В середине октября прошла учредительная конференция в Государственном Университете. Конференции предшествовала ожесточенная полемика и на Правлении, и в опорных группах Университета. Я настаивал, что костяком университетской организации должны быть преподаватели, что Университет — прежде всего профессорско — преподавательский состав, а студенты приходят и уходят. Уберите студентов — можно набрать новых. Уберите преподавателей — исчезнет Университет с его традициями и научными школами. Этибар настаивал на студенческом большинстве. Я понимал политическую подоплеку такой любви националистов к студенчеству. Студенты Азербайджана были большей частью политически неискушенные люди, которыми легко было манипулировать при помощи патриотической риторики.

И на конференции, где присутствовал Абульфаз бей, было сделано все, чтобы руководство университетского НФА, которому решением Правления дали статус районного отделения, было сформировано из сторонников радикального националистического крыла. Тогда я впервые увидел Али Керимова, рослого студента — юриста, комсомольского активиста и хорошего оратора.

Шли учредительные конференции и в районах Азербайджана. Я несколько раз выезжал в Барду, Физули, Джебраил и Агджабеди, выступал в клубах при скоплении нескольких сотен людей. После регистрации НФА гонения на активистов почти прекратились, однако проявилась новая тенденция: началась борьба за лидерство и групповщина в самих отделениях. В районах, непосредственно граничащих с НКАО, эта тенденция была менее заметна, по мере удаления от нее ожесточенность борьбы за лидерство и попытки использовать отделения НФА в борьбе за власть возрастали. Я объяснял преимущества Устава, который давал полную свободу действий низовым структурам НФА в русле общих целей. Однако я заметил, что иерархичность мышления препятствует осознанию права на свободу действий низовых структур.

Каждая моя поездка в Прибалтику для налаживания связей с Народными Фронтами вдохновляла меня, вселяла в меня уверенность в возможности мирной и успешной работы НФА. Каждая моя поездка в районы страны, знакомство с образом мышления и действиями НФА на местах вселяла в мое сердце уныние. Более того, атмосфера в штаб-квартире НФА становилась все более дикой.

Вернувшись в середине октября из одной из своих поездок, я поздно вечером зашел в штаб-квартиру НФА и поднялся в комнату Правления. Когда я открыл дверь и вошел в просторную комнату, то увидел страшную и дикую картину: на стуле сидел невысокий мужчина, его за руки и за плечи крепко держали пять-шесть мужчин. Лицо у сидевшего на стуле было залито кровью, было в синяках и шишках. Как раз, когда я вошел, кто-то сзади ударил его одновременно по ушам ладонями. Я взревел:

— Что это такое! Вы что себе позволяете?

Ко мне подбежал один из известных мне «ребят» Абульфаз бея и радостно доложил:

— Поймали армянина, куда-то выбросил пистолет, не признается, куда. Вот и бъем, чтобы сказал…

С этим типом все было понятно. Я подошел к двум плотным, краснолицым, вспотевшим мужчинам, которых я раньше в НФА не видел.

— А вы кто?

— Мы — офицеры милиции, из района 26 Бакинских Комисаров, задержали при помощи этих граждан армянина, бывший уголовник, при бегстве выбросил пистолет…

— Какое вы имеете право приводить задержанного в штаб НФА? Какое вы имеете право избивать человека? Это — комната Правления НФА! Вы все с ума посходили? Вон отсюда!

Я осмотрел комнату. В углу сидел Иса бей и с кем-то мирно беседовал. Я обратился к нему:

— Иса бей, вы что, не видите это безобразие? Не видите, как в комнате, где находитесь вы, избивают человека?

Ответ Исы Гамбарова был цинично-традиционным, чисто в его стиле:

— Я так был увлечен разговором, что ничего не замечал вокруг…

«Да, ты боялся за свой рейтинг среди черни, тебе плевать и на НФА, и на все остальное» — подумал я. Это был еще один горький урок мне — «о нравственности члена Правления Исы Гамбарова».

Я решил ускорить созыв съезда НФА для того, чтобы положить конец непрерывным нарушениям Устава со стороны председателя. Последней каплей стало его самоуправство в вопросе снабжения НКАО топливом.

Правление продолжало требовать от руководства республики принятия предусмотренных законом мер для пресечения деятельности сепаратистов. В Карабахе появились боевики из Армении, местная армянская молодежь тоже вооружалась и держала азербайджанские села в блокаде. НКАО фактически была выведена союзным центром из состава Азербайджана. Руководство республики, боясь Центра, бездействовало. Мы видели, что компартийное руководство боится Горбачева. Тогда мы решили сами привлечь внимание Москвы к проблеме сепаратизма и прекратить снабжение мятежной области топливом. Решение Правления было доведено до опорных групп в районах, прилегающих к НКАО. Уже через день мне утром домой позвонил Поляничко. Он потребовал от меня, чтобы я поставил в Правлении вопрос о возобновлении снабжения области топливом.

— Зима на носу, Горбачев лично держит вопрос под контролем, а ваши ребята задерживают 9 цистерн с соляркой и цистерну с бензином в Евлахе.

— Виктор Петрович, мы как раз и хотели, чтобы Генеральный секретарь ЦК КПСС узнал об этом. Неужели Горбачев не задает себе вопрос о том, по какой причине республика отказывается снабжать топливом свою область? Неужели он не понимает, что снабжать топливом сепаратистов абсурдно, противозаконно и не будет понято народом? Интересно, направили бы СССР в Германию топливо в 1942-ом году?

— Именно то, что делаете вы, противозаконно — усталым голосом сказал Поляничко.

— Согласен. НФА действует, нарушая советские законы. Но в чем причина? Горбачев должен понять, что причина наших противозаконных действий кроется в его незаконных действиях, в поддержке армянских сепаратистов и боевиков в Карабахе.

В таком тоне мы говорили с Поляничко минут десять. Он ссылался на волю центра, я на Конституцию и интересы республики. Наконец, он понял, что уговорить меня не удастся.

Я позвонил в Евлах. Ребята из НФА в Евлахе сообщили, что на них оказывается сильное психологическое давление следователями особой группы Прокуратуры СССР и офицерами Внутренних Войск МВД СССР, которые угрожают применить силу и арестовать активистов.

— Не беспокойтесь, бей, мы не сломаемся. Мы уже высыпали на железнодорожное полотно несколько самосвалов щебенки и легли на них прямо перед составом.

— Так держать, скоро Центр начнет обсуждать с нами наши требования…

Прошел день, поступила информация, что состав с топливом прошел Евлах и прибыл а Агдам, а оттуда спокойно проследовал в Степанакерт. Звоню в Агдам, в районный штаб НФА. Отвечает по телефону активист отделения Тахмасиб Новрузов. Спрашиваю причину пропуска состава. Отвечает:

— Мы узнали, что Большой Бей (Абульфаз Алиев-З.А.) заболел, да перейдет в наши сердца его боль. Мы позвонили справиться о его здоровье. Слава Аллаху, что болезнь оказалась легкой. Большой Бей спросил нас о составе с топливом. Мы ответили, что состав стоит, и мы его не пропустим. Он приказал нам пропустить состав в Степанакерт, и мы его приказ выполнили.

На следующий день на Правлении я спросил Председателя, на каком основании он отменил решения Правления. Абульфаз молчал. Я стал упрекать его в нарушении Устава, в своеволии и нанесении ущерба нашей деятельности. Вмешался Иса:

— Абульфаз бею звонил Поляничко, и он обещал ему пропустить состав с топливом.

— Поляничко звонил и мне, и я отказал ему. А Абульфаз бей пусть обещает то, что входит в его компетенцию по Уставу НФА.

И тут Абульфаз бей заговорил:

— Устав НФА — мусор.

— Вы называете Устав организации, которую возглавляете, мусором. Как же вы будете называть Конституцию республики, если возглавите ее? — спросил я.

Смысла спорить с этими людьми я уже не видел. Не сдержать данное слово, распространить поклеп на оппонента — вот их методы. Я начал настаивать на ускорении созыва съезда. Но меня в этом уже не поддерживало большинство Правления, которое начало откровенно бояться физической расправы со стороны националистического крыла НФА.