— Конечно.

— Этого достаточно. Здесь, в городе, расположена Корпорация «Атомно-полевые подшипники».

Скажите им, что у вас есть опыт. Вонючки, которые руководили фабрикой при Индбуре, по-прежнему руководят ею при Муле. Они не будут задавать вопросов до тех пор, пока им требуются новые работники, чтобы набивать жиром свои горбы. Они выдадут вам удостоверение, и вы сможете затребовать комнату в жилом квартале Корпорации. Вы могли бы начать прямо сейчас.

…Вот таким образом капитан Хэн Притчер из Национального Флота сделался Ло Моро, техником по защитным полям в 45-й мастерской Корпорации «Атомно-полевые подшипники». А от агента Разведки он опустился по социальной лестнице до «заговорщика» — каковое прозвище доставило его спустя месяцы к месту, где раньше был личный сад Индбура.

В саду капитан Притчер сверился с радиометром на ладони. Внутреннее поле предупреждения все еще действовало, и он выжидал. Атомной бомбе у него во рту оставалось полчаса жизни. Он осторожно покатал ее языком.

Наконец радиометр померк в зловещей тьме, и капитан быстро двинулся дальше.

Пока что дела шли хорошо.

Он отстранено подумал, что жизнь атомной бомбы является и его собственной жизнью; что ее смерть станет его смертью — и смертью Мула.

И наступит грандиозный поворот в четырехмесячной личной войне: войне, проходившей через бегство, через фабрику в Ньютоне…

Два месяца капитан Притчер носил свинцовый фартук и тяжелый щиток на лице, пока в его облике не изгладилась военная выправка. Он был рабочим, который копил жалованье, проводил вечера в городе и никогда не говорил о политике.

Два месяца он не видел Лиса.

А затем однажды какой-то человек споткнулся около его скамьи, и в его кармане оказался клочок бумаги. На нем было нацарапано: «Лис». Притчер швырнул его в атомную урну, где тот растаял в невидимых клубах, на миллимикровольт повысив выход энергии, — и вернулся к своей работе.

В тот вечер он пошел к Лису, где принял участие в карточной игре — с тремя другими мужчинами, двоих из которых он знал понаслышке, а еще одного — по имени и в лицо.

Играя и подавая знаки «пас», «ставка», они переговаривались. Капитан сказал:

— Это фундаментальная ошибка. Вы живете взорванным прошлым. Восемьдесят лет наша организация выжидала подходящего исторического момента. Мы были ослеплены селдоновской психоисторией, одно из первых утверждений которой гласит, что личность не имеет значения, что она не делает истории, что она подчинена сложным социальным и экономическим факторам, являясь, можно сказать, их марионеткой, — он аккуратно поправил свои карты, оценил их и, делая ставку, добавил: — Почему бы не убить Мула?

— Ну и что из этого выйдет хорошего? — со злостью поинтересовался человек, сидевший от него слева.

— Вот видите, — сказал капитан, сбрасывая две карты, — таково всеобщее отношение. Что такое один человек среди триллионов? Галактика не перестанет вращаться, если один человек умрет. Но Мул не человек, он Мутант. Он уже опрокинул план Селдона. Призадумайтесь над следствиями. Это означает, что он — один человек, один мутант — опрокинул всю селдоновскую психоисторию. Если б он никогда не жил, Установление бы не рухнуло. Если он перестанет жить, Установление не замедлит возродиться из руин. Полно, демократы восемьдесят лет боролись с мэрами и торговцами, стыдливо отводя глаза. Давайте попробуем убийство.

— Как? — вмешался холодный и здравомыслящий Лис.

Капитан медленно произнес:

— Три месяца я думал над этим и не находил решения. Я пришел сюда и догадался за пять минут, — он коротко глянул на человека, чье широкое, розовое, напоминающее дыню лицо улыбалось ему справа. — Вы были раньше камергером Мэра Индбура. Я не знал, что вы принадлежите к подполью.

— И я не знал того же о вас.

— Что ж, тогда, исполняя ваши обязанности камергера, вы должны были периодически проверять работу системы сигнализации во дворце.

— Да, я проверял ее.

— А теперь дворец занимает Мул.

— Так было объявлено — хотя он и скромный завоеватель, который не произносит речей, не издает прокламаций и никогда не появляется публично.

— Это старая история, и она ни на что не влияет. Вы, дорогой экс-камергер, и есть все, что нам нужно.

Карты были открыты, и все ставки собрал Лис. Не торопясь, он начал сдавать карты по новой.

Человек, бывший некогда камергером, подбирал свои карты по одной.

— Сожалею, капитан. Я просто проверял систему сигнализации обычным порядком. Я ничего о ней не знаю.

— Я ожидал этого, но ваше сознание хранит эйдетическую память о ее системе контроля, и если его достаточно глубоко прозондировать — психозондом…

Румяное лицо камергера неожиданно побледнело и опало. Карты в его руке с треском переломились в сведенных судорогой пальцах.

— Психозонд?

— Вам не стоит беспокоиться, — резко сказал капитан. — Я знаю, как им пользоваться. Он не повредит вам, разве что несколько дней будете чувствовать слабость. А если и повредит, то это риск, на который вы пойдете, и цена, которую должны заплатить. Среди нас, без сомнения, найдутся такие, кто сможет определить комбинацию длин волн по картине управления сигнализацией. Среди нас есть и такие, кто сможет изготовить маленькую бомбу с часовым механизмом, и я лично отнесу ее к Мулу.

Люди сгрудились вокруг стола.

Капитан продолжал:

— Вечером выбранного дня в городе Терминус вблизи дворца должны начаться беспорядки. Не настоящая схватка. Волнения, затем бегство. Пока дворцовая стража будет привлечена… или, по крайней мере, отвлечена…

С того дня в течение месяца длились приготовления, и капитан Хэн Притчер из Национального Флота, сделавшись заговорщиком, спустился по социальной лестнице еще ниже и стал «террористом-убийцей».

Капитан Притчер, террорист, находился уже в самом дворце и испытывал мрачное удовлетворение от своего душевного состояния. Мощная система сигнализации снаружи означала немногочисленную охрану внутри. В данном случае это могло подразумевать даже ее полное отсутствие.

План первого этажа четко вырисовывался в его памяти. Он был пятнышком, бесшумно двигавшимся по устланному коврами пологому скату. У его конца он приник к стене и стал выжидать.

Перед ним была небольшая закрытая дверь в личные помещения. За этой дверью должен был находиться мутант, победивший непобедимое. Притчер пришел рано — бомбе оставалось жить еще десять минут.

Пять из них миновали, а во всем мире по-прежнему не слышалось ни звука. Мулу оставалось пять минут жизни… Так же, как и капитану Притчеру.

Повинуясь внезапному порыву, он шагнул вперед. Замысел больше не мог провалиться. Когда бомба взорвется, на воздух взлетит весь дворец. Дверь в десяти метрах отсюда никого не защитит. Но он хотел увидеть Мула перед тем, как они умрут вместе.

В последнем дерзании он навалился на дверь…

И та открылась, пропустив поток ослепительного света.

Капитан Притчер пошатнулся, затем овладел собой. Величественный человек, стоявший перед подвесным аквариумом в центре небольшой комнаты, внимательно взглянул на него.

Его мундир был мрачно-черным. Он безразлично постучал по чаше аквариума, та быстро закачалась, и оранжевые и ярко-красные рыбки с перистыми плавниками дико заметались внутри.

Он сказал:

— Входите, капитан!

Дрожащий язык капитана ощутил, как маленький металлический шарик, лежащий под ним, зловеще распухает — вещь физически невозможная, капитан это знал. Но то была последняя минута его жизни.

Человек в мундире сказал:

— Лучше выплюньте дурацкий шарик и говорите свободно. Он не взорвется.

Минута миновала, и медленным, вялым движением капитан наклонил голову и дал серебристому шарику упасть на ладонь. С яростной силой он швырнул его об стену. Тот отскочил с тихим, резким звуком, безвредно сверкнув в полете.

Человек в мундире пожал плечами.

— Он в любом случае не принес бы вам ничего хорошего, капитан, так что оставим это. Я не Мул. Вам пришлось бы удовольствоваться его вице-королем.