Грозный Ричард Личфилд - несомненно, сволочь, хам и параноик, но он умная сволочь, смелый хам и целеустремленный параноик, а никто другой и не смог бы продержаться на посту заместителя председателя комитета безопасности лет двадцать. И еще он очень любит загребать жар чужими руками, а каштаны получать горяченькими, но поданными на блюде. Потому работать с ним можно, достаточно недвусмысленно продемонстрировать, что самому совать руки в угли не придется, но костер, каштаны и даже то блюдечко принадлежат ему, разумеется; а руки - наемные и сугубо подчиненные, а если слишком инициативные, ну что ж поделать...

Да Монтефельтро взяли на себя Африку, семья Фиц-Джеральд аккуратно придержала... за плечи, хотя по-честному - так за горло, председателя комитета, благо, он приходится Джастине двоюродным дядей. Совет, разумеется, стоит на ушах: обнаружить, что в любимом кресле завелось гнездо шершней неприятно, очень неприятно. Они не были готовы к подобному подарочку, и теперь очень рады, что нашелся тот, кто сделает основную грязную работу. Комитет предпочтет пожинать плоды и приписывать себе чужие заслуги; пусть. Война Совета и корпораций никому не нужна, хотя в будущем и неизбежна, а сейчас в ее основание положен первый кирпич: Мировой Совет предпочитал испытывать иллюзии насчет соотношения возможностей частных корпораций и мирового правительства, а тут иллюзии оказались жестоко разбиты. Но сейчас они не будут торопиться, а потом... потом видно будет, что с этим делать.

Материалов уже достаточно, материалов просто избыток, отродья Радужного Клуба и впрямь взялись действовать широким фронтом, по каждой из контролируемых территорий, но только во Флоресте акция уже состоялась, в прочих местах к ним готовились, все должно было начаться через неделю. Вот почему господин Потрошитель так торопился. Впрочем, деятельность на территориях - это еще мелочи, а вот когда на комитет сошла лавина данных о том, что собирались сделать с ними самими... там случилась истерика, паника и временная нетрудоспособность у всех, включая Грозного Ричарда. Проверив по своим каналам, что служба безопасности флорестийского филиала "Сфорца С.В." не врет и не преувеличивает масштабы угрозы - теракты, операции со счетами, кампания в прессе, провокации, шантаж, и многое другое, все практически одновременно, и до изничтожения Мирового Совета как организации и как идеи - комитет откинул лапки и согласился на то, что корпорация будет работать на них и за них.

Уже к утру среды Джастина поняла, что сделала все, что могла и что от нее требовалось. Личфилд сдался, перестал раздавать ценные указания и бомбардировать рестийский филиал корпорации циркулярами, распоряжениями и меморандумами, которые и читать-то никто внимательно не собирался, разве что по диагонали перед подшивкой в папку. Двоюродный дядюшка, председатель комитета, и вовсе благословил все действия уже к полуночи, а племяннице посоветовал - в приватном, разумеется, разговоре - поменьше обращать внимания на рык Личфилда: Грозный - он и есть Грозный, такова его функция. "Главное - не зарывайтесь уж совсем", - попросил он на прощанье... и вылетел в Африку, где, по слухам, да Монтефельтро немножко напороли с мерами пресечения. Дабы самолично проследить и прочая.

- Нас просили не зарываться, - сообщила Джастина Максиму, тот приподнял брови, похлопал ресницами и пообещал немедленно заказать голубые контактные линзы, дабы в следующем разговоре с Грозным сделать большие и непременно голубые невинные глаза.

- У нас уже синие есть, натуральные, одна пара, - напомнила женщина. - Или не подойдут?

Руководитель операции изобразил на лице тщательно сдерживаемое рыдание. Джастина представила, что произойдет, если совместить Франческо в рабочем режиме и Личфилда, тоже в рабочем - хотя бы посредством видеосвязи, подавилась минералкой и долго кашляла.

До Фиц-Джеральд долетала лишь десятая часть информации - та, которую нужно было передавать комитету, но и от нее волосы медленно, но неизбежно вставали дыбом, так что к утру женщина сама себе напоминала не просто рыжего дикобраза, а рыжего дикобраза диаметром примерно в метр. Безобидный и даже в чем-то полезный Радужный Клуб, про который знали решительно все, сначала, за последние двадцать лет, ухитрился отрастить крыло... этак раз в двадцать побольше, чем ядро. Что упало на голову старым болтунам, где они нашли столько единомышленников, да еще и предпочитавших пистолет доброму слову, было совершенно непонятно - пока на одном из допросов не прозвучало слово "провинциал". Провинциал приказал. Заседавшие в кабинете Франческо разом подпрыгнули, открыли рты и долго таращились на де Сандовала и Сфорца, которые принялись обвинять друг друга в материализации чувственных идей и выяснять, чья больная фантазия тут поработала.

Как выяснилось из перепалки, тайный орден, занимающийся подобной деятельностью, они сочинили - в порядке бреда и интеллектуальной игры - еще года три назад, рассуждая о перспективах мировой политики. Кто именно его придумал, осталось загадкой; оба старательно открещивались от подобной чести.

Франческо раскопал в недрах жесткого диска старую модель, составленную тогда же, отправил на принтер сразу пять копий, их жадно расхватали, не без усилий разобрались в сокращениях типа "кнгргц", "пркртр" и "адмн-ор", не без изумления узнали в этом схему устройства ордена иезуитов, уже лет двести как запрещенного во всем мире и категорически забытого, оставшегося разве что предметом любопытства историков - ну нужно же было брать что-то за основу, пояснил Рауль, - потом сравнили с прикидками Максима по структуре радикалов Радужного Клуба... и многие вопросы отпали сами собой.

За исключением, конечно, единственного: кто именно - Сфорца или де Сандовал - обладает способностью к неосознанной материализации предметов, сущностей и целых организаций.

- Спать кто-нибудь собирается? - спрашивает Джастина, созерцая прибежище руководителей операции "Шестая заповедь". Чайники, кофейники, холодильник, битком набитый бутылками тоника и банками энергетиков, кружки, чашки, стаканы... и какое счастье, что никто не курит. Здесь бы через час уже дышать стало нечем, вздумай кто-то смолить, как Габриэла, прикуривая одну сигарету от другой. - Господа-ааа! Однако, третьи сутки пошли! Максим, да скажите ж вы им!..

Светлоглазая шантрапа только руками разводит - а ты сама попробуй их оттащи от работы с информацией. Задача близка к безнадежной, впору выйти и щелкнуть рубильниками на распределительном щите. Быть может, темнота, отключившиеся компьютеры... или хотя бы нагревшаяся минералка кого-то убедят, что пора бы и сделать перерыв. Но как они работают, как они умеют работать - Джастина завидует белой завистью, и не сразу понимает, что местоимение выбрано неуместное, она же была здесь, вместе с остальными, может быть, даже наравне. Не они. Мы.

Мы еще не победили, но мы скоро победим. Мы взяли семь сотен пленных, и это не какие-нибудь сомнительные болтуны из сочувствующих, это как минимум аффилиаты ордена, а если поскрести их чуть тщательнее, то, разумеется, среди них найдется и два десятка более высокопоставленных деятелей. Шумиха выходит, пожалуй, планетарного масштаба - в Мировом Совете десяток самоубийств, в том числе, один член комитета безопасности, этого поймали в конце первых суток, за руку, убедительно. Грозный едва в обморок не упал, удостоверившись в том, что второй заместитель председателя комитета - хорошо законспирированный вредитель.

Действительно, неприятно обнаружить, что человек, с которым ты проработал бок о бок восемь лет - предатель, передававший информацию черт знает кому, и, в числе прочего, планировавший тебя же убрать. В целях дестабилизации обстановки. В рамках кампании по дискредитации Мирового Совета и политики объединения. Ради пустых красивых слов.

Таких неприятных открытий было совершено много. Через год, через три года они выйдут открывшим боком: в Совете запомнят, что в один прекрасный момент пара корпораций распотрошила, порвала, как Скуби-Ду - тряпку, организацию, о которой они и не догадывались. Быстро порвала, эффективно и на редкость бескровно. Без дружественного огня и прочих радостей.