– Неужто тебе до зарезу нужна вся эта дребедень? – раздраженно проворчал я.

– Никогда не знаешь, что понадобится, – сказала она. – Если тебе тяжело, я могу взять корзину.

Я фыркнул:

– Спасибо, я справлюсь. Не надорвусь. Хотел бы я добавить, что корзина в самом деле тяжела непереносимо, а лямки врезаются мне под мышками. Я не мог понять, как ей удалось протащить эту корзину всю первую долгую часть пути, прежде чем Пороховая Гузка начал играть в Рыцаря Подмогу.

За нашей спиной, будто барабанная дробь, прозвучал стук копыт, и я обернулся. За нами во весь опор скакала толпа верховых солдат. Роза и я поспешно отступили в сторону – вниз, в придорожную канаву. На этот раз не для того, чтобы спрятаться, а только чтобы нас не растоптали. Всадники едва удостоили нас взглядом и проскакали, не сбавляя хода. Комки земли и хвоя осыпали нас.

– Как холодно! Теперь ноги промокли! – сказала Роза.

Мои тоже промокли, ведь в канаве стояла вода. А у меня на рубашке прямо посредине, в том месте, куда попал земляной ком, появилось бурое пятно.

Мы вылезли на дорогу.

– Они вели себя, прямо сказать, не очень-то любезно, – проговорила Роза, глядя вслед всадникам.

– А ты чего ждала? Это ведь солдаты-драканарии.

Я пожал плечами:

– А теперь пошли! Будем считать, что пока нам везет.

Правду сказать, Дракана вовсе не внушала ужас. Стены там были, но вовсе не такие высокие и широкие, как, например, у крепостных укреплений Скайарка. Высились там и башни – по одной на каждом берегу реки, но башни всего-навсего деревянные. Однако же мое сердце билось куда быстрее, чем обычно.

– Имя? – рявкнул стражник у ворот, не глядя на нас.

– Мартин Керк, – ответил я, потому как мы сошлись на том, что глупо зваться Розой и Давином Тонерре. – А это моя сестра Майя Керк.

Роза задразнила меня, услыхав раньше, каким именем я хотел назваться.

– Мартин? Думаешь, будто ты станешь таким же опасным, как Предводитель?

От ее издевательств щеки мои запылали.

– Это случайно, – сказал я. – Мартин-то самое обычное имя. И мое ничего общего с ним не имеет. Меня просто так звать.

– По какому делу? – спросил стражник.

– Ищем работу, милостивый господин! Мы слыхали, будто здесь можно получить работу.

– Может, так оно и есть, – ответил тот, смерив нас холодным взглядом. – Но не для всякого бродячего сброда.

– Да, но мы…

– Побереги порох, парень. Не меня тебе надобно убеждать. – Сунув голову в дверь караульной, он прорычал кому-то: – Арно! Возьми-ка этих двоих новичков да отведи к вербовщику.

Вербовщик, сидя за столом, писал, заполняя какие-то листы.

– Имя? – не глядя, спросил он.

– Мартин Керк! Но это они уже…

– А девчонки?

– Ро… О, Майя! Майя Керк! Моя сестра. Но…

– Девчонка умеет ткать?

– Да! Ой, да…

Я чуть было не ляпнул: «Думаю, да!» Но тут же осекся. Роза моя сестра, и я, уж конечно, должен знать о ней все. Но у нас дома в тот год, когда Роза жила у нас, ничего не ткали.

– Я гожусь для всякой работы, местер! – сказала Роза учтивейшим и подобострастнейшим голосом.

– Гм-м! Ну а ты, малый, владеешь каким-нибудь оружием?

– Да, немного, но…

– Но у тебя нет никакого меча?

– Он… разлетелся на куски. Но…

– Вот как! Стало быть, будешь стоять на том, что тебе больше подходит оружие, которое тебе дадут здесь. – Вербовщик нацарапал наши имена на листке бумаги и протянул мне перо: – Вот! Распишись! А коли писать не умеешь, поставь крестик.

Я поставил крестик. Тогда было много бедняков, что не умели писать, и, пожалуй, лучше было не отличаться от прочих.

– Явишься к голубому драканьему знамени прямо за воротами. А девчонка пусть идет до ближайшего мельничьего дома и войдет в дверь с зелеными буквами.

– Но…

– Да?

– Я думал… Мы очень хотим работать в мельничьем доме. Вдвоем.

– Нет! Туда набирают только женщин и детей. Но ты, может, слишком важный, чтобы служить в драканьей рати, малыш? Или больно труслив?

Я ощутил какой-то горький вкус во рту. Но что я мог поделать?

– Нет, – ответил я, пытаясь выглядеть как можно более бравым. – Я чертовски хочу стать солдатом-драканарием.

– Ладно! Тогда валяйте!.. Шагом марш!

– И к черту в зубы тоже! – вполголоса выругался я, когда мы снова вышли на привратную площадь. – Стало быть, я все-таки буду по другую сторону стены! Да еще в треклятом мундире драканьей рати!

– Да, – сказала Роза, быстро поцеловав меня на прощание в щеку, думается, больше ради привратных стражников. – Так что все-таки хорошо, что я здесь с тобой, разве не так?

Я снова увиделся с Розой спустя два дня, вскоре после захода солнца.

– Привет, братец!

Голос ее звучал хрипло и утомленно, и сначала я почти не узнал ее. Светлые волосы Розы были скрыты под черной косынкой, и на ней была серая юбка и серая же блузка, которых я прежде не видел. На плечах у нее была та светло-серая шаль, что сообщала Пороховой Гузке: все в порядке. Но выглядела Роза чуточку подавленно. Она сутулилась, и вся ее обычная стать куда-то подевалась. Да и стояла она обхватив локти ладонями, словно ей невмоготу опустить руки.

– Привет, сестрица! – выпалил я, уронив мои собственные, гудящие от боли руки. А вокруг меня громоздилось бесконечное множество седел и разной упряжи, которые дожидались, когда я отскребу их дочиста, смажу маслом и начищу до блеска. Я трудился в подмастерьях у седельщика до полудня, и мои плечи так болели, что хотелось кричать, а пальцы мои сморщились точь-в-точь как сушеные черносливины и стали почти такими же черными. Вовсе не такой представлялась мне служба солдата-драканария. Но могло быть и хуже! Да и было хуже! За день до этого я только и делал, что чистил отхожие места. То были своего рода испытания, выпадавшие на долю новичков.

– Нам можно немного прогуляться? – устало спросила она, слегка тряхнув головой. – Подальше от лагеря, прочь от подслушивающих ушей.

Я в отчаянии глядел на горы упряжи, которую еще не почистил. Седельщик сказал, что я пойду спать, когда справлюсь с работой, но я не представлял, как управиться со всем этим до захода солнца. Десятиминутная прогулка с Розой ничего не убавит и не прибавит.

– Да, – согласился я. – Давай немного прогуляемся.

– Дина здесь! – сообщила Роза, как только мы отошли немного от лагеря. – Они треплют о ней языком в ткацких. Они ужасаются при виде ее, особенно дети. Он использует ее, чтобы карать тех, кто не очень быстро справляется с работой.

– Кто он? Вальдраку? – Роза молча кивнула головой.

– Они говорят, будто она – чудовище! – Роза взглянула на меня испуганными глазами. – Почему она это делает? – спросила она. – Как он ее заставляет?

Я же никак не мог себе представить, что кто-то мог заставить Дину взяться за такую работу. Злоупотреблять столь ужасно даром Пробуждающей Совесть? И я лишь молча покачал головой.

– Где она? – спросил я. – Они что-нибудь говорят об этом?

– Она наверху, в том большом доме, в том роскошном доме, где живет сам Вальдраку. Я подумала… как, по-твоему, мы не могли бы забраться туда тайком однажды ночью? И поскорее, потому что, если я и дальше буду надрываться в этой ткацкой, у меня ни на что сил не останется.

Я кивнул. Да и у меня тоже не было ни малейшей охоты к подобного рода многодневной работе: обихаживать упряжь и чистить отхожие места.

– Нынче ночью! – сказал я. – Мы попытаемся нынче ночью!

Моей первой головоломкой было: как проникнуть за стены Драканы в город. Я узнал, будто новых рекрутов совсем не пускают в Дракану. Однако же кое-какие сведения я, несмотря на все, вынес благодаря своей работе чистильщика. Я довольно много раз ходил по воду вниз на приречье.

Городская стена и вправду спускалась до самого берега реки. Но если набраться храбрости и броситься в бешеную реку, можно обойти стену, если поток не унесет тебя и не разобьет, превратив в камбалу, об утесы.