— Тем не менее, капитан, Селдон гарантирует победу над военными диктаторами, и я не могу в эти сложные времена потворствовать распылению усилий. Эти Купцы, которых вы оставили в покое, порождены Установлением. Война с ними была бы гражданской войной. Селдоновский план не дает нам здесь никаких гарантий — поскольку и мы, и они есть Установление. Поэтому они должны быть обузданы. У вас есть ваш приказ.

— Превосходительство…

— Вам не было задано вопроса, капитан. Вы имеете приказ. Вы должны ему повиноваться.

Дальнейшие споры любого рода со мной или с теми, кто меня представляет, будут рассматриваться как измена. Вы прощены.

Капитан Хэн Притчер еще раз преклонил колено и, неспешно пятясь, удалился.

Мэр Индбур, третий мэр, носящий это имя и второй — по праву рождения в истории Установления, восстановил свое душевное равновесие и взял следующий лист бумаги из аккуратной стопки по левую руку. То был отчет о сбережении фондов путем сокращения количества каймы из пенометалла на униформе полицейских сил. Мэр Индбур вычеркнул лишнюю запятую, исправил ошибку в правописании, сделал три пометки на полях и положил лист в аккуратную стопку по правую руку. Он взял очередной лист из аккуратной стопки по левую руку…

Вернувшись в казармы, капитан Хэн Притчер из Информации обнаружил ожидавшую его Персональную Капсулу. Она содержала инструкции, сжато изложенные и подчеркнутые красным, с приложенной поперек печатью «СРОЧНО», и подписанные инициалом в виде аккуратно выведенного заглавного «И».

Капитан Хэн Притчер самым строгим приказом отсылался на мятежную планету, именуемую Хэйвен.

Капитан Хэн Притчер, находясь в одиночестве на своем одноместном быстроходном корабле, спокойно и не торопясь взял курс на Калган. В эту ночь он спал сном удачливого и упрямого человека.

Если на расстоянии семи тысяч парсеков падение Калгана под ударами Муловых полчищ породило отклики, возбудившие любопытство старого Купца, опасения упрямого капитана и беспокойство мелочного мэра, то в жителях самого Калгана оно ничего не пробудило и ничем их потревожило. То был неизменный урок человечеству — удаленность во времени, равно как и в пространстве, придает зрению остроту. Нигде, кстати, не отмечалось, что урок этот когда-либо был усвоен должным образом.

Калган был Калганом. Он единственный во всем этом квадранте Галактики как будто не ведал, что Империя рухнула, что Станнеллы уже не у власти, что величие удалилось, а покой исчез.

Калган был прекрасной планетой. В раскрошившемся здании человечества он сохранил свою цельность, оставшись поставщиком удовольствий, покупателем золота и продавцом досуга.

Он избежал наиболее тяжелых превратностей истории, ибо какой завоеватель смог бы разрушить или хотя бы нанести серьезный ущерб миру, ломящемуся от такого количества денег — ведь именно за деньги покупается покой.

И все же даже Калган сделался в конце концов штаб-квартирой военного диктатора, и жизнь его стала закаляться в горниле неотложных военных нужд.

Его мирные джунгли, его красиво вылепленные берега и его чарующие города заполнились эхом маршей импортированных наемников и завербованных граждан. Планеты, составлявшие его владения, были вооружены, и деньги его впервые в истории оказались вложены в боевые корабли, а не в подкупы. Его правитель, без сомнения, доказал, что он не только намеревается защищать свое, но и жаждет отнять чужое.

Он был одним из сильных людей Галактики, творцом войны и мира, строителем империи, основателем династии.

И некто со смехотворным прозвищем «Мул» захватил его, и его вооружения, и ростки его империи — и все это без единого сражения.

Так что Калган стал прежним, и его одетые в униформу граждане поспешили вернуться к былой жизни, а иноземные профессионалы войны охотно влились в отряды новоприбывших завоевателей.

Снова, как и всегда, организовывались детально продуманные, роскошные, никогда не сопровождавшиеся человеческими жертвами охотничьи экспедиции за культивируемой фауной джунглей, и воздушные преследования птиц на гоночных флайерах, фатальные только для самих Огромных Птиц.

В городах беглецы со всех концов Галактики могли выбирать из разнообразных развлечений те, что соответствовали возможностям их кошелька: от воздушных дворцов зрелищ и фантазии, открывавших свои двери любому обладателю полукредитки, до незаметных, тайных притонов, доступ куда получали только самые богатые.

В громадном потоке туристов Торан и Бейта значили меньше, чем капля в море. Они зарегистрировали свой корабль в огромном общем ангаре на Восточном Полуострове и перелетели к излюбленному месту отдыха для среднего класса — Внутреннему Морю, где развлечения были еще в рамках законности и даже пристойности, а толпы находились еще в пределах выносимости.

Для защиты от света Бейта носила темные очки, а от жары — тонкое белое платье. Обхватив колени руками, лишь слегка позолоченными солнцем, она застывшим, отключившимся взором рассматривала простершееся во всю длину тело своего мужа — прямо-таки мерцавшее в блеске ослепительно-белого светила.

— Не переборщи, — приговаривала она в первые дни.

Но Торан был родом с мертвенно-красной звезды. Несмотря на три года, проведенных на Установлении, солнечный свет все еще был для него роскошью, и уже четвертый день его кожа, заранее обработанная в целях повышения сопротивляемости лучам, была избавлена от соприкосновения с одеждой, за исключением коротких шортов.

Бейта перевалилась по песку поближе к Торану, и они шепотом заговорили. Мрачный голос Торана трудно было соотнести с его расслабленным лицом:

— Нет, я согласен, что мы ничего не добились. Но где он? Кто он? Этот безумный мир молчит о нем. Может быть, он и не существует.

— Он существует, — возразила Бейта, едва шевеля губами. — Он умен, вот и все. И твой дядя прав. Он и есть человек, которого мы могли бы использовать — если еще есть время.

После краткой паузы Торан прошептал:

— Знаешь, чем я занят, Бей? Я просто дремлю, обалдев от солнца. Все дела устраиваются сами собой… Это так приятно… — сказал он в изнеможении, потом заговорил громче. — Бей, ты помнишь, что говорил в колледже доктор Аманн? Установление никогда не может проиграть, но это не означает, что проиграть не могут и правители Установления. Разве подлинная история Установления не начинается с того, что Сальвор Хардин вышиб Энциклопедистов и стал первым мэром планеты Терминус? А потом, в следующем веке, не захватил ли власть Гобер Мэллоу почти столь же радикальными методами? Значит, правители дважды были побеждены, так что это возможно. Почему бы теперь не попробовать нам?

— Это старейший аргумент из книг, Тори. Какая пустая трата прекрасных грез.

— Нет, в самом деле, послушай. Что такое Хэйвен? Разве это не часть Установления? Это есть, так сказать, часть внешнего пролетариата. Если большими начальниками станем мы, Установление опять победит, и проиграют только теперешние правители.

— Между «мы можем» и «мы станем» огромная разница. Ты просто болтаешь чушь.

Торана передернуло.

— Чепуха, Бей, просто ты в кисло-зеленом настроении. Зачем портить мне удовольствие? Я лучше посплю, если ты не против.

Но Бейта вместо ответа вдруг вытянула шею, совершенно непоследовательно захихикала и, стащив очки и прикрыв глаза ладонью, вгляделась в пляж.

Торан поднял голову и приподнялся на локте, чтобы проследить за ее взглядом.

Как видно, она наблюдала за тоненькой фигуркой, стоявшей ногами вверх и расхаживающей, покачиваясь, на руках для развлечения случайной толпы. То был один из нищих акробатов, которыми кишел берег — выламывая гибкие суставы, они старались ради жалких грошей.

Неподалеку прогуливался пляжный охранник, и клоун, удивительным образом сохраняя равновесие на одной руке и стоя вверх ногами, другой рукой показал ему нос. Охранник угрожающе приблизился и отлетел назад, получив ногой по животу. Клоун, не прерывая движения, рывком вскочил на ноги и был таков. Разъяренный охранник тщетно пытался пробиться через отнюдь не благоволившую ему толпу.