— Этим и объясняется ваш интерес к нам, капитан? — спросил Торан.

— Нет. Дело в клоуне. Этот клоун — один из очень немногих людей, видевших Мула. Я хотел встретиться именно с ним. Он может стать необходимым мне доказательством, — а Галактике известно, что мне кое-что требуется для пробуждения Установления.

— А оно нуждается в пробуждении? — прервала его Бейта с неожиданной резкостью. — Для чего?

А вы, значит, выступаете в качестве будильника? Но в какой роли — мятежного демократа или тайного полицейского провокатора?

Жесткость в чертах капитана проступила более заметно.

— Когда появляется угроза для Установления в целом, госпожа революционерка, страдают и демократы, и тираны. Давайте спасем тиранов от более страшного тирана, а свергнуть их мы еще успеем.

— О каком это более страшном тиране вы говорите? — вспыхнула Бейта.

— О Муле! Я о нем кое-что разузнал — достаточно, чтобы уже много раз оказаться мертвецом, не действуй я столь хитроумно. Вышлите клоуна из комнаты. Это требует уединения.

— Маньифико, — произнесла Бейта, сделав жест рукой, и клоун без звука удалился.

Голос капитана звучал весомо и напряженно — и одновременно так тихо, что Торан и Бейта подвинулись поближе. Вот что они услышали:

— Мул — проницательный делец. Достаточно проницательный, чтобы понимать, какими преимуществами обладают магнетизм и блеск личного лидерства. Раз он отказался от них, у него есть веская причина. Этой причиной должно быть то обстоятельство, что личный контакт с ним может выявить нечто такое, чего никто ни при каких обстоятельствах не должен узнать.

Он отмахнулся от вопросов и продолжал скороговоркой:

— Я отправился на место его рождения и расспросил людей, которые долго не проживут, поскольку обладают знаниями определенного рода. И так уже в живых остались немногие. Они помнят ребенка, родившегося тридцать лет назад; смерть его матери; его странную юность. Мул — не человеческое существо!

Оба его слушателя отпрянули, объятые ужасом от одних туманных намеков. Никто из них толком ничего не понимал, но во фразе этой прозвучала явная угроза. Капитан продолжал:

— Он мутант и, как явствует из его дальнейшей карьеры, мутант весьма удачливый. Я не знаю, является ли он в истинном смысле тем, что в боевиках именуется «сверхчеловеком»; но путь, пройденный им за два года — от ничтожества до победителя военного диктатора Калгана — куда как красноречив. Так вы видите опасность или нет? Разве в плане Селдона могла быть учтена генетическая случайность, давшая Мулу непредсказуемые биологические возможности?

Бейта медленно проговорила:

— Я не могу поверить в это. Это какой-то усложненный трюк. Почему люди Мула не убили нас? Ведь будь он сверхчеловеком, это им ничего бы не стоило.

— Я же говорю вам: я не знаю пределов его мутации. Возможно, он еще не готов к схватке с Установлением и до поры предпочитает воздержаться от провокаций. Дайте-ка мне поговорить с клоуном.

Капитан в упор рассматривал дрожащего Маньифико, который явно не доверял этому большому, жесткому человеку.

Капитан начал не спеша:

— Видел ли ты Мула своими собственными глазами?

— Видел — и даже слишком хорошо, уважаемый господин. И ощущал тяжесть его руки на своем теле.

— Я в этом не сомневался. Можешь ли ты описать его?

— Очень страшно припоминать его облик, уважаемый господин. Он — человек могучего телосложения. Против него даже вы будете хлипковаты. Его волосы — жгуче-алые, и всей моей силой и весом я не мог бы сдвинуть его руку даже на толщину волоса, — худенькая фигурка Маньифико словно свернулась в единую мешанину рук и ног. — Часто, чтобы развлечь кого-либо из своих генералов или себя самого, он поднимал меня, зацепив за пояс одним пальцем, на пугающую высоту, и я должен был читать стихи. И только после двадцатого стиха он отпускал меня, а каждый из стихов следовало импровизировать в правильном размере, иначе приходилось начинать сначала. Он человек всеподавляющей мощи, уважаемый господин, и жестокий в употреблении своей мощи, — а его глаз, уважаемый господин, никто не видит.

— Что? Как ты сказал?

— Он носит очки, уважаемый господин, очки престранного вида. Говорят, что они непрозрачны, и что он видит благодаря могущественному волшебству, которое далеко превосходит силы человеческие. Я также слышал, — и тут его голос стал тих и таинствен, — что увидеть его глаза — это значит увидеть смерть; что он убивает своим взглядом, уважаемый господин.

Глаза Маньифико перебегали с одного из наблюдавших за ним лиц на другое. Он вскрикнул — и голос его пронзительно задрожал:

— Это правда! Клянусь жизнью, это правда!

Бейта глубоко вздохнула.

— Похоже, что вы правы, капитан. Хотите ли вы улететь с нами?

— Что ж, рассмотрим ситуацию. Вы здесь ничего не должны? Барьер над ангаром открыт?

— Я могу улететь в любое время.

— Тогда летите. Мул, может быть, и не желает противодействовать Установлению, но он страшно рискует, допустив бегство Маньифико. Этим, вероятно, и объясняется в первую очередь шум и суета по поводу этого бедняги. Так что вас наверху могут поджидать корабли. Если вы исчезнете в космосе, некому будет предъявлять обвинение.

— Вы правы, — уныло согласился Торан.

— Однако у вас есть защитное поле, и ваш корабль, вероятно, более быстр, чем все, что у них имеется. Так что как только вы выйдете за атмосферу, сделайте на нейтрали виток в другое полушарие и там жмите вперед на полном ускорении.

— Да, — холодно произнесла Бейта, — а когда мы вернемся на Установление? Что тогда, капитан?

— Тогда вы окажетесь готовыми сотрудничать гражданами Калгана, разве не так? Ведь мне ничего иного не известно.

Все замолкли. Торан повернулся к пульту управления. Последовало едва заметное колебание.

…Лишь когда Торан оставил Калган позади, на расстоянии, достаточном для того, чтобы попробовать первый межзвездный прыжок, лицо капитана Притчера проявило признаки беспокойства — ибо ни один корабль Мула никоим образом не пытался помешать их отлету.

— Похоже, что он позволяет нам увезти Маньифико, — сказал Торан. — Не очень-то хорошо согласуется с вашим рассказом.

— Если только, — поправил капитан, — он не желает, чтобы мы его увезли, — что, в таком случае, не очень-то хорошо для Установления.

Первые новости ультраволнового вещания достигли корабля после заключительного прыжка, когда Установление оказалось уже на расстоянии нейтрального полета.

В них кратко сообщалось кое о чем интересном для беглецов. Утомленный голос диктора рассказал, будто некий военный диктатор — не названный по имени — предъявил Установлению ноту относительно насильственного похищения члена его двора. Диктор перешел к спортивным новостям.

Капитан Притчер сказал ледяным тоном:

— Он в конечном итоге опередил нас на шаг, — и, задумавшись, добавил: — Он готов столкнуться с Установлением, и он использует эту историю как повод для действий. Это осложняет наше дело.

Мы должны будем начать раньше, чем окажемся готовыми по-настоящему.