- Я его никогда не видел, - говорит Альфонсо. С 99% вероятностью - не ошибается. Зрительная память у него идеальная, а вот воображения никакого. Даже не дорисовывает привычное или нужное. Очередное "бабушка научила". Судя по рассказам об этой бабушке, нам давно пора ее взять к себе.

Значит, либо давно "зарытый" здесь кем-то чужак, если предположительный срок иммиграции и вправду от 5 до 7 лет, либо просто-напросто человек, бесконечно удаленный в своей жизни от подполья и теневого бизнеса. Наемный специалист, приехавший уже после воцарения Сфорца, например. Смешнее всего, если мелкий корпорант.

- Мы неправильно строили поиск, - думает вслух Дарио. - Нам нужна не группа, а крот. Максимум - два крота.

Он прав. Не постоянная активность, пусть и мелкая. А разовая. На одну операцию. С одной стороны, много тяжелее искать. А с другой... а с другой, самые неприятные районы для такого не подходят. Да, в "сером" или "винегретном" квартале можно хоть жену убить топором, хоть "снятого" паренька притащить домой и разделать под наркотиком... и не такое там случается, но об этом будет знать каждая собака - и каждая третья собака стукнет о том в течение суток. И человек с таким лицом в этих районах будет чужаком.

Такого человека с его седаном не то что не пустят - но переночевать ему, не оставив следов, уже не удастся. Весь квартал будет знать все. Что ел, что пил, чем платил, сколько раз на двор выходил, кому что сказал, куда уехал, с кем, когда... такое описание составят, что слепой заплывший жиром сыщик-пенсионер возьмет одной левой. Если этот, с портрета, здесь не первый год, то он все это представляет и не сунется, особенно с украденным мальчишкой в багажнике или на веревке. Потому что у ребенка Антонио да Монтефельтро, корпоранта из корпорантов, нет никакого повода отправляться по своей воле с каким-то полуместным типом приличного вида. Разве что как в сериале: "Антонио, я твой отец!". Но непохож. Кто у мальчишки отец - не только в метрике написано, по всей физиономии белилами отмечено. Не перепутаешь.

- Значит, где-то есть кротовая нора.

И не в рабочих кварталах, и не в районах почище, где все тоже очень внимательны - не завелась ли какая шушера, не стало ли опасно. Корпоративную сторону люди Сфорца сами прочешут лучше нас. Значит...

- Приморские поселки. Простреливаемая зона. Плывун, - заключает Деметрио.

Лет двадцать назад на берегу понастроили всякого. Приманивали туристов. Потом опять началась стрельба. Не снесенного старья там - много. А горожане привыкли за эти годы выбираться к морю. Движение постоянное и местные не так внимательны. Там можно. На тех улицах, что простреливаются с холмов, люди предпочитают не селиться. До сих пор. Там тоже можно. Группа там будет видна как на ладони, а вот одному или двоим - хорошо. И коттеджи на плывуне, та же проблема.

Значит, проверяем. Осторожно, неспешно, все три точки по очереди. Внимательно проверяем на малейшие следы присутствия, и если что - теперь можно в очередной раз разбудить Васкеса, чего стесняться, по голосу слышно: человек давит тюфяк в гордом одиночестве, и звать экспертов. Потому что бывшая стоянка - почти такая же полезная находка, как сам сеньор Иностранец. Опытному археологу скажет больше, чем покойному Эскалере - какой-нибудь пойманный шпион.

Но лучше все-таки найти мальчишку, сеньора Иностранца и лежку. Взять всех, повязать на месте, вот тогда и отбить сообщение Васкесу. И вызвать журналистов. И оставить сообщение - кто тут общий благодетель. И посулить все мыслимые прижизненные неприятности тому негодяю, что вздумал клепать на Бригады и их методы. Будем мы там вести переговоры или нет, а делать это удобнее, будучи ангелом в перьях, а не чертом с копытом. И уж точно не разменной монетой.

Деметрио хмыкает.

А Ренн пусть пока сидит под замком. Еды и воды ему хватит, водки - тем более, так что проведет сутки в вынужденном безделье. А то совсем человек заработался, лишних десять монет отстегнуть - уже драма. Отдых, обязательно отдых - и все как рукой снимет.

Вибрация гарнитуры отдается в зубах, что совершенно неудивительно, если ее носитель уперся подбородком тебе в макушку.

Первое осознаваемое ощущение - странный и совершенно непривычный уют. Не тревожная темнота, не раздражающий свет, а теплый темно-красный полумрак фотолаборатории доцифровых времен. Такой абажур ночника - это гениальная идея, это просто великолепная идея. Украсть обязательно. Высыпаешься совершенно непривычным образом. Второе условие уюта воспроизвести несколько сложнее, потому что оно состоит в крупном теплом организме, прикрывающем спину, и вписавшемся, приросшем, как раковина к мускулу моллюска. Стенка дивана и тушка напарника образуют идеальный кокон, оставляя достаточно щелей для дыхания и подавления клаустрофобии.

- Да. Зачем? Что значит "не знаю"? Ладно, хорошо. Спасибо, что сообщил. Все в порядке. Извините... - это уже в адрес Кейс. - Наш поросенок...

Поросенок - это Алваро Васкес, прекрасный подиумной красой юноша, выполняющий неопределенные функции при Сфорца.

- Экипаж разбужен капибарами, - усмехается Кейс.

- Судя по эффектам, стадом капибар, - крупный теплый организм умудряется говорить, практически не двигаясь. - Нет, основные последствия были не здесь. Представьте, нашему молодому человеку позвонил из полицейского участка бывший коллега по Черным Бригадам и сказал, что занимается нашим делом. А его задержали.

- А Васкес? - интересно, что бы я сделала, если бы меня так разбудили...

- Приказал его отпустить и отправил ему портрет Доктора Моро и весь пакет данных на вечер. Молодому человеку показалось, что так правильно.

- Забавно... И ему за это ничего не будет?

Кейс проводит утреннюю инвентаризацию частей тела. Шея не затекла, позвоночник болит умеренно, вот руки - ноют, да еще как, но это спасибо проклятому подъемнику и совершенно минимальным в последний год физическим нагрузкам. Конечности не онемели, голова не болит, давление - ближе к нормальному. Аппетит... присутствует. Феноменально.

- Зависит от последствий. Он же не нарушил никаких правил. Кстати, еще скорее ночь, вы можете спать дальше. Раньше восьми Королева не закончит, даже если в нее за ночь не подкинули дров.

- Да я выспалась. И, представьте, очень хочу есть. Почти как ваша Королева. А что, секретарь вашего Сфорца может принимать такие решения и ничего при этом не нарушить?

Раковина шевелится, готовясь выпустить моллюска наружу. Вряд ли господин Щербина думает о том, где бы взять еды. Если в кабинете обнаружится холодильник, а в холодильнике, скажем, та самая капибара, я не удивлюсь. Поскольку на дворе, кажется, рождественский пост, а капибару некогда зачислили в рыбы, да так постановления и не отменили.

- Он у нас творческий работник с неопределенными полномочиями. Это всех устраивает. Сейчас будет завтрак. Пару минут...

Теплый щит отдаляется, это неприятно - и в то же время радует тем, что его больше нет, а озноб, слабость и гудящая в кончиках пальцев тревога не возвращаются. Хорошо, что это не зависящий от расстояния между телами фактор, а параметр собственного состояния.

Напарник устраивается на трехногом табурете - пифия на треножнике, как есть - и раскладывает перед собой систему для внутривенного вливания - шприц, "бабочку", жгут, - а также горку разномастных ампул. Со сноровкой наркомана затягивает широкую синюю полосу жгута, прижимает защелку, вгоняет иглу в вену. Кейс отворачивается, уткнувшись лицом в подушку. Все, что связано с медицинскими процедурами, с протыканием живой плоти иголками и прочими ледяными железками, с детства вызывает истерический ужас. Мертвой плоти это уже не касается.

Выпендривается тут своим героическим сотрясением и героической работой на фоне...

- Вы знаете, - говорит она в подушку, - пижон безмозглый, во что вам могут обойтись ваши жидкие завтраки?