— А вы как думаете?

— Понимаете… — замялся полковник, — «товарищи» не любят отдавать честь!

— Верно, многие не любят. Но взаимное приветствие позволит укрепить дисциплину и никого не обидит. Не так ли?

Забегая вперед, вспоминаю, как год спустя, во время работы VIII съезда партии, представители «военной оппозиции» выступали против ряда положений новых воинских уставов и особенно критиковали взаимное отдание чести. Знакомясь с материалами съезда, я тогда подумал, что оппозиционеры вольно или невольно пели в унисон с полковником уставного отдела…

После разговора со строевиком я подошел к артиллеристу. Тот не докладывал, а прочел мне лекцию о наших и иностранных пушках, о плотности металла, силе отдачи при выстреле и о многом другом, возможно, очень важном, но тогда для меня малопонятном.

Инженер показывал схемы окопов, блиндажей и прочие премудрости, приводил расчеты.

Словом, вернулся я к себе с созревшим решением, что руководить таким отделом мне не под силу.

С трудом смог доказать это Бурдукову. Мне дали назначение в Юзовку (Донецк) на должность полкового инструктора пехоты. Но дальше Харькова проехать не удалось — немцы перерезали путь.

Пришлось вернуться в Москву за другим назначением. Направили в город Дмитров, Московской губернии, на должность военрука уездного комиссариата. Передо мной поставили задачу — подготовить запасной батальон.

В 1918 году во главе военных комиссариатов стояли два политических комиссара и военный руководитель. Политкомиссарами в Дмитрове были Барышников, угрюмый, малообщительный человек, из солдат, и Наумов, бывший санитар, на вид простоватый, но грамотный, как тогда говорили, «подкованный мужик».

Прочитали мы директиву из губернии о задачах и штате комиссариата.

— Что будем делать? — спросил Барышников.

— Надо подобрать сотрудников и приступать к работе, — предложил Наумов.

А я добавил:

— Для начала следует познакомиться с делами воинского начальника.

— Это зачем? — удивился Барышников.

— По документам можно узнать о положении в уезде с военнообязанными, уточнить запасы военного имущества, набраться опыта.

— Правильно! — поддержал Наумов.

— Совсем неправильно! — резко возразил Барышников. — Ежели тебя назначили на должность, то ты и должен работать, а не рыться в шкафу воинского. Там, кроме старого режима, ничего нет.

— Ладно, — примирительно сказал Наумов. — Вреда особого от этого не будет. Пусть посмотрит.

Оба комиссара ушли, а я открыл шкаф и стал просматривать дела. В глубине шкафа заметил небольшой железный ящик. На внутренней стороне его крышки опись. Из нее я узнал, что тут хранятся мобилизационные документы. Весь остаток дня и половину следующего читал их. Изучил инструкции о порядке призыва на военную службу очередного возраста новобранцев, о мобилизации, о порядке следования, ночлеге и питании. Суть предстоящей работы комиссариата стала ясной.

— Много опыта набрал? — поинтересовался на следующий день Наумов.

— Порядочно.

— А польза какая? — сухо спросил Барышников.

— Очень большая. Товарищ Ленин сказал, что нужно сломать старорежимную машину, но взять из нее хорошие части. Вот хорошее-то и возьмем из этих документов, — поддержал меня Наумов.

Работа комиссариата постепенно наладилась. Мы взяли на учет всех военнообязанных, учли количество лошадей и повозок. Губвоенкомат нас даже похвалил и поставил в пример другим уездам.

* * *

Летом я получил из деревни вызов на уездный съезд Советов. Меня это вполне устраивало: очень уж обострились взаимоотношения с Барышниковым. Он в волости не выезжал, да и в комиссариате не работал, а только ворчал. Губернский военком рассмотрел мою просьбу и согласился отпустить меня в Олонецкую губернию.

По просьбе местных властей стал работать военруком Красновской волости.

Между тем из Мурманска и Архангельска дошли тревожные вести о высадке на севере войск Антанты. Начались кривотолки. Некоторые утверждали, что в наших местах фронту не бывать, «здесь иностранных держав нет, есть только море, лес да горе». Богатеи же говорили, что иностранные цари и короли не могут больше терпеть беспорядков в России. Вот они и наводят порядок!

Зашевелились церковники, начали мутить народ разговорами о приходе антихриста и скором светопреставлении.

Весной 1919 года была объявлена дополнительная мобилизация нескольких возрастов. У нас она тоже прошла успешно.

Из политотдела фронта приехал инструктор Павлов, познакомился с нашей работой, похвалил ее и организовал ячейку сочувствующих партии большевиков. Записалось нас в ячейку 18 человек.

Как раз в это время вернулся Вася Потапов. Я уже и не чаял его увидеть, думал, что погиб, а он, оказывается, был в плену. Мой друг возмужал, похудел и постарел, но остался таким же приветливым, сердечным человеком.

Меня грызли сомнения. Правильно ли, что я, здоровый, сильный, отсиживаюсь в тылу. Думал, думал и попросился в действующую армию. Летом 1919 года меня направили в Смоленск, где находился штаб Западного фронта, а оттуда в Великие Луки — в 15-ю армию.

В штабе армии заполнил анкету. Начальник кадров просмотрел ее, сиял трубку телефона и коротко кому-то сообщил:

— Подобрал. Зайди, познакомься!

Через несколько минут в комнату торопливо вошел полный белобрысый матрос. Он внимательно прочел анкету, изредка вскидывая на меня глаза. Потом сказал:

— Вы мне подходите, товарищ Абрамов. Получайте документ и приходите.

— Коротко, но не ясно! — вырвалось у меня. Матрос вышел, не отвечая. Начальник кадров разъяснил:

— Говорил с вами Иванченко — комендант штаба армии и начальник отрядов особого назначения. Ему требуется командир.

Получив предписание, я пошел к Иванченко. Матрос поднялся из-за стола, улыбнулся:

— Хорошо, что вы так быстро пришли. Присаживайтесь. Назначаю вас командиром 4-й отдельной роты…

— Разрешите заявить, товарищ комендант, — возразил я. — Штаб фронта направил меня на должность командира батальона.

— А вы начальство не перебивайте. Это не просто рота. Вот положение о ней и штат.

Я быстро просмотрел бумаги и извинился.

— Так-то лучше, — снова улыбнулся Иванченко. — Как видите, это не обычное подразделение. При наступлении отряд особого назначения всегда должен быть впереди, увлекая за собой остальные части, а в случае вынужденного отхода — идти последним. И если на фронте случится паника, вы должны навести порядок железной рукой. Поняли?

— Так точно.

— Отряд стоит в местечке Краслава, что по дороге на Двинск. Командира, вашего предшественника, сняли за развал работы. Люди в отряде разболтались, их нужно подтянуть и сколотить для боя. Сколько вам потребуется времени?

— Думаю, что за месяц управлюсь. — Назвав такой срок, я вспомнил, как в 1917 году мне пришлось готовить прибывший из Вятки чрезвычайно распущенный маршевый батальон. Тогда удалось это сделать за 35 дней.

— Хорошо, приступайте, — сказал Иванченко, — но предварительно рекомендую побывать в оперативном отделе. Там вас введут в курс дела на Западном фронте. Армия только комплектуется и одновременно ведет напряженные бои с немцами, белоэстонцами, белополяками, Юденичем и бандами Булак-Балаховича. Из-за недостатка войск сплошного фронта у нас нет. Пришлось отказаться от линейного построения войск и создать маневренные ударные группы на важнейших направлениях. По мере необходимости отряды особого назначения будем перебрасывать на угрожающие участки. Обстановка такова, что ваш отряд тоже может понадобиться раньше срока. Дорог каждый день, так что сразу принимайтесь за дело. Будет в чем нужда, напишите, постараемся помочь. А теперь до свидания, желаю успеха…

Приняв в Краславе отряд, я узнал из строевой записки, что в нем большой некомплект красноармейцев, младших и средних командиров. Кавалерийский взвод не имел лошадей, пулеметному не хватало двух пулеметов. На все недостающее сразу отослал заявку Иванченко.