наряжался в костюм прислуживающего в костеле и брал в руки кадило.

Являлась Альжина и делала ему строгий выговор за то, что он небрежно исполняет свою обязанность. Мальчик отвечал какой-нибудь дерзостью и швырял кадило. Тогда Альжина хватала его, тут же раздевала и порола розгами с остервенением.

Она прекращала сечь, когда совсем уставала; затем, после того как мальчик уходил, она опускалась на колени и горячо молилась.

В скандальной хронике времени Второй империи во Франции сообщалось, что вдова одного моряка жила в роскошном особняке на Елисейских полях. Она вела уединенную жизнь, не принимая никого. Вся прислуга ее состояла из старика-лакея и старухи-кухарки. Мадам М. часто выезжала из дома в наемной карете. Всегда одетая изысканно, она приказывала везти себя в Булонский лес, где выходила и прогуливалась немного пешком. Она славилась своей удивительной худобой.

У нее не было любовников, никаких светских знакомств, но была страсть, про которую разболтал ее партнер.

Однажды она встретила очень красивого негра, прекрасно сложенного и очень высокого роста. Негр продавал разные сласти. В его больших глазах проглядывало что-то дьявольское. Остановив свою карету, она купила у него половину лотка и дала конверт, сказав:

— Если вы хотите заработать десять франков, то снесите эту записку по адресу.

Торговец обещался тотчас же отправиться по указанному адресу. Барыня дала ему обещанные десять франков, что в несколько раз превосходило стоимость его товара, и он был в восторге.

Мадам М. подозвала свою карету и уехала домой.

Не успела она приехать, как лакей доложил ей о приходе негра, которого она велела ввести в свой будуар, где она обыкновенно проводила время. В то же самое время она приказала приготовить ванну.

— Хотите заработать вдвое, — сказала она, обращаясь к негру, — тогда делайте буквально все, что я вам прикажу, без малейших возражений.

За двадцать франков негр готов был, конечно, делать все, что угодно. Негр сделал знак головой, что согласен.

— Раздевайтесь, раздевайтесь совсем!

Пока он был занят этой операцией, барыня быстро разделась сама. Она была такая жалкая, кости и кожа, что негр в испуге отошел немного назад.

Затем барыня отперла шифоньерку и вынула оттуда плетку, на ременных концах которой были прикреплены маленькие шарики из слоновой кости.

После этого она достала немного шнурков. Подойдя к негру, она сказала, чтобы он ее крепко привязал на кушетке, и тотчас же легла на живот. В кушетке везде были кольца, к которым негр и привязал барыню за руки и ноги. После этого она сказала, что он должен сечь ее плеткой беспощадно до крови, потом бить, царапать руками, опять пороть, пока она не потеряет сознание. Бояться вам нечего, так как на столе лежит записка, в которой я пишу, что все это вы сделали по моему приказанию и за последствия не отвечаете.