Вот сейчас и узнаем, получилось или нет.

- Тут вчера в одном небольшом здании, - объясняет Личфилд, - было одно небольшое собрание. На наш предмет. Вы из собравшихся узнаете, наверное, не всех, но я вам помогу - расскажу, кто есть кто. Ну а что они говорили, вы услышите сами. И это только для затравки. Интересного будет много.

Раскосая дочка оружейника тихо фыркает.

- Такой импозантный мужчина, - говорит она за спиной, Алваро уверен, что ему, но о ком из четверых идет речь? - А жучков выловить не может...

Девушка почему-то крайне довольна. Будто бы сама это все затеяла. Легонько смеется над ухом. Васкес категорически уверен, что она ошибается. Если что-то просочилось, то этому чему-то открыли заслонку. Потому что у одного Максима могло бы и утечь, а вот у Максима с Эулалио - только нарочно пролиться. Делая вид, что нечаянно. Но на сеньориту можно оглянуться, можно ей улыбнуться и подмигнуть. И немедленно об этом пожалеть - это на первый взгляд она такая вся бархатная и пудрой пахнет, а на самом деле - нагретая сталь, порох, полигоны, земля под траками... и почему-то ладан. Ей бы маскировочный костюм и повязку на лоб, а не деловое платье - и вперед по джунглям, с такой можно...

Потолочный свет меркнет, но экраны телефонов и ноутбуков все равно светятся, так что зал становится похож на большую банку со светлячками. Проектор показывает чудесный черный прямоугольник, а потом начинает звучать простенькая электронная мелодия. Негромкая. И невероятно липкая. Тын-тын-тын-тыты-тын, тын-тын.. интересно, это мистер Грозный решил донести до всех свои идеи? Или наши?

Точно разобраться с выражением лица мешает неверный свет экрана, но, кажется, все-таки наши. Крутится лента, как в старом немом кино. Слегка на рапиде этак. И искаженный тухлый голос за кадром говорит: "Мы просим извинений у почтеннейшей публики за вмешательство, но нам кажется, что наш маленький дивертисмент покажется ей интересным. Полная версия программы будет предоставляться по требованию." Максим. Это он умудрился так собственный тембр исказить или в редакторе поработал?

- Выключите это, - говорит мистер Личфилд. Не слышно, но он стоит в столбе света и можно прочесть по губам. Побагровел, надул щеки как карп. Глотает воздух. Оператор пытается извлечь диск - тщетно. А минуту спустя у него уже пропадает всякое желание это делать. Принципы свободы информации. И мелкой личной мстительности операторского состава. В них стрелять сейчас можно - не отключат.

Потому что на огромном экране очень большой мистер Грозный, снятый с близкого расстояния, пытается морально уничтожить постового, который осмелился остановить машину мистера Грозного, да еще и пытается выписать квитанцию штрафа за превышение скорости. Обычное дело, в общем... но мистер Грозный невероятно убедителен, а постового жалко. Молодой такой, несчастный.

- Вы знаете, кто я? А вы проверьте и узнаете!

- Закон для всех один, - отвечает сотрудник полиции.

- Да плевал я на ваш закон! - орет, багровея лицом, Личфилд. - Я на заседание опаздываю! У меня там... а вы тут... Да я вас загоню за полярный круг, вы там будете движение белых медведей регулировать!

"И если вы думаете, что это случайный инцидент, вызванный чрезвычайной ситуацией - вы ошибаетесь. Потому что..."

Драматическая музыка. Тот же самый мистер Личфилд... кажется, в том же самом костюме общается с каким-то архивным клерком. Вообще-то такие вещи должен делать его собственный штат. Но мистер Личфилд, наверное, торопился - или он просто демократ, как Франческо. Медведями клерку не угрожали - но вот та операция, которую Грозный обещал над ним провести за то, что найденные данные не совпали с ожидаемым, была анатомически невозможна и теологически немыслима.

"И если вы думаете, что это монтаж - вы ошибаетесь. Обратите внимание на строку в нижней части экрана. Это - служебные параметры камеры, которая снимала этот инцидент. Оригинал записи находится в центральном статистическом архиве в Орлеане. У службы безопасности архива.

Продолжаем наш концерт."

Бодрая привязчивая музыка. Микшированный рефрен "вы там будете движение белых медведей регулировать!" Негромко, так что сами записи прекрасно слышны, и звук - плоский, грубый, сухой. Настоящий. Контраст с обрамлением сразу ощущается.

"А вот и сама охрана."

- Уволю (стыдливый зуммер)!.. Вас (стыдливый зуммер) и ваших (зуммер) выблядков до седьмого колена никуда, кроме (зуммер) ассенизаторов не возьмут, а вас я (очень долгий, заходящийся в экстазе, зуммер). Мне плевать на ваши (зуммер) правила! Какую, нахрен, - Алваро удивляется избирательности цензуры, - полицию, я вашу полицию...

"Тут мы опускаем завесу стыдливости над этой сценой и о предполагаемой судьбе полиции вам предстоит догадываться самим" - вещает исключительно глумливый голос.

Все понимают, что происходит. Все уже поняли. Даже сам Алваро. Дело не в крике и брани - судя по тому, что он слышал раньше, манеры Грозного и без того всем известны. Дело не в том, что он Бог знает сколько раз оскорблял людей при исполнении и угрожал им своим служебным положением - вот уже следующий ролик пошел. Это нарушение, и серьезное, но - если дело ограничивалось угрозами - то и последствия ограничатся штрафом и служебным взысканием. Дело в том, что кто-то собрал все эти записи - и у комитета безопасности не зазвонил ни один звонок. И в том, что Грозному подменили диск - и этого опять-таки никто не заметил, ни он сам, ни охрана здания. Это - профессиональная непригодность.

Это отставка. Гарантированная. В лучшем случае по собственному желанию. А еще это уверенность всех тех, кто сейчас сидит за телевизорами, что против Грозного выступил какой-то Робин Локсли, лучший друг всех обиженных бедняков. Потому что люди будут соотносить себя с охранником, официанткой и секретаршей, попавшими под высокопоставленный каток, а не с мистером Личфилдом. И людей этих - много.

И посмеяться над толстым шерифом, получившим по заслугам, охотников найдется полным-полно. Хотя в этом - именно в этом - шериф не очень-то и виноват. И сам он угодил под каток куда хуже того постового.

"А сейчас..."

Стук и грохот, справа. Там, где сидит Франческо.

- Хулиганье! - бряк... - Шпана подзаборная! - бряк... - А ну прекрати это безобразие!

Ой. Это он Максима, а чем? Нечем же. Ну я и дурак, вот поэтому-то темно и стало. Он ноут закрыл, и прямо им... По голове. С размаху. Металлическим корпусом. Титановым. "Не бейте, дяденька, я вам еще пригожусь!" - терпеливо переводит синхронист в наушнике вопль на каком-то славянском, а потом не выдерживает и хихикает. Хихикает, впрочем, весь зал. Франческо воспитывает Максима, а тот прикрывает голову руками, кланяется, ойкает и просит дяденьку не бить, а также обещает что-то, на чем спотыкается и синхронист. Чего-то там мыть и пить.

Камеры налетают стаей москитов.

Аудитория замерла и ловит каждый звук, каждый шорох. На экран уже никто не смотрит, но проклятое "тын-тын-тын", кажется, навсегда влипло в мозг. Хит сезона.

- Это безвкусно! - скандалит не на шутку злой Франческо. - Это пошлая вульгарщина! - бздям! - За такое убивать мало! - тыдынц!

Нужно, понимает Васкес, быть Франческо, эталоном эксцентричности и аристократизма, чтобы эта вакханалия смотрелась... стильно и шикарно, как все, что делает Сфорца. Нужно тридцать пять лет быть Франческо, чтобы одна-единственная сцена была безупречна, гротескна и завораживающе элегантна, чтобы зал замер и созерцал как в театре, не пытаясь прекратить шоу при помощи охраны. Никакого возмущения, неприятия и презрения - даже у председателя. Незамутненный восторг.

Оружейная дочка за спиной радостно рукоплещет. В такт.

- Я больше не буууу... - откликается Максим. - Ну почти.

- Э, - встает Алваро. - А меня? Я помогал! Я тоже участвовал!

Феодал отстает от Максима, двумя пальцами хватает Алваро за ухо и больно выкручивает.

- Вас бы тоже побить, поросенок! Но вас же нельзя!