– О'кей.
– Хорошо. Моя подруга Трисия Винсент тебе позвонит.
Я проверила, есть ли у Кенди номера всех моих телефонов, и еще раз заверила, что, если им понадобится моя помощь, они могут звонить в любое время. Затем я все то же самое повторила для Хелен, хотя и не была уверена, что она меня слушает, пока она не прошептала в ответ:
– Его офис.
Как это я раньше не подумала. Нужно забрать вещи Тедди из его кабинета.
– Хочешь, чтобы я тебе помогла?
– А не могла бы ты… сама этим заняться?
– О, конечно.
Я прекрасно понимала, что Хелен сейчас не хочет ни заниматься упаковкой, ни видеть кого-нибудь – особенно Ивонн. Наверно, и мне будет проще упаковать его вещи, если там не будет Хелен, поясняющей, какое значение в их жизни имела та или иная вещица. Тем более, если окажется, что таких предметов совсем немного, это тоже будет огорчительно. Мой приятель Билл работает в рекламе и постоянно переходит с места на место. Он уверяет, что все барахло, которое вы держите в офисе, должно помещаться в одну картонную коробку. Тогда при увольнении вы сможете унести все за один раз.
Но если речь идет не об увольнении, а о конце жизни, разве не должно быть гораздо больше имущества? Коллекция предметов, которой вы по праву гордились, придававшая вашему кабинету черты индивидуальности, теперь будет олицетворять всю работу, которую вы выполнили, все часы, проведенные вами в офисе, все судьбы, которые пересекались с вашей. Разве ваша жизнь не заслуживает по меньшей мере второй коробки? Я надеялась, что, когда Хелен будет перебирать отобранные мной вещицы, она найдет в этом некоторое утешение.
А кроме того, возбужденно подумала я, есть шанс, что в кабинете Тедди я наткнусь на что-то интересное, способное пролить свет на убийство.
– Я займусь этим сегодня же, а потом позвоню договориться, когда лучше привезти коробки.
Хелен с благодарностью обняла меня. Сейчас она казалась более хрупкой и уязвимой, чем когда я уходила из их дома, и это наконец спровоцировало слезы, с которыми я боролась с того момента, как Липскомб встретил нас у входа. Напоследок потрепав Хелен по плечу, я обернулась как раз вовремя, чтобы налететь на детектива Эдвардса.
Жаль, что я наступила ему на ногу носком, а не каблуком: у этих вейцмановских лодочек каблук – грозное оружие. Должно быть, он неслышно подошел и встал за моей спиной, а потом не успел вовремя отступить и – бац! Ни один из нас не удивился.
– Детектив Эдвардс, – кивнула я и устремилась прямиком в дамскую комнату.
Я успела измерить ее шагами, посидеть в кабинке, поправить макияж – насколько мне позволяли дрожащие руки и пылающие щеки, три раза посмотреть на часы, прежде чем наконец решила, что могу выйти. Наверняка детективы уже ушли или занимаются Хелен. Но едва я успела войти в холл, как увидала поджидавшего меня Эдвардса.
Бывают моменты, когда я жалею, что не курю. Лорин Бэколл[52] всегда могла выиграть время, чтобы успеть придумать уничтожающе саркастическую реплику, используя завораживающий сигаретный ритуал: чирканье спички, вспышка сигареты, долгий затуманенный взгляд из-под ресниц, глубокая затяжка, ленивый выдох, испепеляющая фраза. Как бы мне сейчас хотелось иметь под рукой одну из бэколловских сигарет! А еще лучше, одного из ее сценаристов…
Эдвардс сделал первый шаг, на что я могла бы купиться, если бы не была уверена, что это технический прием.
– Этим утром все пошло совсем не так, как я надеялся.
– Черствый бейгел? – съязвила я, почти чувствуя вкус табачной крошки, которую Бэколл всегда снимала с языка отточенным движением наманикюренного пальчика.
– Что ж, я этого заслуживаю. – Его улыбка была достаточно страдальческой, чтобы сойти за искреннюю. – Я был неправ.
– Ага, и на этом месте я должна сказать, что прощаю вас, потому что вы выполняли свою работу? – Даже если он искренен, одной улыбки мало. Если я хочу действовать с дальним прицелом.
– Это было бы здорово.
– Не сомневаюсь. Удачного дня, детектив.
Туше, Ли Браккет[53]! Я была довольна собой. До тех пор, пока на обратном пути в офис не позвонила Кэссиди.
– Ты не должна сжигать мосты, Молли, – заявила она.
– Я не хочу иметь ничего общего с человеком, который считает меня способной на убийство. Или на то, чтобы спать с Тедди Рейнольдсом, – оборонялась я.
– Я говорю о доступе к полицейскому расследованию, чтобы ты могла разгадать это преступление и прославиться, – нажала Кэссиди.
– Ты всегда меня поддерживаешь. За что я тебя и люблю, – продолжила я обмен щелчками.
– Да, я тебя поддерживаю! – взвилась она. – Я думаю вместо тебя, потому что у тебя самой сегодня на это явно нет времени.
Щелк, щелк, щелк.
– А что я должна была делать, Кэссиди? Поблагодарить его за то, что зачислил меня в список подозреваемых?
Что хорошо в Манхэттене, так это то, что окружающие всегда заняты собой и им нет никакого дела до тебя. Вы можете заниматься любовью на тротуаре Шестой авеню, и прохожие будут спокойно огибать вас, не сбавляя шага. Но, видимо, мой голос сорвался на словах "подозреваемые", потому что на меня взглянули сразу трое – один с ужасом и двое с любопытством. Я на ходу подняла вверх воротник, как будто он мог заглушить мои дальнейшие высказывания.
– Ты должна была посмеяться над таким невероятным предположением и начать делать заметки на случай, если потом захочешь подать на него в суд. Не надо хлопать дверью. Держи ее открытой. Она тебе еще понадобится.
– Тебе это ни к чему. Ни дверь, ни осложнения, ничего, – настаивала Трисия, когда я позвонила, чтобы узнать и ее мнение. – Он просто идиот и не разбирается в людях, что заставляет задуматься, а может ли он при этом быть хорошим детективом. Следовательно, он не интересует тебя ни в личном, ни в профессиональном плане. Так что все, проехали.
Я не сразу ей ответила. Обдумывая то, что она сказала, я одновременно следила за людским потоком, втекающим и вытекающим из нашего здания. Я решила постоять на улице, пока не закончу разговор с Трисией, здраво рассудив, что мне совершенно не нужно, чтобы кто-нибудь в офисе услыхал хоть малейший намек на возможный журналистский аспект этого дела. Только этого мне не хватает! У меня уже есть Питер, чтобы начать беспокоиться о возможном конкуренте.
Итак, я наблюдала за снующими взад-вперед людьми и вспоминала, что сказал Эдвардс: убийца использовал магнитную карточку Тедди, чтобы выбраться через гараж. Но как в таком случае убийца попал в здание? Каждый, кто зарегистрировался на входе, должен был отметиться при выходе, иначе у Эдвардса уже был бы список несовпадений. Как же можно проникнуть в здание и при этом не попасть в поле зрения системы безопасности?
Трисия неправильно истолковала мое молчание:
– Ты всерьез на него запала.
– Нет, что ты, – заверила я. – Он хоть и чертовски сексуален, но, как ты сказала, при этом еще и идиот. Все, проехали.
– Я не хочу, чтобы ты страдала. Ни в каком смысле.
– Ты моя прелесть. До скорого!
Пока я ехала в лифте, страх перед необходимостью побывать в кабинете Тедди сменился воодушевлением – вдруг я найду там что-нибудь, что поможет раскрыть убийство! Хелен жаждала мщения, я и сама потихоньку начала увлекаться этой идеей. Или, возможно, я внушала себе мысль о возмездии, чтобы не чувствовать себя стервятником, охотящимся за Пулитцеровской премией.
Атмосфера в загончике была подавленной, люди в основном занимались работой, не было излишней болтовни, даже по телефону все разговаривали тише и вежливее, чем обычно. Единственные громкие голоса принадлежали Ивонн и Гретхен, занимавшим боевые позиции у входа в кабинет Тедди. Гретхен с угрожающим видом загораживала дверь – руки сложены на груди, подбородок выдвинут, выщипанные брови нахмурены. Ивонн пыталась протиснуться мимо нее, но Гретхен не так-то легко сдвинуть с места.
