-- Ох, простите. Не ожидал вот, не удержался...

-- Да не беспокойтесь вы, держитесь за меня, - ответила женщина.

Выйдя на тротуар, женщина обернулась, чтоб подать руку Жолдонзу, но он решительно отказался и слез со ступенек самостоятельно.

-- Ну вот, спасибо, сказала женщина, - Вам теперь надо обогнуть вот это здание. Там будет продовольственный магазин. Ну, вы увидите. Там киоски всякие и маленький базарчик. Где-то там за магазином должен быть дом, который вы ищите. Там спросите. Еще раз спасибо, до свидания. Мне теперь в другую сторону.

-- Это вам спасибо, - ответил Виктор Павлович, отдал авоську и пошел в указанном направлении.

Добравшись до базарчика Виктор Павлович так устал, что присел на валявшийся пустой ящик. Справа и слева от него на таких же ящиках сидели люди. Все они чем-то торговали. На Виктора Павловича внимания никто не обратил и он тихонько ждал, когда силы, чтоб идти дальше, снова накопятся.

Торговля шла вяло, продавщицы болтали между собой, день клонился к закату.

К Виктору Павловичу подошел молодой мужчина, видимо, спортсмен. Во всяком случае, на нем был спортивный костюм и спортивная обувь. Правда, он курил, а спортсмены, обычно, не курят. Возможно, он уже тренер. Тренеры, кстати, очень часто курят. Жолдонз даже дружил с одним тренером по футболу, точнее, они встречались по праздникам в одной компании, так тот и курил, и пил. Пил, пожалуй, не в меру. Однажды...

-- Ты че, глухой, что ли?

-- Простите? - очнулся Жолдонз.

-- Я тя спрашиваю, чем торгуешь? - спросил "тренер", не вынимая изо рта папироски.

-- Я, простите, ничем не торгую... Я не умею...

-- Валерик, оставь его, - вмешалась соседка слева, - дедушка просто присел отдохнуть. Верно, дедуля?

-- Совершенно верно. Я отдохнуть присел. Если это ваше место...

-- Ну сё, кочумай... Зесь все места мои... Пусть дома отдыхает. Вали дед, пока цел, место занято. Шоб тя тут не было, када я обратно пойду.

"Валерик" пошел вдоль ряда торгующих, а отзывчивая соседка продолжила:

-- Ты дедуля и правда лучше тут не сиди. Это места для торгующих, за них платить надо. Ты вообще-то до дому дойдешь? А то я вижу, ты вроде как нехорошо себя чувствуешь?

-- Да, я сегодня что-то устал... Мне бы домой...

-- Ну а где дом твой, ты хоть помнишь?

-- Да, я помню... Конечно помню...

-- Адрес, назови адрес.

-- Адрес? А вот он тут записан...

Виктор Павлович достал из кармана уже ставший измятым конверт и протянул его торговке. Она прочитала его и обратилась к соседке:

-- Валя, посмотри-ка... Ты этот дом знаешь?

-- Покажи, - соседка справа протянула руку за конвертом, - Шестнадцатый? Да его уже два года как снесли. Вон, стоянка вместо него. Когда стали строить все и снесли.

-- Валя, а, может, ты этих людей знала? Подскажи дедуле...

-- Никого я там не знала, - ответила соседка справа и вернула конверт.

-- Вы, дедуля, что-то путаете. Может вы там раньше жили, а теперь перепутали... С возрастом такое бывает. У меня свекровь вообще нельзя на улицу выпускать. Сколько раз она терялась, только я знаю. Одно мученье. Пока она дома - надо газ перекрыть, спички спрятать, а то она всех сожжет. Такой кошмар! Мужчина, берите семечки, сама жарила. Есть с солью, есть без соли, - и отзывчивая соседка переключилась на уговоры покупателя.

Жолдонз поднялся и побрел. Голова кружилась, ноги еле несли его, очень хотелось есть и пить. Он дошел до многоэтажного жилого дома, увидел возле подъезда скамейку и направился к ней в надежде отдохнуть. Уже стемнело. Он присел на нее и вскоре задремал. Ему снились хорошие сны, в которых все были живы и молоды.

Виктор Павлович проснулся, потому что стало холодно. Он лежал на скамейке, уткнувшись лицам в спинку, а кто-то обшаривал карманы его пиджака.

-- Позыкай, может в брюках что-нибудь есть, - услышал Жолдонз шепот.

-- Щас позыкаю, погодь.

Виктор Павлович попробовал встать.

-- Что вы делаете? - начал он, но в затылок чем-то ударили, и руки перестали слушаться.

Жолдонз обмяк, и теплота стала разливаться по телу, а видения стали мельтешить и тускнеть. Наконец, стало совсем темно и ничего не видно, словно занавес уже опустили, а свет в зале не включили.

Некому.

15-18 ноября 2001 г.

Д

ля начала послушайте: Боюканы, Скиносы, Скулянка, Вистерничены, Рышкановка, Отоваска, Валя Дическу, Валя Кручий, Малая Малина, Мелестиу ... Это ли не песня?

Кому надо, знают, что все эти слова - названия районов нашего Города, а остальные пусть просто подивятся богатству человеческой фантазии и красоте нашей речи.

А теперь - Армянское кладбище.

В сердце старожила эти слова отзовутся вовсе не так, как у приезжего, или того, кто никогда у нас не был.

Думаю, что в любом другом месте слова эти означали бы место захоронения армян. Но не таков мой чудный и странный Город. На Армянском кладбище, в принципе, конечно, хоронили и армян, но вовсе не они составляли большинство, или были первыми, кто тут похоронен. Это просто центральное городское кладбище. До революции - православное, в годы советской власти - общее.

Кроме него в городе было и есть еще несколько небольших православных кладбищ, большое еврейское кладбище на Скулянке, небольшое польское кладбище.

Так почему же, все-таки, оно называется армянским? Да просто по имени улицы Армянской, берущей свое начало от главного входа на кладбище. А вот название улицы уже связано-таки с армянами: именно здесь некогда располагалось армянское подворье.

Раньше жители Армянской имели возможность, не выходя из дома, наблюдать по нескольку похоронных процессий ежедневно. А нам, жившим на соседней Болгарской, приходилось бежать на звуки оркестра, чтоб посмотреть на медленно движущуюся процессию: впереди несли венки, потом шел оркестр, потом грузовик с открытым кузовом, украшенный коврами и цветами, сразу за грузовиком, шли ближайшие родственники, друзья, потом все остальные. В кузове на коврах возлежал гроб с покойником, окруженный цветами и венками, иногда рядом с ним в скорбных позах сидели рыдающие родственники. Процессия медленно вползала в величественную арку центрального входа, после чего восстанавливалось движение трамваев, - да-да, раньше по Армянской ходили трамваи! - машин и лошадей, - и еще раз "да-да!": было-таки полно лошадей, впряженных в телеги, чьи колеса громыхали по булыжной мостовой.

Потом зеваки расходятся, и только некоторые жители остаются сидеть на стульях и скамейках возле ворот и дверей. Не столько в ожидании следующей процессии, сколько потому, что они всегда тут сидят.

Мы за процессией не пойдем. Скажем мысленно "мир твоему праху, фие воая Та", и пусть они углубляются, а, немного погодя, и мы заглянем в этот чудный уголок, но пойдем своим маршрутом.

Справа от входа за отдельным решетчатым забором мы увидим небольшое, но красивое воинское кладбище: ровные ряды одинаковых православных крестов, установленных над могилами русских солдат и офицеров, убитых в первую мировую войну. Могилы сооружены во времена, когда наш город входил в состав Румынии, поэтому все надписи сделаны на румынском языке и выглядят, поэтому, несколько необычно: Ivan Er?ov, locotеnent; Piotr Sergeev, colonel, и так далее. У

входа на мраморных досках подробное описание, начинающееся словами: "Aici odihne?te ofi?erii eroi..."

На другой стороне аллеи, в тени высоких деревьев, окруженные красивыми решетками, мирно покоятся обелиски, кресты, плиты... Недалеко от входа несколько величественных семейных часовен с витражными окнами из цветного стекла, затем аллея поворачивает к Всесвятской церкви. На углу за высокой литой чугунной решеткой покоится многочисленная семья купца Петрашевского. Могила отмечена высокой стелой из черного полированного гранита с портретом самого Петрашевского в розетке из стальных листьев. По соседству вы заметите беломраморное надгробие писателя Шевелова с надписью "Те, кого мы любим, живут..." - так называлась одна из его книг. Потом вы наверняка не пройдете мимо скромной могилки с красивым узорчатым стальным крестом и табличкой с портретом гимназиста лет четырнадцати и надписью на румынском "Leonid Nеaga", потом будет могила с памятником первому президенту Академии наук Гросулу. До и после нее еще несколько заметных могильных плит и памятников, но ваше внимание уже будет приковано к необычно красивому, с высокими колоннами, надгробью Крупенской, спроектированному самим А.И. Бернардацци.. Старинная семья Крупенских оставила добрый след в истории города. Перед революцией Александр Николаевич Крупенский был предводителем губернского дворянства, его старший брат - послом России в Норвегии. На кладбище есть еще один большой семейный склеп древнего боярского рода Крупенских.