Вылетаем второй раз. Жаждем боя с фашистскими истребителями. Но они почему-то не выходят нам навстречу.

Значит, что-то готовят господа фашисты, — задумчиво сказал Новиков, когда ему доложили об этом, и тут же приказал Багрянцеву и Тенюгину «сесть в готовность».

Каберов! — позвал он меня. — Приходил Грицаенко. Твоя машина отремонтирована. Облетай ее. Да будь повнимательней. Не нравится мне что-то обстановка.

Командир стал звонить начальнику штаба полка. А я взял шлем и вышел из землянки.

Былобезоблачно,тихо. Надев на голову белый шелковый подшл'ёмник, я направился к самолету. Неожиданно с южной стороны донесся до меня какой-то странный шум. Он быстро нарастал. Я остановился. Теперь уже отчетливо улавливался рев авиационных моторов. Но не успело еще как следует утвердиться чувство опасности, как выскочившая из — за ангаров на малой высоте армада самолетов закрыла солнце. Свист пуль и грохот рвущихся бомб оглушили меня. Я припал к земле. Двухмоторные «мессершмитты» проносились над стоянкой. Выбрав момент, я поднялся и что есть духу побежал к землянке. Едва не сорвав дверь с петель, ворвался в нее, запнулся о ступеньку и распластался на полу. Кто-то оттащил меня в глубину землянки. А через мгновение пули г нескольких местах пробили дверь и половицы возле нее. Все наше погруженное во мрак жилище ходило ходуном, Снаружи доносилась бесконечная пулеметная дробь. Стучали пушки, выли и рвались бомбы, ревели авиационные моторы.

— Не подходить к дверям! — крикнул командир. — Соседин, слышите? Отойдите от дверей!

Я потянул Николая к себе.

— Ты что, с ума сошел?

Взорвавшаяся близ землянки бомба оглушила нас. С потолка посыпался песок. Тройной накат бревен сместился, и перекрытие грозило обвалом. Но и выходить наверх было нельзя. Там по — прежнему грохотали взрывы, свистели пули. Впору было задохнуться от едкого запаха гари.

— Вот она, плата за беспечность... Вот она! — крикнул Соседин и, с грохотом распахнув дверь землянки, вы скочил наружу.

— Николай, назад! — крикнул я, бросаясь за ним. Сильные руки Новикова схватили меня и, как котенка,

швырнули в угол землянки. Не успев остановить Соседина, он отыгрался на мне. В это время еще два сильных взрыва один за другим ухнули где-то рядом и так тряхнули землю, что наше убежище, казалось, сдвинулось с места. И опять песок потек нам за воротники. А в голове была одна мысль: «Где же Соседин, куда он побежал, жив ли?..»

Около тридцати вражеских самолетов полчаса штурмовали аэродром. Постепенно гул и грохот стали ослабевать, и мы выскочили из землянки. Я бросился к истребителю Соседина, но Николай уже запустил мотор, взлетел и помчался догонять уходящие самолеты противника. Аэродром был охвачен огнем. Горели штурмовики и корабельные разведчики, МИГи соседних эскадрилий и наши И-16. Возле землянки полыхал самолет, в котором дежурил Багрянцев. Михаил лежал ничком на земле, обхватив руками голову. Его ботинки и нижняя часть брюк обгорели.

— Миша, ты жив?

Я схватил его за китель и оттащил от огня.

— Жив, — как бы просыпаясь, подал он голос и вдруг вскочил на ноги: — Кто это? Ты, Игорь? Ну, что? Кажется, все. Ушли, сволочи…

Он был мрачен и как бы чем-то смущен.

— А я, Игорек, уснул, понимаешь. Сел в самолет и задремал на минуту какую-то. Ко мне перед этим еще Соседин приходил, ругался, что штурмовики маскировки не соблюдают. Ну вот, а потом вдруг чувствую, что горю… Открыл глаза, а тут… Как выскочил из кабины — не помню...

Я обратил внимание на полы его расстегнутого кителя. Они были в нескольких местах продырявлены.

— Неужели пули? — Он удивленно пересчитал дырки. — Пять штук. Полы пробили, а меня не задели!

Он стал обшаривать всего себя. Были только небольшие ожоги на ногах. Пуля перебила одну из подвесок, удерживавших кобуру пистолета на ремне морского снаряжения.

— Да, Миша, считай, что тебе повезло.

В это время от самолета отвалился мотор. Ярким костром запылал он в луже бензина рядом с догорающей машиной. Багрянцев остановил долгий взгляд на охваченных огнем останках своего самолета.

— Вот и все! — глухо сказал он, и я увидел, как слеза прочертила след на его почерневшей от копоти щеке.

Выскочившие из укрытий люди суетились на стоянке. Мимо нас пробежал Тенюгин:

— Ангары горят!.. Скорей!..

Я бросился следом за Тенюгиным. Мы забрались на крышу одного из ангаров. Горела камуфляжная сетка. Огненные змеи ползли по ячейкам, заглатывая их одну за другой. Мы с Тенюгиным сбрасывали сетку с крыши. Багрянцев и несколько прибежавших вслед за ним техников гасили ее на земле. Возле второго ангара тоже лихорадочно работали люди. На западной стороне аэродрома горели штурмовики. Мы побежали туда. Но к самолетам нас не подпустили. На некоторых машинах уже рвался боезапас. В клубах дыма там и тут сновали люди. Кто-то закричал: «Уходите! Взорвемся!» Все бросились бежать.

В это время над аэродромом появился самолет Соседина. Не догнав вражеские машины, он вернулся и стал заходить на посадку прямо над пылающими штурмовиками. Это было опасно, и стартер дал красную ракету, Соседин сделал еще один круг и опять вышел на прежний курс. Он проходил низко над горящими самолетами, когда несколько взрывов сотрясли воздух. Огромный столб дыма и огня взметнулся к небу. Самолет Николая Соседина перевернулся вверх колесами и скрылся за огненным круговоротом. Мы побежали к месту падения боевой машины. Она лежала на самом краю болота. Соседин был извлечен из — под обломков с едва заметными признаками жизни.

Потрясенный происшедшим, командир эскадрильи Новиков стоял возле санитарного У-2, специально прилетевшего из Ленинграда, и в который раз спрашивал у врача, будет ли жить Соседин. Врач пожимал плечами,

— Все зависит от организма…

Носиков сосредоточенно следил за тем, как ставили в самолет носилки, на которых лежал Соседин. Он пристально наблюдал за всем, что происходило вокруг. И разве могло прийти в голову кому — либо из нас, стоявших рядом с командиром, что завтра его не станет в живых…

А это произошло. Нелепая случайность вырвала из наших рядов замечательного человека, мастера своего дела. Новиков решил облетать восстановленный после поломки истребитель ЛАГГ-3 и потерпел катастрофу…

Но возвратимся к событиям предыдущего дня. В результате вражеского налета мы потеряли семнадцать самолетов. Сгорели шесть истребителей МИГ-3, три И-16 (включая и самолет Соседина). Те, кого мы в шутку называли нашими гостями и чьи самолеты не были замаскированы, потеряли три штурмовика ИЛ-2 и один корабельный разведчик. Сгорели два истребителя ЯК-1, приземлившиеся на аэродроме перед самым налетом. Не стало также нашего старенького У-2 и двухместного учебно — тренировочного истребителя УТИ-4. Некоторые самолеты остались неповрежденными.

Среди личного состава нашего полка пострадал один Николай Соседин, На стоянке штурмовиков погибли шесть матросов. Пытаясь спасти загоревшиеся самолеты, они бросились в охваченные пламенем кабины и выпустили в небо реактивные снаряды. Смельчаки хотели снять с замков и стокилограммовые бомбы, подвешенные под крылья штурмовиков. Но кругом полыхало пламя, и на одной из машин произошел взрыв. Бомбы других самолетов сдетонировали. В этом гигантском взрыве, волной которого был опрокинут самолет Соседина, герои погибли. Известно, что их было шестеро, этих отважных парней. Но кто они, как их фамилии, мне, к сожалению, установить не удалось.

В нашей эскадрилье во время штурмовки мужественно боролись с огнем и спасли свой истребитель старшина Коровин и сержант Боков. Техник Грицаенко и моторист Алферов сбили пламя с моей уже загоравшейся было машины.

Невиданную храбрость и боевое умение проявил во время вражеского налета инженер полка по вооружению Потапенко. Он давно уже искал случая опробовать сконструированное им «реактивное ружье». За основу была взята балка для пуска реактивного снаряда, которая устанавливается под крылом самолета. К этой балке Потапенко приделал ложе и пусковое устройство, протянул от него два провода на аккумулятор. Заряженное 82 — миллиметровым снарядом «реактивное ружье» крепилось на стойке.