Н. АСАДОВА: Может Вы расскажете о том, как отличались одеяния мастера от остальных братьев?

Л. МАЦИХ: В каком смысле?

Н. АСАДОВА: У него был фартук какой-то специальный…

Л. МАЦИХ: Одеяния. А я не расслышал. Разумеется, мы же по радио не опишем этой всей красоты. У мастера были определённые…

Н. АСАДОВА: Мы выложим картинки в Интернете.

Л. МАЦИХ: Мастеру полагался фартук, он называется по масонски запон. А сам он восходит к торжественному одеянию, которое в Библии называется эфод. Этот эфод носил первосвященник, и в Соломоновом храме, так написано в «Книге царств», и ещё до сооружения храма, когда народ еврейский странствовал по пустыне, то сыновья Аарона, священники-левиты, носили этот эфод, когда был передвижной храм — ковчег Завета. Запон, фартук и эфод — это одно и то же, он соединяет в себе, это очень характерно для масонской традиции, и ветхозаветное предание, священническое облачение, часть рабочего костюма мастера-каменщика и одновременно масонское одеяние. Запоны эти очень богато расшивались у мастеров. Рисунки были симполическими.

Солнце присутствовало, два столба Соломонова храма — Иахин и Воаз, непременно был циркуль с угольником, возможно мастерок, были семь ступеней, тоже описанные в «Книге царств». Эти запоны, они были с разными рисунками.

Н. АСАДОВА: А какие ступени?

Л. МАЦИХ: Семь ступеней восхождения человека к Небесам.

Н. АСАДОВА: Количество градусов соответствовало именно семи ступеням?

Л. МАЦИХ: нет, не факт. Семь — просто число священное в Библии, из Библии перешло в фольклор большинства народов, количество пословиц с числом семь, седьмое небо, за семью морями. Но градусов в разных ложах было разное число. Иной раз было и до сотни в некоторых ложах шотландского обряда. Кроме того, иной раз не градусом всё определялось, а были очень пышные титулы. Титулатура масонская исключительная по красоте, поэтичности и романтизму. Там есть изумительные названия, вроде «Рыцарь медного змея», это тоже аллюзия на библейский текст, тот медный змей, которого Моисей создал в пустыни.

Или «Рыцарь Кадош», т. е. святой. Такие есть титулы у них. Поэтому не только цифра градуса определяет, всё зависит от конкретной ложи или ордена.

Н. АСАДОВА: Вернёмся к Ланскому и к его не масонской жизни, а скорее к смерти, у нас передача к концу подходит. Он умер…

Л. МАЦИХ: В 1862 году, но он успел увидеть то, о чём писал Некрасов — «Я видел красный день — в России нет раба». Он болел, он был стар и был отправлен по расстроенному состоянию здоровья, как в официальном документе, писал. Через год умер. Он не хотел уходить, не потому, что думал, что без него не справятся или хотел работать, чтобы получать жалование, он был очень состоятельным человеком. Он хотел каждый день своей жизни видеть, как делается главное дело его жизни. Он безусловно считал крестьянскую реформу, освобождение крестьян от рабства, главным делом своей жизни.

И к счастью, ему удалось видеть плоды этого.

Н. АСАДОВА: Он был удовлетворён?

Л. МАЦИХ: ну как Вам сказать… Я думаю, что никто не был вполне удовлетворён. Реформа получилась половинчатой, Ланской, при всех своих полномочиях или Ростовцев, который был в окружении царя, такой генерал, они делали много, чтобы реформа была более радикальной. Но не удалось. Сопротивление дворянства было просто бешеным. Царь рисковал получить внутреннюю оппозицию, вплоть до угрозы раскола страны и Гражданской войны. И такие призывы раздавались. Поэтому царь вынужден был идти на компромисс.

И он счёл за благо, как бы и вашим, так и нашим и хотели как всегда, как лучше, а получилось… известно. И по-настоящему не были удовлетворены реформой ни дворяне, помещики, они считали, что их обездолили, ни крестьяне. Которые говорили: «Что за воля? А где земля? Зачем нам воля без земли?», ни разработчики реформ, либеральные бюрократы, разночинцы, те же масоны, вроде Ланского и иных. По-настоящему не был удовлетворён никто. Но всё равно реформа была великим благом, прежде всего освобождение крестьян и уничтожение самого статуса рабства.

Не надо забывать о таких, вроде, мелочах, очень симптоматичных. Были практически упразднены телесные наказания, чудовищный пережиток Средневековья. Огромное количество людей было от них полностью освобождено. Россия сделала огромный рывок, просто семимильные шаги по направлению к цивилизации, к культуре, к Европе, к тому вектору, который заложил великий Пётр.

Н. АСАДОВА: И когда Ланской умер, его похоронили под стенами церкви Смоленской Божьей Матери.

Л. МАЦИХ: Совершенно верно, на Смоленском кладбище знаменитом, романтичном. Ему и тут повезло. В этом смысле он был счастливый человек. не обо всех людях можно так сказать и разумеется, не обо всех братьях-масонах так можно сказать. Некоторые братья, его соратники по масонскому делу, они были похоронены на подворье Андроникова монастыря в Москве, с их могилами судьба обошлась куда как круче. Там была колония для беспризорников, потом поле футбольное, что тут скажешь… Кладбище было уничтожено полностью, мы знаем только по описаниям, по рисункам и по фотографиям несовершенным, какие были там знаки надгробные на розенкрейцеровских и масонских могилах, а самого кладбища, увы, нет.

И могилы подверглись чудовищным надругательствам, как часто было во времена этих… большевиков. А ему повезло, его могила не тронута, не осквернена, он лежит там, где он хотел, под стенами церкви.

Н. АСАДОВА: Это какой-то знак?

Л. МАЦИХ: Это церковная традиция, это не масонская, некоторое самоуничижение, некоторые просились, особо верующие люди, похоронить себя даже под церковным порогом, чтобы попирали ногами могильные плиты, такой знак самоуничижения, это старая православная монашеская традиция. Некоторые братья, к слову, некоторые монахи из монашеских братьев нищенствующих или странствующих, они просили хоронить себя как самоубийц или просили делать надписи, которые делают на могилах убийц матерей и отцов, чтобы люди плевали на их могилу.

То есть, это уничижение после смерти тоже продолжится. Это явно уничижение паче гордости, но для христианства оно в известном смысле характерно. Ланской хотел таким образом искупить, как ему казалось, определённую свою вину перед церковью, к которой, как к институции, он не испытывал добрых чувств никогда.

Н. АСАДОВА: Программист из США спрашивает нас, он прислал свой вопрос на сайт: «Почему в России не строили масонских храмов, в отличие от Америки, а только оставляли знаки на православных соборов? По крайней мере, я не помню ни одного храма в Петербурге».

Л. МАЦИХ: Уважаемый американский слушатель, Вы не отличаете разницу между Россией и Америкой? Эта разница весьма существенна.

Н. АСАДОВА: А действительно в России вообще не строили масонских храмов?

Л. МАЦИХ: Строили. Почти построили в Симбирске, он был небольшой, не сравнимый с американскими. Хотели построить под Москвой в усадьбе Орловых и были попытки строительства под Питером. Но все они наталкивались на то, что прекращали строительство под неизбывным девизом «как бы чего не вышло».

Н. АСАДОВА: А есть же масонские церкви в Москве.

Л. МАЦИХ: Всё-таки, это не масонский храм в том смысле, как, я думаю, употребляет наш слушатель этот термин, как есть в Филадельфии, это масонская столица в Америке, в Нью-Йорке или иных американских городах. Здесь такого не было, в России. И быть не могло, потому что веротерпимость американская и российская — это небо и земля. Здесь такой веротерпимости не было никогда, как в Америке.