Между ног Кела, в пыли, сверкнул Глаз Скраал. Не говоря ни слова, она указала на него. Терлик подобрал камень и вложил ей в руку.

Слабым голосом она вымолвила:

— Моя мать — я должна завершить заклинание.

Она захотела встать, но друг не пустил ее, обхватив руками.

— Ты слишком серьезно ранена. — Он нежно поцеловал ее в лоб. — О тебе мы должны сейчас беспокоиться.

— Нет, — она стояла на своем, отталкивая его руки, — я тебе уже сказала, что мне нужно. Лучше помоги встать.

Он грустно посмотрел на нее и затем легко поднял ее на руки.

— Я сама могу идти, — уверила она, но он все равно отнес ее в середину круга из золота.

— Скажи, что надо делать, — попросил он, опуская ее на землю. — Я все сделаю. А ты не двигайся.

Она оперлась на руку.

— Сперва принеси Кела тоже в круг.

Он поспешил исполнить это пожелание и принести ее сына с другого конца двора. Усадил племянника с противоположной стороны рисунка. Кел уставился на свои растопыренные пальцы, по подбородку стекала слюна.

— Теперь принеси мне книгу. — Подождала, пока книга не появилась перед ней на земле. — А теперь лампу.

Он ее тоже принес, двигаясь как можно проворней.

На этот раз песня, которую она позвала из души, была еле слышна, аккорды звучали несвязно и сдержанно. Но она простерла руку, и на ладони ее голубым светом вспыхнул крошечный огонек.

— Будь рядом со мной, — велела она Терлику, — что бы ты ни увидел.

Она поднесла огонек к Лампе Нугарила.

Вырвался красный свет — неестественно яркий. Он не давал тепла. Напротив, воздух, как ни странно, стал холодным и зябким. По ту сторону круга повсюду возникали ожившие тени, они жили своей таинственной жизнью. Они плясали и скакали, стягиваясь к кругу. Они кружились и вращались — адские призраки, бесплотные, беззвучные.

Стужа знала, Нугарил — злобное божество и эти тени вызваны им. От них исходила такая мерзость, что ее передернуло. Благодарение богам добра — золото круга не пускало порождения тьмы вовнутрь.

— Мне следовало бы привыкнуть к подобным вещам, ведь я уже столько времени с тобой, — пробормотал Терлик, опускаясь на колени рядом с ней. Но по его тону было ясно — он так и не привык к миру магии и вряд ли привыкнет когда-нибудь.

Громкий клич Ашура заставил ее резко обернуться, и она закусила губу от нестерпимой боли в боку. Выругала себя. Как она могла забыть о нем? Призраки налетали на единорога, тот мучительно ревел, и голос его раздирал душу сильнее Жала Демона.

Она встала на ноги, шатаясь и задыхаясь от усилия, позвала единорога по имени. Сомнения мучили ее. Ашур — существо реальное, из плоти и крови, но он также волшебное существо. Сможет ли он преодолеть защиту круга? Он понесся к ней, тени погнались за ним.

Непостижимые глаза единорога вспыхнули, оставляя за собой в воздухе шлейфы пламени; он перепрыгнул через золотые линии и приземлился в круге как вкопанный, из-под копыт взметнулась пыль, и обломки камней посыпались на неподвижное тело Реймут. Стужа обняла Ашура за шею, прижалась к нему. Он ткнулся носом в ее руку и лизнул ее.

Боль в боку снова обожгла ее, и во рту появился вкус крови. Она еще раз погладила единорога и опустилась вниз, к Книге Шакари. По ее указанию Терлик взял в руки лампу и изумруд.

— Держи их над матерью. Свети на камень — вот так. — Она показала, как надо вращать Глаз Скраал между большим и указательным пальцами. Свет, отраженный изумрудом, преломлялся в крошечные сверкающие лучики. — Как только начнем, останавливаться уже будет нельзя. Возможно, это продлится долго.

Он помолчал, с тревогой вглядываясь в ее глаза.

— Как ты? — спросил он. Махнул рукой в сторону неподвижно лежавшего тела ее матери: — Мне не хотелось бы возвращать ее в этот мир только затем, чтобы потерять тебя.

Она кивнула, выдавила улыбку и погладила его по щеке.

— Давай завершим начатое, а после — я твоя и делай со мной что хочешь. — Она подмигнула, изо всех сил стараясь выглядеть убедительно.

Он не поверил, но придвинулся к Реймут.

В глазах Стужи потемнело, она зажмурилась. Привкус крови стал сильным, как никогда. Мгновенный, беспричинный страх закрался в душу, но она подавила его.

Заклинание с Тремя Артефактами обладало собственной магией. Для этого ритуала не требовалось участия ее волшебных сил. Поэтому она сосредоточилась на том, чтобы замедлить кровотечение, притупить боль.

Терлик поднял изумруд и лампу. Он начал вращать камень, и изумительной красоты искорки осветили сморщенное лицо Реймут.

За пределами круга плясали призрачные тени — их притягивало пламя Нугарила и останавливал золотой круг. Она смотрела на них, собираясь с духом. «Они живут, хотя и не должны, — размышляла она, — недостойные жизни, не заслужившие ее».

Взглянула на свою мать. В последний миг перед смертью Реймут произнесла ее имя.

Взяла в руки Книгу Шакари. Света Лампы Нугарила хватало, чтобы читать. Раскрыла первую страницу. Текст написан на древнем кондитском языке — этот язык сам по себе источал особую магию.

Старые страницы переворачивались с шумом и треском. Она читала вслух древние поэмы и заговоры нараспев, как, наверное, делали это жрецы Кондоса.

Артефакты таят в себе три божественные силы, правящие мирозданием: свет, тьму и нечто среднее, что является ни тем, ни другим. Мудрость Шакари ведет за собой силы света. Нугарил — уступающий по значению, но мстительный бог тьмы. Богиня Скраал являет собой нейтральную сущность, что поддерживает равновесие между добром и злом. Жизнь, гласила книга, не есть проявление чего-то одного или другого, она — триединство всех влияний.

Стужа прервалась ненадолго, чтобы взглянуть на небо. Безмятежно мерцали звезды. Краски утра еще не тронули небеса. «Сколько осталось времени, — гадала она, — сколько осталось?»

Она продолжила читать, с каждой страницей понимая все меньше и меньше. Но это не важно. Она знала строй языка, его звучание. Сами слова обладали могуществом.

Внезапно она закашлялась. Согнулась пополам и сплюнула кровь. Боль пронзила ее, и она зажала бок, пораженная. Оказывается, даже ее волшебства недостаточно, чтобы заглушить возрастающую боль. Она заскрежетала зубами и подняла голову. Терлик готов был кинуться к ней, но заставил себя остаться на месте. Его мучила тревога, бледное лицо причудливо высвечивалось теми же блестками, что опускались на Реймут. Стужа робко улыбнулась ему через силу и стала читать.

Вдруг Терлик вскрикнул, перебивая ее. Она не остановилась, но бросила взгляд поверх края книги, распевая слова как можно громче.

Черты Реймут стали неясными, но затем обрели свой прежний вид, и лицо ее сделалось молодым. Тело налилось, руки и ноги окрепли. Длинные редкие волосенки, раскинутые по земле, превратились в пышную темную копну волос.

Когда мать приподняла грудь в первом вздохе, радость переполнила Стужу. Дочитав последнюю страницу, она закрыла Книгу Шакари. Фолиант выскользнул из ее рук и упал в грязь.

Терлик отложил в сторону лампу и изумруд. Подошел к ней и заключил в свои объятия. Его тепло согревало, прикосновение было приятным.

— Твоя мать жива, — сказал он ей на ухо. — Ты вернула ее к жизни.

Она пристроилась к его плечу, всей тяжестью своего тела оперлась на него. Она не взывала к своей волшебной силе, но боль все равно отпустила и стала стихать.

— Она жива, а значит, я, возможно, хотя бы немного искупила самый отвратительный грех своей молодости. — Стужа прикрыла глаза и задрожала, освобождаясь от тяжкой ноши.

— Почему она не шевелится? — спросил Терлик.

Стужа потерла тыльную сторону его руки и соединила свои пальцы с его пальцами.

— Огромная пропасть разделяет жизнь и смерть, — объяснила она, — преодолеть ее очень тяжело. После такого пути душе нужен отдых. Она скоро проснется. — Стужа попыталась высмотреть сына из-за плеча Терлика. — Ей придется позаботиться о Келе.

В это мгновение силы покинули ее. Она закашляла, и кровь заструилась по подбородку. Слабеющей рукой она полезла под тунику и извлекла тряпку, закрывавшую рану. Мокрую насквозь и совершенно бесполезную.