Н. АСАДОВА: Это правда, как такой интеллектуальный клуб своего рода.
Л. МАЦИХ: да, не состоять в масонстве было тогда как-то даже неприлично. «Кто же нынче не масон!» — говорит один из героев сочинения Карамзина. С некоторым осуждением, но тогда это было принято.
Н. АСАДОВА: Как многие модные вещи приняты таким надменным снобистским позором.
Л. МАЦИХ: Верно. В этом был элемент салонной моды в то время, в александровское, это действительно было так. И Филарет, возможно, поддался и этому элементу тоже. Но его вели туда, конечно, и глубинные вещи. Он, как человек необыкновенного ума, очень быстро и хорошо всё понимал. И всю слабость церкви, как институции, об этом очень много говорили, он понял очень быстро. И он понял необходимость реформ церковных.
А себя он считал охранителем. Он считал себя стражем. Любимое его слово, применительно к себе, было слово «страж». Он считал, что он должен охранять церковь. Он понимал, что охрана без реформ невозможна. Это дело обречённое.
Н. АСАДОВА: Удивительная история, действительно, такой папенькин сынок, который всё время сомневался и советовался с папой, оказался мощным реформатором. Причём, он свои реформы проводил практически на всех постах, которые он занимал.
Л. МАЦИХ: Он не был папенькиным сынком. Не то, чтобы он советовался с папой по любому мелкому вопросу.
Н. АСАДОВА: Так пишет его биограф.
Л. МАЦИХ: Это очень субъективная точка мнения одного из многочисленных его биографов и не следует делать далеко идущих выводов. Он советовался с отцом, который был для него духовным авторитетом, по вещам значимым, по вещам, действительно для него сущностным. Но его непоколебимо твёрдый характер тоже проявился с младых ногтей. Совершенно неудивительно, что он проводил реформы. Реформы может проводить человек, который интеллектуально дозревает до понимания их необходимости и у которого есть твёрдость характера, чтобы на своём настоять. И это счастливо в нём соединилось.
Н. АСАДОВА: Так когда он присоединился к ложе масонства?
Л. МАЦИХ: Он вступил в ложу Лабзина «Умирающий сфинкс», которая тогда объединяла в себе всё лучшее, модное и наиболее талантливое и креативное, что было тогда в Петербурге, в столице. Он вступил в ложу Сперанского «Полярная звезда», поскольку Сперанский был в ту пору фаворитом Александра, и он состоял в ложе «Соединённых друзей», самой численно большой ложе Петербурга. Он одновременно посещал собрания трёх лож.
Кстати, в масонстве он никогда не видел ничего дурного.
Н. АСАДОВА: Ну как никогда! В конце жизни видел.
Л. МАЦИХ: Жизнь у него была очень длинная, 85 лет, за это время много всякого… Мы говорим пока о периоде Александра I, «о дней Александровых прекрасном начале». И в этот период он с очень многими выдающимися масонами был знаком, он очень дружил с Лабзиным, помогал ему в издании «Сионского вестника» знаменитого. Он дружил с Голицыным, а Голицын был обер-прокурором Синода. И их сдружило то, что и Голицын, и молодой Филарет понимали необходимость реформ и сходились в одном, очень важном, пункте — духовенству не следует делать послаблений только на одном том основании, что эти люди носят рясу. Они не должны быть освобождены от ответственности за свои проступки.
И Филарет всегда, всю свою деятельность, какие бы посты он не занимал в церковной иерархии, он всегда проводил одну и ту же линию — на ужесточение дисциплины, на увеличении требований, на неукоснительное соблюдение правил и уставов. В этом смысле он всегда был одинаковый человек. Этим он снискал большое уважение. Его отличало от многих реформаторов то, что он, как замечательно сказал его другой биограф Балахвитинов, он проповедовал то, что исповедовал. То есть, чему он учил. Так он и сам жил. Он не позволял себе больше, чем он спрашивал с других.
Н. АСАДОВА: Если говорить о его петербургском периоде, он в 1812 году был определён ректором Санкт-Петербургской духовной Академии. И тогда же он уже был членом Библейского общества.
Л. МАЦИХ: В 1812 году общество и учредили. И это было их с Голицыным совместное детище.
Н. АСАДОВА: Он состоял в этом обществе вплоть до 1826 года, когда оно было закрыто. И надо сказать так же, что в 1814 году он стал директором Библейского общества, а в 1816 году вице-президентом.
Л. МАЦИХ: И более того, надо добавить, что в 1856 году, спустя 30 лет после закрытия Библейского общества, он был человеком, который возобновил его деятельность.
Н. АСАДОВА: В смысле перевод Священного Писания на русский язык.
Л. МАЦИХ: И организационную структуру Библейского общества он возобновил, и возобновил главное дело своей жизни, как учёного — перевод Библии на современный русский язык. Это настоящий научный подвиг.
Н. АСАДОВА: Да, действительно, на самом деле огромная оппозиция была в то время этому переводу. И в частности такой уважаемый человек, как митрополит киевский Филарет Амфитеатров, он писал Александру II уже, потому что это уже после закрытия Библейского общества, прекратили перевод Библии.
Л. МАЦИХ: В 1856 году дебатировался вопрос о новом открытии, о новом этапе и необходимости действительно ли нужно переводить Библию на русский язык.
Н. АСАДОВА: Надо сказать, что Александр II склонялся к мнению противников перевода на русский язык. И тогда Филарет Дроздов написал большое письмо Александру II, в котором переубедил царя и перевод был возобновлён. Если по порядку говорить, как пришла эта идея и кто был её инициатором, перевести Библию, которая тогда была написана на старославянском языке на современный русский язык.
Л. МАЦИХ: Инициаторами были люди, приехавшие из Англии, потому что Библейское общество зародилось там, в Англии, как в родине протестантизма. Но идея показалась очень здравой, и Голицын, и Филарет Дроздов сразу поняли все выгоды, которые эта идея сулит. Во-первых, можно было начать по-настоящему конкурировать с протестантскими исповедальнями, которые стали распространяться со всё большей силой в Росси. Конкурировать не запретом, не административным ресурсом, как церковь всегда привыкла, а конкурировать…
Н. АСАДОВА: А прямой, открытой конкуренцией.
Л. МАЦИХ: А реально, по-настоящему. Кроме того, Филарет, следует учесть, он был служителем Слова. Кстати, знаменитая фраза, которая вошла в фольклор «Вначале было слово» — это начала Евангелие от Иоанна. Многие считают, что этими словами начинается вся Библия, хотя это не так, конечно, но эта фраза известна даже людям, которые больше ничего из Библии больше не знают. Именно такую трактовку предложил Филарет.
Н. АСАДОВА: Евангелие от Иоанна, которое мы сейчас знаем — это перевод Филарета.
Л. МАЦИХ: Да. И он служил слову всю свою жизнь. И слову воплощённому — так он называл Иисуса, и слову, как логосу, т. к. некой философской категории, которая воплощала для него всю премудрость. И кроме того, русскому слову, которым он великолепно владел, и которому очень верил. Он не принимал выражения, типа простонародное, площадное наречие. Он мог великолепно говорить на русском языке, он был человеком исключительного красноречия и риторических навыков. Его звали в тех случаях, когда нужно было объяснить народу самые значимые, самые судьбоносные для народа вещи.