– А кому ты собираешься рассказать про Ивонн? – очень ровным тоном спросила Трисия.
Трисия умеет разговаривать в эдакой отстраненно-неосуждающей манере, которая сразу заставляет понять, что вы шагаете по тонкому льду, и пожелать, чтобы лучше уж она прямиком высказала все, как есть, и назвала вас идиотом. Вежливо и с любовью. Очень помогает.
Разумеется, я понимала, к чему она клонит.
– Никому. До тех пор, пока я не выясню хоть что-нибудь. Пока что у меня есть только подозрение.
– И еще украденный ключ. – Прежде чем мы приступили к еде, я успела показать им фотографию и ключ. Слово "Маартен" не вызвало у них никаких ассоциаций, кроме карибских фантазий, и они согласились, что, похоже, снимок сделан в "Ритц-Карлтон". Но, возможно, ключ мог оказаться… ключом. Кэссиди задумчиво побарабанила пальцами по щеке:
– Как ты думаешь, что этот ключ отпирает?
– Пояс целомудрия Ивонн? – предположила Трисия.
Я покачала головой:
– Не настолько уж он древний. – Подруги хихикнули, а я выудила ключ из кармана и, сдвинув в сторону газеты и журналы, положила его на кофейный столик, чтобы им обеим было видно. – На нем слишком мало бороздок для замка от банковского сейфа или даже для обычного висячего.
Трисия потянулась к ключу, и Кэссиди сделала резкое движение, как будто собиралась ее шлепнуть по изящной ручке.
– Осторожнее! Хватит того, что наша Агата Кристи уже оставила на нем свои отпечатки.
Черт, я об этом не подумала. Мало того, что я стащила улику, я еще и испортила ее. При условии, что ключ является уликой. При условии, что я права в своей теории насчет Ивонн. При условии, что я еще не зашла слишком далеко. Но сейчас мне было не до того, чтобы обо всем этом думать, поэтому я просто сказала:
– Проклятье.
– Ничего страшного, мы это уладим. У тебя есть оправдание – Хелен поручила тебе перебрать и упаковать его вещи, и так далее, и тому подобное. Но, знаешь ли, с этого момента, пожалуйста, будь поосторожнее, – предупредила Кэссиди.
Я оценила местоимение "мы". Не то чтобы я хотела втянуть кого-то из них в неприятности. При условии, что я уже предвидела эти неприятности. При условии, что – ладно, неважно, это мы уже проходили.
Трисия склонилась над ключом, всячески подчеркивая, что до него не дотрагивается.
– Знаешь, что мне это напоминает?
– То, как ты уткнулась носом в стол, напоминает мне колледж, но думаю, ты не это имела в виду, – признала Кэссиди.
Трисия выпрямилась, не сводя глаз с ключа.
– Ты не все знаешь, Кэссиди. Многое, но не все.
Мы с Кэссиди обменялись понимающими взглядами, заметив которые, Трисия фыркнула.
– Сейчас мы узнаем все секреты.
– Моя музыкальная шкатулка, – настаивала Трисия.
– Ты держишь в ней кокаин? – не желала сдаваться Кэссиди. – Надо же, а мы никогда в нее не заглядывали.
Трисия, игнорируя Кэссиди, которую это только еще больше развеселило, обратилась ко мне:
– Когда я была маленькой, у меня была музыкальная шкатулка из очень красивого полированного ореха. Отец привез мне ее из Вены.
– И ты заводила ее похожим ключом?
– Нет, но в ней был выдвижной ящичек для сувениров, который открывался очень похожим ключиком.
На минуту мы все замерли, разглядывая ключ, но мне в голову не пришло ничего, кроме сцены из "Алисы в стране чудес", где Алиса не может достать ключ со стола, потому что делается то чересчур маленькой, откусывая пирог, то чересчур большой, отпивая напиток. Или наоборот? И, как поет Грейс Слик[60] в песне "Белый Кролик", "одна пилюля делает тебя большой, другая – маленькой, а та, что дает тебе мамочка – вообще не действует". Вот уж воистину, "Съешь меня". Кажется, я уже провалилась в кроличью нору?
– Значит, Тедди подарил Ивонн шкатулку? – рискнула я.
– Или что-то ценное, чтобы хранить в ее шкатулке, – сказала Кэссиди.
– Должно быть что-то очень ценное, чтобы ради этого она решилась его убить, – продолжила Трисия.
– Чтобы Тедди не достался никому другому, – предположила я.
– Думаешь, он с ней порвал? – спросила Кэссиди.
– Может быть, Хелен обо всем узнала и заставила его. Это объясняет, почему Ивонн так "нежно" отзывается о Хелен. – Стараясь не терять изящества, я поднялась на ноги. – Кажется, пора вернуться на место преступления.
– Обратно в офис? Так скоро? – Трисия вела себя как образцовая хозяйка, хотя это был офис Кэссиди.
– Обратно в "Фам". Насколько мне известно, именно там Тедди познакомился с Ивонн. Моя приятельница Стефани Гленн все еще там работает. Может быть, она знает, где и когда они закрутили.
– Думаешь, Вудворд и Бернстайн[61] копались в сексуальной жизни своих героев, когда расследовали Уотергейт? – спросила Трисия.
– Дорогая, а как ты думаешь, почему они назвали своего осведомителя "Глубокая глотка"[62]? – намекнула Кэссиди.
– Мой брат уверен, что "Глоткой" была Пат Никсон[63], – призналась Трисия со стыдливой улыбкой, намекающей на скандал в благородном семействе. Неудивительно, учитывая, что ее брат недавно зарегистрировался как член Демократической партии.
– Ладно, я лучше пойду, пока не начала представлять Никсонов, трахающихся в Розовом саду Белого дома. Спасибо за ланч. Я вам позвоню. – Послав им воздушные поцелуи, я направилась к выходу, от души надеясь, что на этом пути мне вскоре удастся собрать из кусочков грандиозную историю, а не выставить себя полной идиоткой.
К счастью, мы со Стефании по-прежнему часто болтаем, а еще чаще обмениваемся письмами, поэтому мой звонок с просьбой встретиться не слишком ее удивил. По телефону я не стала объяснять причину, чем, думаю, заинтриговала ее еще сильнее.
"Фам" находится чуть дальше, чем "Зейтгест", и, проезжая в такси мимо родного здания, я чувствовала себя слегка пристыженной, как будто Ивонн могла видеть, как я со своего заднего сиденья выглянула в окно, чтобы убедиться, что она меня не видит. У меня в голове сразу же зазвучал припев к старой детской песенке: "Я оглянулась посмотреть, не оглянулся ли ты, чтоб посмотреть, не оглянулась ли я". Теперь, когда я подозреваю Ивонн, догадывается ли Ивонн, что я ее подозреваю? От этой мысли у меня по коже побежали мурашки.
Со Стефани Гленн мы познакомились лет пять назад, когда обе писали для журнальчика под названием "Сонник", к счастью, вовремя почившего. Брент Каррузерс, кретин, которому повезло унаследовать огромное состояние, решил, что может оправдать свое существование пересмотром культурных ценностей Нью-Йорка. У него была своя теория – инвестировать во всякие необычные виды бизнеса с последующим раскручиванием их на страницах журнала.
Он начал швырять деньги направо и налево, чем привел окружающих в такой восторг, что люди даже не осознали, что он понятия не имеет о том, что делает. Журнал оказался не более чем экспериментом – а сколько разных шрифтов можно втиснуть на одну страницу, прежде чем он рухнет под грузом собственной претенциозности. После чего Брент угодил в психическую реабилитацию, а мы, выяснив, сколько именно денег было пущено на ветер, и выпустив за девять месяцев четыре номера журнала, начали искать себе новые работы. Но я успела познакомиться со многими интересными людьми, так что время было не совсем зря потрачено.
Стефани довольно скоро нашла место в "Фам" и с тех пор неуклонно шла по восходящей. Она работала пишущим редактором, имела прекрасную репутацию и уже три раза появлялась в телешоу "Сегодня". Клянусь, я без всякой зависти думала о ее блестящей карьере, пока помощник Стефани, чересчур бойкий юноша по имени Рико с двумя сережками в левой брови, вел меня в ее кабинет. Мне кажется, это самый искренний показатель того, как я отношусь к тому или иному человеку.
При виде меня Стефани выскочила из-за стола. У нее был очень симпатичный кабинет – не угловой, но соседний с ним, просторный, полный воздуха, со столом в стиле королевы Анны, свежими цветами на тумбочке и классическим видом на Лексингтон-авеню. Ай да Стефани! Она подошла ко мне, широко раскрыв объятия. Стефани – маленькая, энергичная, шумная, но это скорее действует заразительно, а не раздражает. С тех пор как мы виделись в последний раз, она сделала завивку и теперь ее голову украшала неожиданная копна светлых кудряшек.
