Дорн знал, что доктор окликнет его ещё шесть раз. До седьмого, даже после него, он может успеть отказаться.

— Дорн!

— Ни за что! Ведь Джеммы нет… Нет…

— Дорн!

— А-а-а… а-а-а… — баюкающе затихало пение бонз.

— Дорн! — срывающимся рыданием прозвучал из-под земли голос, в седьмой раз…

Господи, как хорош этот золотой, брызжущий мягким светом кубик… Сейчас он потухнет… Вот уж начинает шуршать кубик… ближе… ближе… Но… ведь это ошибка! Ведь это же страшная ошибка! Он не подозревал, что свет так хорош, что из-за него одного, из-за этого светлого кубика, можно жить, можно терпеть какие угодно страдания… Господи!.. Зачем он спешил, зачем он не понял раньше? Но ведь время ещё не ушло! Он может крикнуть… Он позовёт… кубик светит ещё…

Быстрым, змеиным движеньем он скользнул вплотную к отверстию и раскрыл рот.

— Доктор! — хотел он крикнуть отчаянно.

Из горла не вылетало ни звука — страшное нервное напряжение лишило его голоса.

— А-а-а… а-а-а… — теперь уж чуть слышно звучало пение.

Зашуршало вот тут, совсем близко, и в тот момент, когда в мозгу Дорна молнией сверкнула мысль, что ведь он может привлечь внимание, высунув руку, — сразу вдвинулся тяжёлый гранит.

Стало темно…

1913