Штаб корпуса прогрессоров располагался по иронии судьбы в одном из самых тихих переулков исторического центра Москвы, то есть на самом дне гигантского города. Можно было бы сказать, что сюда никогда не проникали лучи солнца, если бы они вообще пробивались сквозь дождевые облака, идущие бесконечными потоками со всех сторон света, чтобы пролиться над столицей Великого Халифата.

Брусчатую мостовую в этом переулке, да и в окрестных тоже, на вершок покрывала стоячая вода, в которой плавало полно всякого мусора, крыс и ужей. Вероятно, муниципальные насосы не справлялись с откачкой всё время прибывающей воды, а жители мегаполиса не утруждали себя особенно сортировкой мусора по разноцветным ящикам, предпочитая бросать его вниз, на головы… Чем хорош большой город: в нём всегда есть кто-то, кто стоит ниже тебя, и примет выливаемые на него помои как манну небесную.

Здание, которое занимал Штаб корпуса пргрессоров, всё ещё сохраняло на своём фасаде табличку тёмного металла с мало читаемыми буквами, которые сообщали досуживливому зрителю, что это не что иное как

"Городская усадьба конца XVIII-начала XIX веков. Охраняется государством"

Поэтому мы вполне можем представить себе низкое сооружение с двускатной крышей, украшенное по фасаду фальшивой колоннадой. Когда-то оно было выкрашено жёлтой краской, а теперь было в грязно зелёных подтёках и трещинах.

— И здесь ты служишь! — разочарованно сказал Коля, когда они с дядей подошли к подъёзду выше описанного дома.

— Я здесь получаю командировочные. — Осадил его дядя Андрон.

— Уколы тоже здесь делают? — спросил Коля.

— Где же ещё… — Дядя потянул на себя тяжёлую дубовую, кованную ржавым железом дверь.

За дверью оказалась полутёмная передняя. Из-за доисторического, крытого зелёным сукном, письменного стола, на котором горела электрическая лампа под синим абажуром, навстречу Коле с дядей вышел человек. Он был в таком же как у дяди видавшем виды десантном комбинезоне. Лица человека юноша не разглядел, его скрыл полумрак. Единственное, что понял молодой человек, в облике встречавшего их мужчины было то, что один его глаз прикрывала чёрная пиратская повязка.

Полумрак же скрывал от посетителей шкафы, высящиеся по стенам. Стеклянные проёмы их дверц были забраны белой бумагой или бязевыми занавесками, за которыми едва угадывались ряды картонных папок, как будто прямиком поступивших сюда из археологического музея.

На столе дежурного Коля не увидел компьютера, принтера, сканнера, и ни какой другой оргтехники, кроме коробки телефонного аппарата с изогнутой ручкой. Ещё на столе гудел примус, примитивное нагревательное устройство. На примусе пыхтел жестяной чайник с помятым боком. Между телефонным аппаратом и примусом лежала газета, настоящая бумажная газета. Коля сумел разобрать её название: "Советский спорт"

На газете лежали куски чёрного хлеба, и высилась открытая консервная банка, в которой торчала алюминиевая ложка. Рядом находились разрезанные луковицы и надорванная пачка папирос.

— Здравствуйте, Андрон Викторович — проскрипел человек с одним глазом.

— Здравия желаю, Пров Фомич, — откликнулся дядя Андрон.

Они обнялись. Человек с одним глазом вернулся за стол. Коля увидел его лицо. Оно было в шрамах, но шрамы его не портили, но делали значительным, и внушающим доверие.

— Чаю? — спросил Пров Фомич.

— Спасибо, дома попили, — отказался Андрон Викторович, — Нам бы Псоя Кузьмича повидать. Он у себя?

— На месте. Сейчас доложу.

Пров Фомич покрутил ручку телефона и снял трубку:

— Ромашка, ромашка — я пепел… Псой Кузьмич, к вам Андрон Викторыч… Не один, не один… С каким-то молодцом… Пускать? Лады, лады…

— Проходите, Андрон Викторыч, и вы, молодой человек, походите, не знаю, как вас звать величать…

— Коля…

— Николай, значит…А по батюшке?

— Викторыч, — ответил за племянника дядя.

— Ну что ж, проходите, Андрон Викторыч и Николай Викторыч. Псой Кузьмич вас ожидают. Ну, ты, Андрон, знаешь, где он сидит…

— Ещё бы…

Дядя толкнул дверь, которую Коля ни за что бы, ни заметил среди шкафов, и они вошли в совсем тёмный коридор, в котором, что называется, было не видно ни зги. Молодой человек тут же больно ударился коленом о какой-то острый угол.

— Блин! — сказал юноша, — Что это за корпус прогрессоров, в котором на лампочках экономят!

— Дерзок ты, племяш! — сделал замечание Коле дядя.

Он крепко схватил юношу за руку и потащил его по коридору по направлению к светящейся вдалеке букве "L".

Прежде чем цель была достигнута, кроме колена Коле пришлось ушибить локоть, лоб и ухо.

Буква «L» обратилась в сияющий прямоугольник, который принял гостей возгласом:

— Кого я вижу! Андрон Викторыч! А это кто с ним такой? Да это же Николай Викторыч! Просим, просим…

Кто-то маленький круглый прыгучий как мячик бросился к дяде с племянником с объятьями и поцелуями. Потом он отскочил, и Коля смог рассмотреть Псоя Кузьмича.

Псой Кузьмич представлял собой бритоголового мужчину с искрящимися весельем глазами и румяными щёчками. Именно, щёчками, ибо мужчина был, хотя и толстоват, но довольно миниатюрен, но, вот, пигмеи сочли бы его довольно высоким.

Его бесконечный лоб не бороздила ни единая морщина.

Мужчина был одет во френч защитного цвета, застёгнутый на все пуговицы. Колю поразила его обувь. Из-под стола выглядывали настоящие валенки!

Кабинет начальника Штаба Корпуса прогрессоров мало, чем отличался от приёмной. Те же доисторические канцелярские шкафы с застёклёнными дверцами. Дверцы были заклеены бумагой или затянуты бязевыми занавесками так, чтобы были видны только верхушки корешков разноцветных картонных папок, погрызенные временем.

Стол Псоя Кузьмича, за которым он лучился счастьем лицезреть своего старого друга с племянником, был покрыт зелёным сукном. На столе, кроме коробки телефонного аппарата, стоял ещё стакан чаю, выпитый до половины, в золотистом подстаканнике, на белом блюдечке с отколотым краем. На блюдечке лежала баранка. По её блестящей коричневой поверхности уже прошлись зубки Псоя Кузьмича.

Посреди зелёного сукна лежал раскрытый блокнот из самых дешёвых. Рядом стояла настоящая чернильница.

Коля увидел, что начальник Штаба Корпуса прогрессоров любит рисовать. Листок, на котором был раскрыт блокнот, был покрыт изображениями изящных женских профилей, скачущих лошадей и бегущих по волнам парусников.

— Чем, так сказать, обязан! — проскрипел Псой Кузьмич, расплываясь в доброжелательной улыбке, — Ты, брат, представь мне молодого человека, ибо тебя то я знаю как облупленного…

— Прошу любить и жаловать, дорогой Псой Кузьмич, мой племянник Николай Викторыч Шумский. — сообщил дядя Андрон, — Созрел для того, чтобы вступить в нашу организацию, дабы приложить все силы на благо великой миссии и…

— Похвально, похвально… Я очень рад! Люди, тем более молодые, всегда нужны! — обрадовался начальник Штаб, и забарабанил пальцами по столешнице.

Дядя Андрон различил "На сопках Маньчжурии" и стал подпевать. Коля, помедлив, последовал его примеру.

— Ну что ж! — Воскликнул Псой Кузьмич, выдвигая ящик стола, — Не будем откладывать дело в долгий ящик.

Он вынул из ящика стола медный колокольчик и позвонил. Через минуту среди шкафов отворилась дверь и в кабинет вошла… Таких медицинских сестёр Коля видел только в старых немецких порнофильмах. Молодой человек обмер. Старшие товарищи перемигнулись.

Медсестра взяла юношу за руку. Её горячее прикосновение произвело такое действие, что молодой человек повалился на пол без чувств.

— Жидковат. — Сказал Псой Кузьмич и ещё раз позвонил в колокольчик.

Андрон Викторович только развёл руками.

Медсестра задрала полу своего халатика и поправила чулок.

Из той же двери, что она вышла, явились два санитара с носилками. Это были дюжие молодцы с добродетельными суровыми лицами истинных арийцев. Они погрузили Колю на носилки и ведомые медсёстрой убыли.