Улицы Парижа кажутся знакомыми с детства, хотя их видишь впервые. Триумфальная арка стала на четвереньки под тяжестью истории. Птицы на соборе Нотр-Дам словно крылатые барельефы. Рулетка круглой площади Согласия — там я поставил на белый ноль луны свою надежду. Однажды, выйдя воскресным утром из Лувра, я обнаружил, что лед — это вода, ставшая статуей. Беззвучные весла рыбачьих баркасов. У моллюсков явственный привкус солнца. Баскские селенья в беретах тумана. Испанские фонари дерутся на шпагах с темнотой. Все это — только личина, условные вехи. Мир же един, несмотря на все свои разноликие формы. То же одиночество, леденящее кости, и та же пролетарская закалка у жаровен, на которых дымятся каштаны. Краски Гаваны
В ритуальном танце племя кокосовых пальм бьет в барабаны листьев. Море моргает тысячью фосфорических глаз. Каждый день этот город приходит на пристань встречать чужестранные корабли и глазеть на ныряльщиков, которые всплывают, зажав в зубах монету, брошенную с палубы к рыбам Антильского моря. Гаванский трамвай движется в ритме маракас [9]. Гаванские деревья подстрижены, словно бараны. Гаванские проспекты бегут прямиком через город, покуда не наткнутся на памятник. Женщины с лицами цвета корицы и знойной сигары. Креолы в сомбреро из золотистой соломы, взращенной тропическим солнцем. Негритята с улыбкой, похожей на спелый арбузный ломоть. Кокосы и ананасы — объедки с пиршества румбы. Пушки из парка Масео щерят голодные пасти при виде дельфинов, играющих в бухте, которую стережет грозно поднятый палец замка Эль-Морро. Двести гвардейцев ежедневно несут караул под синим взглядом Капитолия. Квадратные томики небоскребов — здесь по вывескам можно легко обучиться читать по-английски. На Двадцать третьей улице продают дорогие цветы и свет отливает оттенком подсолнечного масла. А на Восьмой улице полиция обнаружила стальной ананас, смертельные зерна которого зрели у окна прокурорского дома. Но, несмотря ни на что, живительный запах устриц пирует на Малеконе [10]и все так же приторен вкус жизни в «Тропикане» [11]. Женские бедра — изящная музыка, нежные руки красавиц пахнут, как персики, вводя в искушение птиц. Аэроплан в белом фраке рассекает своим вентилятором гущу синего зноя. Яхты возле крепости Де-ла-Кабанья дают открытый урок безмятежного сна, а пароходные трубы тянут темную ноту дыма за горизонт, где скоро проклюнутся первые звезды. И когда над Гаваной взорвется черный фугас ночи — никто не вздрогнет. Только повиснет над городом серпик луны, словно банан на банановом дереве неба. Забастовка Промчались, коней стегая, жандармы. Задрали кили покинутые трамваи. Камень против винтовки: брусчатка — хлеб забастовки. Глаз лошадиной морды под вспышки секущих сабель фотографировал мертвых. Дома зажигали свечи, в надежду свою не веря. И зря письмоносец-ветер стучался в глухие двери. Возле ворот лицейских в гранатовой портупее ничком лежал полицейский. Ночь истекала кровью под треуголкой мрака, в черном плаще безмолвья. А площади Барселоны тасуя свои фронтоны. Бегство из понедельника Нынче самая пора сбежать от овощного рациона в ленивый воздух, уснувший в листве апельсинного дерева, к старому бочонку во дворе, из которого вместо рома ударил фонтан пальмы. Вы слышали, в Андалузии луна раскрыла заговор вин, тайную организацию устриц, гитар и карабинеров. В Испании ветер плещет плащом тореро, вонзая в черную холку ночи бандерильи песен. В Кадисе, Виго и Ла-Корунье в тавернах из колод повыкидывали королей. Здесь все республиканцы — даже деревья с трехцветной листвой, даже перелетные птицы, вернувшиеся в апреле строить новую жизнь. Что могут рассказать вам об Испании газеты, будь то «АБС», «Ле Журналь» или «Таймс», — ведь они умолчат о прогулках на яхте, об истинном облике городов, перенаселенных фруктами и женщинами, и тем более о тайной драме, разыгравшейся за створками ракушки. От нас, от людей Газетного Века, мир заслонен ворохом слов; мы давно уже не замечаем, как наедине с собой зреет над озером небо. Поймите: есть нечто помимо наших доктрин: это свободный воздух и вольные свет и вода, контур голоса, скалькированный эхом, восстанье деревьев против политэкономии, нагота, сновиденья, смех и луна, только что снятая с наковальни, — луна, которая дарит себя всем, не иссякая. вернутьсяМаракас — музыкальный инструмент, род погремушек. вернутьсяМалекон — центральная набережная Гаваны. вернутьсяСардана — народный каталонский танец. |
