— Предупреждаю заранее, что это один из наиболее простых фокусов племени муллу-куррумба, не имеющего ничего общего с посвящёнными в йоги. Теперь минутку молчания.
Он взял трость ладонями рук и поставил её на пол вертикально. Сосредоточивая взгляд на её верхушке, он начал тереть трость между ладонями — сначала медленно, потом быстрее, наконец, до того быстро, что ладони слились в сплошное мутно-белое пятно. Затем он постепенно начал замедлять движения и, остановив наконец ладони, медленно развёл их в стороны.
Палка, стоя вертикально, сохраняла равновесие.
Доктор медленно соединил над нею ладони под углом. Затем он выпрямил их в одну горизонтальную плоскость и, постепенно поднимая, поместил на расстоянии полуаршина над головой палки. Палка сохраняла равновесие, слегка вздрагивая и колеблясь верхним концом.
— Теперь вы можете предлагать ей вопросы, — сказал доктор медленно, не спуская своего пристального, немигающего взгляда с верхнего конца трости.
Все смущённо молчали.
— Ну… спросите, сколько вам лет? — сказал доктор.
— Палка! Сколько мне лет? — пропищала Наташа тоненьким голосом и фыркнула от смеха.
Словно притягиваемая нитью к ладоням доктора, трость отделилась от пола, стукнула и, не торопясь, отсчитала девятнадцать ударов.
— Чёрт знает что! — проворчал артиллерист, вытягивая шею из-за плеча доктора. — Ну а мне?
Палка стукнула три раза и стала.
— Немного! — иронически выпустил Чижиков.
— Поразительно верно! — возразил артиллерист. — Я задумал, чтобы десятки отсчитывались одним ударом… Это чудо какое-то!
— Просто фокус, — презрительно отозвался Чижиков. — Наш чародей, очевидно, знает ваш возраст, только и всего… Послушай, о таинственная палка! — с насмешливой торжественностью обратился Чижиков. — Скажи, о ты, считающая в людских сердцах, сколько… э-э… у меня рублей в портмоне?
Палка стояла неподвижно.
— Механизм испортился! — злорадно выпустил приват-доцент. — Сколько же?
Палка тихо покачивалась, слегка вздрагивала.
— Видите сами… не действует!
— Нет, отчего же? — возразил Дорн. — Быть может, вопрос легче выразить… в копейках?
Палка внезапно оторвалась от пола и быстро застучала.
— Раз, два, три… — спешил считать артиллерист. — Тридцать семь. Это что же?
— Ха, ха, ха! — раздался оглушительный хохот Наташи. — Вот так палка! Владимир Александрович, пожалуйста, сюда ваше портмоне!
Руки доктора дрогнули, и трость со стуком упала на пол.
Доктор вынул носовой платок, вытер покрывшийся испариной лоб и глубоко вздохнул.
— Владимир Александрович! — настаивала Наташа.
— Сию минуту! Сейчас! — смущённо мялся Чижиков. — Я взгляну сам сначала. Я не посмотрел, когда брал со стола дома.
— Нет, нет! Потрудитесь передать нам. Дорн, отберите от него!
Дорн вынул из рук растерявшегося изобретателя кожаное портмоне и щёлкнул замочком.
— Двугривенный… — отсчитывал он, — три копейки, серебряный пятачок, запонка… медный пятак… — тщательно заглядывал он во все отделения кошелька.
— Это дерзость, это… чёрт знает что! — закричал Чижиков, покраснев и быстро вырывая портмоне из рук Дорна.
— Какая же дерзость? — удивился тот. — Вы же сами предложили вопрос.
— Ради Бога, объясните, в чём секрет? — приставал к доктору офицер.
— Долго объяснять. Кроме того, тут необходимы кое-какие специальные знания. Как-нибудь в свободное время я объясню вам… Теперь скажу лишь, что здесь нет ни капли чудесного, ничего сверхъестественного… Каждый из вас сам стучал для себя этой палкой.
— Это… гипноз? — серьёзно спросила Дина, видимо сильно заинтересованная.
— Нет, не гипноз, — ответил доктор. — Гипноз — другое… Наталья Васильевна ещё хочет видеть?
— Пожалуйста, пожалуйста! Страшно интересно, — обрадовалась Наташа.
— Нет уж, на сегодня увольте. Когда-нибудь в другой раз… Я немножко устал. Кстати, у вас, кажется, водопровод в квартире?
— Да. А что?
— Вам не кажется, что прислуга забыла завернуть кран?
Все прислушались.
Действительно, где-то далеко тихонько журчала и плескалась вода.
— Однако! — протянул доктор. — Смотрите.
Из двери передней в зал медленно втекла струйка воды, уткнулась в одну из колонок рояля и растеклась шире.
— Господи, что ж это такое?
— Водопровод, должно быть, испортился, — тревожно сказал офицер. — У нас в прошлом году на Шпалерной чуть всю квартиру не затопило.
Из столовой просочилась такая же струйка.
— Нужно позвонить Настасье, — сказала озабоченно Наташа, поднявшись с места.
Обе струйки слились на середине комнаты и разлились длинными щупальцами в разные стороны.
— Что ж это? А? — тревожно спросила Наташа.
Чижиков с артиллеристом вскочили со стульев.
— Доктор! Вы замочите ноги! — крикнула Наташа.
Струйки воды слились в сплошную поверхность. Из двери передней хлестнула маленькая волна. Вода сразу поднялась на вершок. Шевельнулась большая деревянная кадушка с широколиственным филодендроном.
— Ай! — отчаянно завизжала Наташа, вскакивая на диван. — Ради Бога! Лягушка! Откуда она?
— В чём дело? Наточка! Что с тобой? — послышались из кабинета испуганные голоса.
Распахнулась дверь, и на пороге появились хозяин с профессором-психиатром.
Их глазам представилась странная картина. Наташа и Дина, подобрав платья, стояли на диване и со страхом разглядывали чистый пол. Доктор и Дорн сидели в креслах и спокойно смотрели, как приват-доцент Чижиков и артиллерийский офицер шмыгали подошвами по паркету и с самым брезгливым видом отряхивали сухие ноги…
XI
Беляев приехал в Ханге часов в десять утра. Наскоро закусивши и сторговавшись с извозчиком, он по дороге в гавань заехал в магазин готового платья и вышел оттуда одетым в синий пиджачный костюм, отлично на нём сидевший, и широкое английское, табачного цвета, пальто; на голове у него была теперь мягкая, пуховая фуражка «спортсменка».
В этом костюме его можно было принять за коммивояжера какой-нибудь иностранной фирмы или за туриста среднего достатка.
Он ещё раз остановил извозчика и приобрёл несколько пар белья, саквояж и крепкие американские ботинки на толстой подошве. Подумавши немного, он зашёл в оружейный магазин рядом и за сорок пять марок выбрал маленький короткоствольный браунинг с запасной обоймой и коробкой патронов.
Разговорившись с извозчиком, довольно смело коверкавшим русский язык, Беляев узнал от него, что шкипера парусных судов с утра собираются обыкновенно на своей «бирже», в гостинице «Виктория», выходящей окнами на набережную и содержимой французом Мишо.
Извозчик усердно расхваливал гостиницу и, в качестве самого сильного доказательства, заявил, что в «Виктории» можно достать, конечно за хорошую цену, даже «русски водки».
— Контрабанда! — таинственно понизил он голос, прищурив глаз и сладко щёлкая языком.
«Виктория» оказалась грязнейшим трактиром, занимавшим верхний этаж старого кирпичного двухэтажного дома. Поднявшись по грязной и скользкой каменной лестнице, Беляев толкнул стеклянную дверь и очутился в просторной комнате, уставленной столиками.
Налево от двери помещался большой прилавок с батареей бутылок и ящиком, похожим на стеклянный гроб, в котором помещались тарелки с незатейливыми закусками.
В комнате висели сизые облака табачного дыма. Пахло уксусом и несвежей солёной рыбой.
Из соседней комнаты слышалось щёлканье бильярдных шаров и возгласы, то одобрительные, то сердитые:
— Ны!.. Хювэ-он!.. Пер-ркеле!
Беляев с фуражкой в руках в нерешительности остановился на пороге, не зная, к кому обратиться.
К нему из-за прилавка подошёл толстенький смуглый человек с низеньким лбом под курчавыми жёсткими волосами, с красными волосатыми руками, короткие пальцы которых были унизаны перстнями.
Хозяин что-то спросил у Беляева по-фински и, не получив сразу ответа, начал подозрительно осматривать его новенький недешёвый костюм.