Шок пережили не только депутаты ВС, но и весь Азербайджан. Это сейчас во всем мире действует запрет на демонстрацию ужасных съемок итогов террора. Азербайджанское общество буквально впало в оцепенение. Результатом показа этих кадров стало, во-первых, всеобщее презрение и ненависть к Муталлибову, как высшему должностному лицу государства, несущему ответственность за безопасность и жизнь граждан, что как бы морально оправдывало требования фронтистов об его отставке. Во-вторых, демонстрация кадров массового уничтожения жителей Ходжалы по государственному телевидению Азербайджана обеспечила максимальную реализацию цели армянских террористов: население впало в глубокую депрессию и шок, страх перед «армянами» обуял души. Вот почему, чтобы население массово покидало села и города, достаточно было распространить слух о том, что «армяне идут». Страх охватывал всех, население и даже офицеры и солдаты в панике бежали, даже не пытаясь сопротивляться. Но тогда, 5-го марта, реализуя последний этап своего плана по свержению Муталлибова, лидеры НФА о подобных последствиях даже и не думали.
Араз провел в зал заседаний ВС всех членов бюро ЦК АСДГ. Сидя в конце зала, на возвышении, как в амфитеатре цирка, я наблюдал слаженную работу сплотившихся в единую команду противников Муталлибова. Сразу же после показа страшных сцен убитых жителей Ходжалы, начали один за другим выступать лидеры «народного» движения». Каждый из них обвинял в трагедии президента и требовал его отставки. Большинство номенклатурных депутатов, под впечатлением от увиденного, совершенно оробели. Президент Муталлибов был, выражаясь боксерским термином, в состоянии «грогги», т. е. поплыл. Он никого не обвинял, хотя был в праве сделать это: ни саботировавших его усилия премьер-министра, ни занявшего сепаратистскую позицию Гейдара Алиева, ни внешние силы, поддерживающие армянских сепаратистов ни, наконец, подрывающего устои государства НФА. Он вновь пытался умиротворить фронтистов, готов был поделиться с ними частью своих полномочий. Видимо, с его подачи Араз вновь предложил создать коалиционное правительство, наделенное правом исполнять значительную часть президентских полномочий. Фронтисты с порога отвергли это предложение. Араз предложил передать в Верховный Суд вопрос об ответственности президента и вынести решение о его импичменте только после вердикта Верховного Суда. Фронтисты отвергли и это. Почуяв, что цель в пределах досягаемости, они спешили добить президента. Когда дело касалось власти, лидеры НФА готовы были пренебречь не только правом, но и всем остальным на свете.
В первый короткий перерыв я подошел к фронтистам Тофигу Гасымову, Арифу Гаджиеву, Панаху Гусейнову и Ахмеду Оруджеву. «Почему вы не принимаете предложение Муталлибова о коалиции?» — спросил я. Ахмед Оруджев ответил: «Твой брат — шизофреник». «Что ж, история покажет, кто на самом деле сошел с ума» — ответил я спокойно.
Отмечу, что потом, когда подтвердилась правота эсдеков, я ни разу не напомнил провинциальному политикану об его самомнении, которое так дорого обошлось народу. Ахмед Оруджев год пробыл заместителем главы исполнительной власти Наримановского района Баку, после чего стал зарабатывать на жизнь репетиторством, как учитель математики. Хотя не раз требовал от национал-демократов сплотиться вокруг него, как кандидата в президенты, что с издевкой отвергалось.
Муталлибов, после отказа министра внутренних дел подчиниться его приказу, просил Ягуба Мамедова поставить на голосование вопрос о применении силы, чтобы снять осаду здания ВС. Новый спикер отказывался, угрожал отставкой, и Муталлибов в очередной раз отступал. НФА мобилизовал около двух тысяч сторонников, окружил здание ВС и никого из находящихся в здании не выпускал. Глава исполнительной власти Баку, бывший директор завода холодильников и друг Муталлибова Руфат Агаев сообщил, что некие силы готовят в Баку погром русских, и он должен уйти, чтобы предотвратить беду.
«Нам только русского погрома не хватает…» — простонал Муталлибов. После этого Руфат Агаев, ведомый Рагимом Газиевым, прошел сквозь фронтистский кордон и исчез. «Крысы начали убегать» — с горечью подумал я. Вернулся со второго этажа Араз, куда поднялся почувствовавший недомогание президент, и сообщил, что того упрашивают подать в отставку два народных писателя. «А это — люди премьера, расчищают место для своего благодетеля» — подумал я. Араз ушел, через некоторое время возвратился и сообщил, что теперь Муталлибова уговаривает подать в отставку Шейх-уль-ислам Аллахшукюр Пашазаде. «А это старые советские спецслужбы работают» — подумал я.
Араз от имени президента позвонил и вызвал войска, которые остановились совсем рядом в ожидании приказа очистить площадь. Из окружения Муталлибова эту информацию сразу же донесли националистам. Этибар Мамедов в бешенстве вбежал на трибуну и начал кричать, что если Муталлибов не уберет войска, прольется кровь. Муталлибов приказал войскам вернуться в казармы, из чего следует, что он боялся пролития крови, а Этибар Мамедов — нет. Еще раз повторились уроки 20-го января: для лидеров НФА нет ничего святого, кровь людская для них что водица, и они никогда не остановятся перед кровопролитием ради достижения власти.
Я вышел в фойе и сквозь огромные стеклянные окна посмотрел на беснующуюся толпу. Много непотребного вида особей женского пола. Прочитал надпись на плакате в руках одной из них: «Смерть братьям Ализаде!»
Что ж, знакомый лозунг. Рядом со мной стоит знаменитый геолог-нефтяник, Герой Социалистического Труда, первооткрыватель тюменской нефти Фарман Салманов. Женщины-фронтистки ругают его матом, одна из них поднимает подол и делает похабный жест. Фарман Салманов в ярости, ругает ее и уходит обратно в зал. Растерянные депутаты прогуливаются по залу, по фойе. Я подошел к выжидающему спикеру Ягубу Мамедову и попросил его дать мне слово, благо депутатам нечего было делать.
— Для чего тебе это надо? — подозрительно спросил Ягуб Мамедов.
— Я расскажу им про то страшное будущее, которое неизбежно наступит, если НФА удастся свалить Муталлибова.
Ягуб Мамедов явно испугался и отказал мне:
— Ты не член парламента, и я не имею права давать тебе слово.
НФА продолжал давить на президента, премьер-министр Гасанов, не скрывая радости, многозначительно молчал. Ягуб Мамедов в ответ на просьбы Муталлибова поставить перед депутатами вопрос о снятии блокады угрожал отставкой. Депутаты были абсолютно безвольны и ожидали указаний своего пастыря-Муталлибова. Президенту стало плохо, его давление начало скакать. Приехали медики, сделали ему инъекцию. Он еще мог вызвать особый отряд КГБ, сотни бойцов хватило бы, чтобы разогнать оставшихся на ночь 300–350 человек. Но Муталлибов панически боялся взять на себя ответственность за решение о применении силы и возможное кровопролитие. Ягуб Мамедов также боялся этой ответственности. Только лидеры НФА не боялись ничего, и, как показали дальнейшие события, это вообще не было проблемой для Гейдара Алиева.
Араз возвратился к нам усталый и разочарованный: Муталлибов почти сломлен, отказывается применить силу, отказывается обратиться к депутатам и лично возглавить их прорыв сквозь окруживших ВС фронтистов, отказывается выйти к толпе в одиночку, которая, по мнению Араза, хотя и грозится убить Муталлибова, сделать это в действительности не посмеет. Наконец, Араз сообщил, что Муталлибов из-за угрозы Рагима Газиева оставить Шушу без защиты сломался и сказал, что скоро выйдет к депутатам и объявит о своей отставке. Вот как описывает эти события американский журналист и писатель Томас Гольц в своей книге «Азербайджанский дневник»:
«Основным вопросом утренней повестки было найти козла отпущения. В данном случае, это была коза: председатель парламента Эльмира Кафарова. Как только сессия началась, она попросила об отставке по состоянию здоровья, каковая тотчас была принята палатой. Но Эльмира не выглядела больной, и потеря поста вовсе не потрясла ее. В перерывах заседаний она улыбалась и смеялась с коллегами, как если бы ничего не случилось. По всему виду Кафаровой можно было судить, что, по сути, это было планом игры: сегодня отставка — завтра возвращение. И по основательным причинам. Она была вынуждена подать в отставку в сентябре 1991 года из-за массовых общественных протестов и негодования по поводу ее замечаний, к несчастью, транслированных в прямом эфире ТВ, что в оппозиции нет никого, кроме наркоманов и пьяниц. После того, как шум из-за неудачно выбранных слов стих, она вернулась на свой пост.
